Роза ветров (сборник) - Урсула Ле Гуин

Да и что мне могло сниться? Мне и мечтать-то теперь было больше не о чем. У меня было все, чего только можно пожелать. И все же с течением времени, которое на самом деле здесь никуда не текло, я, даже при моей привычке к одиночеству, все чаще чувствовал себя одиноким; общество спящих начинало меня тяготить. Они были мирными и безвредными, я привык к ним, продолжая жить среди них, а некоторые даже стали мне почти что дороги, и все же они были для меня не лучшими товарищами, чем для ребенка его деревянные игрушки, которым он должен «одалживать» свой голос и душу. Я всюду искал себе работу — не столько для того, чтобы отплатить им за хлеб и кров, а просто потому, что я, в конце концов, привык постоянно трудиться. Я полировал столовое серебро, я подметал полы — снова и снова, хотя пыль тут же снова ложилась там и лежала неподвижно, как прежде; я чистил спящих лошадей, я расставлял книги на полках. И вот это-то последнее и привело к тому, что однажды я открыл какую-то книгу — просто от нечего делать — и попытался разгадать, что там написано.

Я не держал в руках книги с тех пор, как моя мачеха учила меня узнавать буквы по букварю, да, кроме этого букваря, я никаких других книг и не видел, разве что ту, большую Книгу, которую священник держал в руках во время торжественной службы на святки. Сперва я, конечно, в книгах только картинки рассматривал, и эти чудесные картинки очень мне нравились. Но потом меня заинтересовало то, что же написано рядом с ними. Я стал вспоминать, как пишутся отдельные буквы: «а» казалась мне похожей на сидящую кошку, «в» — на толстобрюхого выпивоху, «д» и «т» — на верстак плотника и т. п. Постепенно знания стали возвращаться ко мне. Из соединения букв появлялось то слово «кот», то предлог «на». Времени у меня было более чем достаточно, хотя я никуда и не торопился. И в итоге я начал читать — сперва романтические, любовные истории и легенды, устроившись в личных покоях королевы, где я впервые, собственно, и взял в руки книгу, а потом и книги из библиотеки короля, в которых описывались всякие войны, неведомые мне государства, различные путешествия и знаменитые люди. И, наконец, я добрался до библиотеки принцессы, где оказалось немало книг с волшебными сказками. Вот тут-то я и узнал, что это за замок, что это за король, что это за сенешаль и какая, собственно, история с ними со всеми приключилась. Так что теперь я могу написать и свою собственную историю.

Но я всегда без удовольствия ходил в ту комнату в башне, где стояли на полках книжки с волшебными сказками. Лишь в самый первый раз мне было любопытно туда подняться; а после я ходил в башню только за книжками. Кстати, книжный шкаф стоял у самых дверей, так что я быстро, не глядя по сторонам, выбирал книгу и тут же снова, чуть ли не бегом спускался по винтовой лестнице вниз. На нее я никогда не смотрел; я разглядел ее лишь однажды, в тот, самый первый раз.

Она была в своей комнате одна. Сидела у окна на низеньком стульчике с прямой спинкой. Нитка, которую она пряла, лежала у нее на коленях и спускалась на пол. Нитка была белая, и платье у нее было белое с зеленым. А то веретено она держала перед собой на ладони. Было видно, что оно вонзилось ей своим острым кончиком в большой палец, чуть выше сустава, да так там и осталось. Ручки у нее были маленькие, изящные, явно незнакомые с грубой работой. И она была совсем молоденькая, почти ребенок, даже моложе меня тогдашнего. Она, разумеется, тоже спала, но и во сне показалась мне гораздо милее всех остальных — даже той хорошенькой горничной с шелковистыми волосами, что уснула, высунувшись в окошко и подложив под щеку свою пухлую руку, даже того розовощекого малыша, что спал в своей колыбельке в домике сторожа у ворот, даже своей собственной чудесной бабушки, что спала в южной спаленке. Бабушку принцессы я любил больше всех и часто разговаривал с нею, когда мне становилось уж очень одиноко. Она уснула, сидя у окна и спокойно в него глядя, и легко было поверить, что она меня слушает, а не отвечает просто потому, что задумалась о чем-то своем.

И все же спящая принцесса была исполнена невыразимого очарования. И сон у нее был какой-то легкий, точно сон бабочки.

