Тайна Воланда - Ольга и Сергей Бузиновские
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
XXIII. Он был первым папой, протянувшим руку «безбожной» Москве. Через
несколько лет после неожиданной смерти понтифика были напечатаны
«Пророчества папы Иоанна XXIII» — темные и бессвязные. В анонимном
предисловии говорится, что автор являлся членом общества. наследующего
древним розенкрейцерам.
Но самое удивительное совпадение мы обнаружили в пророчествах
ирландского монаха-визионера Малахии, жившего и XII веке. Он перечислил
52 будущих папы, дав каждому условное имя и предельно лаконичную
характеристику. Иоанн XXIII — «Пастор и Навигатор». Может быть, пророк
имел в виду двух разных людей, связанных между собой каким-то не совсем
очевидным образом?
(Если верить Малахии, нынешний местоблюститель трона Св. Петра
Иоанн Павел II — предпоследний, а последним будет «Flos florum». «Цветок
цветков». С пророчеством о пятьдесят втором папе связывали самые
загадочные строки «Божественной комедии» — про грядущего обновителя
церкви по имени «Пятьсот Пятнадцать». DXV. Все комментаторы Данте
сходились на том, что вторую и третью цифры следует поменять местами: латинское слово DVX — «вождь». Самые смелые толкователи писали о новом
воплощении Св. Петра или даже Моисея).
Как и следовало ожидать, Кокто нигде не пересекался с Анджело
Ронкалли — будущим папой. Но в I960 году «Навигатор» участвовал в
реставрации лондонской церкви Богоматери Французской, пострадавшей от
бомбежек. Он написал странное распятие, изобразив только нижнюю часть
креста и ноги до колен — неизвестно чьи. Зато другие детали нам уже
знакомы: под ступнями жертвы цветет гигантская роза — «цветок
цветков», — а в небе зияет круглая черная дыра. Среди плачущих женщин и
римских воинов стоит сам Кокто, а в стороне от людей за происходящим
наблюдает большая птица, отчетливо стилизованная под египетского Гора —
сына Ра. Дешифровщик должен сообразить, что птица — аллегория какого-то
человека, имеющего прямое отношение к тому, что происходило на Голгофе.
Возможно, он являлся современником Кокто. Чтобы до конца разгадать
живописную шараду, нужно вспомнить другой символ соколиноголового Гора
— Атон, крылатый солнечный диск.
Может быть, истинный «Навигатор» — Роберто Бартини? Именно на эту
«должность» могут указывать многочисленные астронавигаторы из
«Туманности Андромеды» и «Часа Быка», гриновский мальчик Санди, ставший штурманом и даже эпизодический персонаж Стругацких —
прогрессор, носящий имя-перевертыш Шуштулетидоводус. В текстах «Атона»
нетрудно увидеть и другие пересечения с «Сионской Общиной». По древнему
уставу это сообщество должно состоять из 121 человека: «Сто двадцать одну
Маргариту обнаружили мы в Москве…». Степеней посвящения — пять, причем третья сверху напоминает о Бендере — «Командор». У деревни Сиони
Бендер «скакал и плясал», словно Давид перед Ковчегом. А какую песню
запел собесовский огнетушитель, приведенный в действие Остапом? «Коль
славен наш Господь в Сионе»! Командором именует Маяковского В.Катаев, а
в записной книжке пролетарского поэта есть парижский адрес и телефон
Жана Кокто. Булгаковский поэт Рюхин (списанный с Маяковского) привозит
связанного Ивана в клинику Стравинского. Услышав фамилию Берлиоза, дежурный врач спрашивает: «Это… композитор?». Иван отвечает, что
«композитор — это однофамилец Миши Берлиоза». Но был и другой
однофамилец — известный композитор Стравинский, — русский парижанин, один из ближайших друзей Жана Кокто. Именно Стравинский переводил
беседу Кокто и Маяковского в 1926 году. Об этой встрече Кокто упоминает
единственный раз — в маленьком эссе «Стравинский». А годом раньше
появляется «Собачье сердце» — повесть о том, как московский хирург
Филипп Филиппович Преображенский сотворил человека. О профессоре
сказано: «маг и чародей», «высшее существо», «волшебник», «умственного
труда господин, с французской остроконечной бородкой и усами седыми, пушистыми и лихими, как у французских рыцарей». А далее следует прямой
намек на Меровингов — «королей-волшебников»: «Филипп Филиппович
горделиво поднял плечи и сделался похож па французского древнего
короля».
Шум, поднявшийся через шестьдесят лет после находки деревенского
аббата, указывает на тайный смысл этого события. Но был ли он известен
Соньеру? В Ренн-ле-Шато аббат построил большую виллу и «Башню
Магдалы», отремонтировал церковь и украсил ее странными изображениями.
«Далекими от текста Священного Писания». — как осторожно выразились
создатели фильма… Перед церковью был установлен древний каменный
столб, на котором Соньср приказал вырезать короткую надпись: «Миссия
1891». А над портиком появились слова из Библии: 'Terribilis est locus iste".
«Ужасно это место». Кроме того, аббат разместил в церкви несколько новых
фигур и даже самолично разрисовал стены. Одна из этих странных и весьма
грубых по исполнению фресок изображает маленького ребенка, завернутого
в черно-красный шотландский плед. Сюжет другой фрески — положение
Христа во гроб. Но пещера, освещенная полной луной, находится в глубине…
звездного неба!
Кто же родился? Некоторый свет на эту загадку может пролить дневник
аббата Соньера за 1901 год — ветхая тетрадь, куда записывались всякого
рода хозяйственные дела. На форзаце наклеены две картинки, вполне
приличествующие сану — ангелы, опускающие с небес спеленутого младенца
и «Поклонение волхвов». Под первой картинкой рукой Соньера сделана
надпись: «Год 1896, уносимый в вечность вместе с плодом, о коем говорится
ниже». Но ниже — волхвы, пришедшие к маленькому Иисусу и вторая
подпись: «Прими, о Царь, золото, символ царской власти».
Аббат прикоснулся к тайне за десять лет до появления этой тетради:
«Миссия 1891». Через пять лет родился младенец, — это точно совпадает с
годом рождения Бартини, о котором говорил Казневский. Если мы правильно
поняли фреску Соньера и аллегорические картинки на обложке дневника, ребенку суждено было остаться без родителей и пройти таинственное
посвящение, похожее на то, что принял в младенчестве Иисус. То и другое
может быть связано с «вопросами крови»: за гипотезой о происхождении
Меровингов от потомков Иисуса скрывается воплощение Игрока в роде
Давидовом.
4. ЗАГАДКА ПУССЕНА
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});