Сталин - Дмитрий Волкогонов

Я уже высказал ряд соображений по этому поводу ранее. Добавлю следующее. В истории неоднократно бывало, когда логика революции или контрреволюции вела к террору. И тогда история, по словам Ф. Энгельса, самая жестокая из богинь, могла тащить свою триумфальную колесницу через горы трупов не только во время войны... Во второй половине 30-х годов никаких видимых предпосылок к развязыванию массовых репрессий не было. Страна, несмотря на многочисленные трудности, находилась на подъеме. Могучий революционный заряд Октября придал долгое и устойчивое ускорение социальному движению. Люди почувствовали первые реальные плоды живой, притягательной силы социализма. И в этот момент Сталин и созданный им карательно-бюрократический аппарат начали беспрецедентную кампанию насильственной ликвидации всех представителей прошлых "оппозиций", всех, кто мог в какой-либо форме, хотя бы теоретически, выразить несогласие с режимом тирании "господствующей личности". Народ принял муки, казалось, без всяких причин. Это могло произойти лишь в условиях, когда не было создано надежного механизма социальной защиты.

В этот период проявились наихудшие черты Сталина. На все времена дан страшный урок: самые высокие политические идеалы без гармонии с нравственностью могут быть фальшивой драгоценностью. Истории ведь не скажешь, что нам не повезло с руководителем. Поскольку это невезение было уже не раз, дело, видимо, заключается в несовершенстве механизма и недостаточной демократичности процедуры выдвижения, контроля, прежде всего снизу, и замены руководящей личности. А ведь Ленин полагал, что "масса должна иметь право выбирать себе ответственных руководителей. Масса должна иметь право сменять их, масса должна иметь право знать и проверять каждый самый малый шаг их деятельности"534. Правда, ни сам Ленин, ни тем более Сталин, не дали возможности "массе" самой, реально, выбирать себе "ответственных руководителей". Сталин навязал партии, народу свое понимание социализма и методов его построения. Чем выше уровень демократии, тем меньше она зависит от личных качеств лидера. В конце концов, она просто не приемлет непригодного.

Сталин и его аппарат прибегли к террору без всякого исторического оправдания. Вспомним слова Ф. Энгельса о том, что террор состоит в большинстве случаев из бесполезных жестокостей, совершаемых перепуганными людьми для самоутверждения.

Согласно сталинскому миросозерцанию, великая цель оправдывала широкое применение насилия - создание более "однородного" общества, прежде всего в плане нивелирования мышления и помыслов людей. Но Сталин ошибся в главном: он плохо знал народ, его возможности и чаяния. На какое-то время репрессии заставили народ замолчать, безропотно выносить кровавое безумие. Но веру советских людей в социальную справедливость, истинную ценность гуманистических идеалов Сталин убить не смог. В значительной массе людей сохранилось глухое недовольство и неприятие, загнанные глубоко внутрь. В то время они не могли найти достойного выхода. К слову сказать, многие начинали по-настоящему анализировать происходящее, лишь оказавшись за колючей проволокой. Зерна негодования, гнева, возмущения и скорби дали всходы лишь много лет спустя.

Сегодня, например, уже по-иному воспринимаются и строки, написанные Троцким в книге "Преступления Сталина" (1937 г.). Изгнанник, конечно, смотрел на Сталина прежде всего через призму личной ненависти и предрекал ему близкий крах. Он не мог предположить, что преступления Сталина будут осуждены значительно позже, чем он предрекал. Но, думаю, стоит все же воспроизвести его пророчество:

"Завтра Сталин может стать обременительным для правящей прослойки... Сталин стоит накануне завершения своей трагической миссии. Чем сильнее кажется, что он ни в ком больше не нуждается, тем ближе час, когда никто не будет нуждаться в нем. При этом Сталин едва ли услышит слова благодарности за совершенный труд. Сталин сойдет со сцены, обремененный всеми преступлениями, которые он совершил"535. Читатель имеет возможность сам судить о выводе Троцкого.

Действия Сталина порой выглядят иррационально. Трудно объяснить, например, какой-либо политической логикой резкое ослабление армии накануне страшной войны. Реализация планов экономического развития заведомо затруднялась огромными потерями в кадровом потенциале. Кровавые действия Сталина выглядели необъяснимыми: он санкционирует уничтожение М. Кольцова, которого хорошо знал, встречался с ним, и не трогает Б. Пастернака с его независимыми взглядами. Действиями Сталина руководила беспредельная жажда власти. Его не могла "насытить" даже кровь многочисленных родственников, самых близких друзей, соратников... Утоляя кровавую жажду и не утолив ее до конца, Сталин совершил беспримерные преступления против свободы: свободы жить и свободы мыслить.