Я сразу понял это, стоило мне войти в ее комнату и увидеть ее. И с того, самого первого раза, как я ее увидел, я знал: она единственная во всем этом замке может проснуться в любой момент и единственная из всех видит сны. И я понимал, что если заговорю с нею здесь, на самом верху этой башни, она меня, конечно же, услышит; она, может, и не проснется, но непременно услышит меня сквозь сон, и тогда сны ее, конечно же, станут совсем иными. Я знал, что если прикоснусь или хотя бы подойду к ней близко, то потревожу ее сны. А если бы я осмелился сделать то, чего мне мучительно хотелось — убрать это веретено или хотя бы сдвинуть его, чтобы оно не пронзало больше ее бедный пальчик, — то капелька красной крови медленно втянулась бы внутрь нежной складочки чуть выше сустава, и глаза принцессы открылись бы. Они открывались бы медленно-медленно, а потом она посмотрела бы на меня. И чарам пришел бы конец, как и волшебным снам.

Я живу здесь, внутри той живой изгороди, уже очень давно и стал гораздо старше, чем когда-то мой отец. Теперь я такой же старый, как бабушка принцессы, что спит в южной спаленке, и голова у меня такая же седая. Прошло много лет с тех пор, как я в последний раз поднимался по винтовой лестнице в башню. И я больше не читаю книжек с волшебными сказками и не хожу в тот дивный яблоневый сад. Чаще всего я просто сижу в палисаднике и греюсь на солнышке. Когда прискачет верхом тот принц и прорубит себе путь сквозь колючую изгородь — мне это когда-то стоило двух лет тяжкого труда! — одним ударом своего блестящего меча, доставшегося ему по праву, а потом, прыгая через ступеньку, взлетит по винтовой лестнице на самый верх башни, и наклонится над принцессой, и поцелует ее, вот тогда веретено выпадет у нее из рук, и капелька крови на белой коже сверкнет точно рубин, и девушка медленно откроет глаза, сладко зевнет и посмотрит на него. И пока замок будет пробуждаться ото сна — зашевелятся, задвигаются люди, упадут на землю яблоневые лепестки, пчелка встрепенется и зажужжит на цветке клевера, — принцесса все будет смотреть на принца сквозь пелену долгого забытья и обрывки снов, продолжавшихся несколько столетий, и, по-моему, на мгновение у нее все же мелькнет мысль: «А это ли лицо грезилось мне во сне?» Но меня-то к этому времени в замке уже не будет; я упаду где-нибудь подальше, возле мусорной кучи, и усну так крепко, как никогда не спали даже они.

Ursula К. Le Guin

UNLOCKING THE AIR

1996

Публикуется с разрешения автора и ее литературного агента Virginia Kidd Agency (США)

Примечания

1

Внемли и повинуйся (лат.).

2

«Великие заклятия» (лат.).

3

гора Сноуди находится в живописном горном районе на севере Уэльса

4

Омаха — город в Восточной Небраске на р. Миссури

5

Имеется в виду знаменитое стихотворение Уильяма Блейка «Тигр»: Тигр, тигр, жгучий страх, Ты горишь в ночных лесах… (пер. К.Бальмонта). Тигр, по мнению многочисленных исследователей, символизирует ярость разрушения и очистительную энергию, необходимую, чтобы сокрушить заблуждения и зло мира и проложить путь к свету через темные заросли людских самообманов и жестокостей, составляющих сущность современного бытия: Ночные леса, чащоба у Данте и Мильтона олицетворяют земное бытие

6

диэтиламид, производное лизергиновой кислоты; оказывает галлюциногенное действие

7

"Горе сердца», выше сердца (лат.), возглас католического священника во время мессы.

8

вершина вулканического происхождения в Каскадных горах, Северный Орегон

9

Андре Ленотр (1613–1700) — французский архитектор, мастер садово-паркового искусства, создатель «французского» типа парка; Фредерик Лоу Олмстед (1822–1903) — американский архитектор — пейзажист, создатель Центрального парка в Нью-Йорке.

10

спряжение глагола «faire» (делать) в сослагательном наклонении

11

Bagatelle (фр.) — безделица, пустяк; а также — несложное музыкальное произведение.

12

Paisley — узор на ткани, имитирующий рисунок кашмирских шалей; первоначально изделия с таким узором выпускались в г. Пейсли, Шотландия.

13

Daffer (англ.) — тупица.

14

В садах у моего отца… (фр.).

15