Оплакивая гибель сотен тысяч советских людей, лучших сынов и дочерей Отечества, нельзя смириться с тем, что Сталин сделал пассивными соучастниками своих деяний миллионы людей, которые поверили, что "так нужно". Сталину удалось заручиться своего рода поддержкой множества честных граждан. Огромные масштабы репрессий стали возможны потому, что "вождь" вызвал социальную инерцию насилия, порождавшую доносительство, беспринципность, массовую ложь, клевету. Это преступление Сталина особенно тяжко. Ложь всегда оставляет глубокие следы. В памяти. В психологии людей. В культуре. Тем более что ложь всегда пытается напялить на себя одеяние правды. Ложь тогда не имеет шансов, когда ей противостоит правда в союзе с совестью. Именно совесть бывает самым требовательным судьей. Она выступает как бы нравственным посредником между миром бытия и личностью. Благодаря совести мы знаем степень своего нравственного несовершенства, искренности в отношении к идолам и идеалам. Обмануть свою совесть невозможно. Сегодня известно, что если совесть в те годы часто молчала, то прежде всего потому, что рядом не было правды.

На годы сталинского единовластия приходится эпицентр трагедии всего советского народа и потому, что насильно были вырваны из жизни многие патриоты своего Отечества, лучшие специалисты, высокие таланты, люди, подававшие особые надежды. Замена, часто поспешная, иногда случайная, порой корыстная, не могла быть равноценной. Но Сталин знал, что те люди, которые выдвигались вместо репрессированных, более преданны ему, его "линии", установкам. Своим возвышением, часто неожиданным (нередко и незаслуженным), новые руководители были обязаны только "вождю". Он мог, естественно, рассчитывать на их преданность и усердие.

За два года до начала войны страна была как бы обессиленной. Нет, дымились трубы фабрик и заводов, ходили по рельсам поезда, студенты занимались в университетах, люди надеялись, верили в лучшее завтра. Но "обессиленность" была не только от переполненных лагерей, безвестья об исчезнувших близких, знакомых, друзьях, поредевших партийных и военных рядах, а прежде всего от надругательства над идеей, в которую поверили. Ведь Сталин, совершив злодеяния против народа, совершил преступление и против мысли.

Не Сталин остановил безумие. Этот бессмысленный террор дошел до предела, угрожавшего функционированию самой системы. Угрожавшего на рубеже самых тяжких испытаний. Такова была доля советского народа: страдать и преодолевать, бороться и надеяться, жертвовать и побеждать.

Глава 7

У дверей войны

...Их дальнозоркость не есть провидение

далекого будущего. Они - пророки и видят

лишь свои отвлеченные доктрины, а не

грядущую жизнь.

Н. Бердяев

Была глубокая зимняя ночь января 1939 года. Трудовая Москва спала. Лишь кое-где в зданиях наркоматов, Генштаба, огромной коробке на Лубянке сквозь зашторенные окна пробивались слабые блики света. Члены Политбюро, наркомы, военное руководство, как всегда, бодрствовали. Такой распорядок дня - работа до глубокой ночи - сложился постепенно. Сталин и раньше возвращался домой к полуночи, а когда международная обстановка начала еще больше ухудшаться, стал регулярно задерживаться в своем кабинете до двух-трех часов ночи, а иногда и того позже. Ну а для НКВД ночь была чуть ли не основным рабочим временем.

Сталин после 12 ночи редко вызывал к себе кого-либо. Исключение составляло только ближайшее окружение - Молотов, Ворошилов, Берия. Обсуждая тот или иной вопрос, они по предложению Сталина нередко делали перерыв и отправлялись ужинать на его дачу в Кунцево, где за трапезой продолжали заниматься делами. Сталин обычно давал возможность высказаться каждому, бросая иногда короткие реплики, а затем, в конце, не спеша резюмировал. Порой его решения существенно отличались от мнения собеседников, однако это их не смущало. Они тут же соглашались. Пожалуй, возражал порой, и то ненастойчиво, Молотов. Берии удавалось чаще, чем другим, угадывать мысли "вождя", и он не скрывал своего удовлетворения. Иногда требовалась какая-то справка, уточнение детали, статистические данные. Сталин тут же звонил по "вертушке" наркому, иному высокому должностному лицу и коротко справлялся о деле. Почти не было случая, чтобы на другом конце провода не оказалось нужного человека. Иной раз складывалось впечатление, что Сталин такими звонками проверял усердие руководителей, которые в свою очередь и ночью держали при себе определенное число работников для решения внезапно поставленной задачи. Ночные бдения накануне войны стали обычными.