За тихой и темной рекой - Станислав Рем

— Догадался, — подтвердил полицмейстер. — Как только вошёл в номер. По щели в обоях. Только опять-таки не пойму, зачем?

Белый молчал.

— Хотели стать святым? Мол, совершил противозаконное деяние, а теперь каюсь. Может, хотели спасти честь Полины Кирилловны? Так поздно, батенька мой. Почитай весь город с утра только и долдонит, как о вас двоих. Мол, папенька в петле, а дочка в нумере. Да не стреляйте в меня глазами-то. Поздно. Что делать? Провинция: сплетни разносятся с дуновением ветра, да и прислуге рот не закроешь. Впрочем, и сама госпожа Мичурина слишком уж откровенно себя повела. Полностью встала на вашу защиту. И уж если так вышло, зачем вам топить себя?

— Не знаю, — Белый похлопал по карманам, но трубки не нашёл. В номере, что ли, забыл? — Тошно мне было смотреть вам в глаза, понимая, что вы знаете. Убедительно?

— Рахметовщина какая-то, — Киселёв взмахнул руками. — Начитались Достоевского с Чернышевскими… А жизнь — не литература, батенька мой. И каторга — не лучшее место для очищения.

— Выходит, вы бы поступили иначе?

— Да! Именно! Я бы поступил иначе. Если захотели погубить свою жизнь, бог вам судья. Вот только нужно было это делать сразу, а не морочить девчонке голову! Знаете, что вы с ней сделали? Нет, не отворачивайтесь! Она имя своё опозорила ради вас, в грязь его втоптала! — Владимир Сергеевич сжал пальцы в щепоть, тряс рукой перед глазами советника. — Здесь не столица с вольными нравами. И девочка знала, на что идёт, спасая вас. А вы… как последний безмозглый идиот, все хотите на «нет» свести!.. Вот что я вам скажу, Олег Владимирович: совести у вас нет! Совести! — палец полицмейстера запрыгал перед носом Белого. — Но я, как вы, поступать не стану. И не потому, что вы закрыли глаза на мою деятельность. А потому, что мне жаль усилий Полины Кирилловны, её чистых, светлых порывов. Словом, вы мне ничего не рассказывали, и я ничего не слышал! Точка! Кирилла Игнатьевич Мичурин повесился. Сам! Лично! А вы, господин советник, покинете город незамедлительно! Я ночью имел беседу с его высокопревосходительством. Он согласен отправить «Михаил» завтра рейсом вне расписания. Мало того, Алексей Дмитриевич лично телеграфирует в Петербург о вашем геройском поведении. Так что по прибытии в столицу ждите награды.

— Избавиться от меня желаете? — по-своему расценил последние слова полицмейстера Белый.

— Как вам будет угодно, — Киселёв присел на стул и принялся ладонью тереть больное колено. — Господи, как мы хорошо жили до вашего приезда, господин инспектор. Тихо. Мирно. Полюбовно. А теперь… Что станется в городе со смертью Мичурина, знаете?

— Предполагаю.

— Нет, Олег Владимирович, вы не можете даже предполагать. Полина Кирилловна не в состоянии управлять папенькиным хозяйством. И возраст, и… не женское дело сие. А самое главное, отсутствие опыта. Купец ей ничего о своих делах не поведывал. Сначала начнётся драка среди конкурентов. С кровью. Мордобоем. А после и наш городок, затрясёт, как в лихорадке. А всему виной ваш приезд…

«Я тебя в твоём же говне топить буду! — Белый схватился за голову. Голос покойного купца набатом бил в голове. — За глотку держать и топить! Чтобы вся твоя жизнь тебе опротивела!».

— Что с вами, Олег Владимирович? — кинулся к собеседнику полицмейстер.

— Нет. Нет. Всё в порядке, — бормотал Белый, чувствуя, что ещё немного, и он потеряет от боли сознание.

— Вам отдохнуть нужно, — посочувствовал полицмейстер. — Сколько суток на ногах?

— Не помню. Двое… Или около того.

— Эх, молодо-зелено…

Белый тряхнул головой. Боль немного отпустила.

— Где будут отпевать поручика Рыбкина?

— Что? — переспросил Киселёв. — А… В церкви Вознесения, кажется… Вы собираетесь туда ехать?

— Я должен. Мне надо.

— Тьфу, — беззлобно сплюнул Владимир Сергеевич. — Нет, завтра же отправить вас! Хоть силой. Только с глаз долой.

— И ещё. Мне бы… встретиться с генерал-губернатором.

— А вот этого никак нельзя, — замахал руками Киселёв. — По крайней мере сейчас. Вам требуется срочно привести себя в порядок. Прилечь, хоть на пару часов. Вы же не пойдёте на похороны в рваном офицерском кителе и небритый? Да при таком самочувствии?

— Мне нужно!

— Надеетесь увидеться с Анной Алексеевной? Не советую.

— Почему? — Белый вскинул усталый, удивлённый взгляд на полицмейстера.

— Не глядите так на меня. Подумайте сами. О том, что у вас в нумере ночевала Полина Кирилловна, повторю, весь город знает. Дочь губернатора в том числе. А сколько еще приврали…

— Понятно, — голос советника сел и звучал глухо, напряжённо.

— Да и не дело это, выяснять отношения на похоронах. Пообщайтесь с госпожой Баленской после панихиды. Если она захочет.

— Благодарю, — кивнул Белый. — Вы правы.

— А как с Кнутовым? — неожиданно поинтересовался Владимир Сергеевич. — Он ведь пуп за ради возвращения в столицу надрывал. Сейчас лежит в госпитале. Контузия. Нашли, — Киселёв хлопнул рукой по столу, — нашли ведь, где прятался Индуров! Вот тут вы были правы. Только вещественные доказательства пребывания штабс-капитана в подземелье схоронены под слоем земли и камня.

— Откапывать не станете?

— К чему? Индуров мёртв. Ваше задание выполнено, с лихвой! Так что, взятки гладки!

— А цирюльник?

— Японец-то? Найдём вам его. Никуда не денется. Более ему здесь не с кем контактировать. Так что особой опасности он теперь не представляет.

— Он — враг!

— Если вы ведёте речь к тому, чтобы остаться, то не выйдет. — Киселёв покачал головой. — А японца как поймаем, доставим к вам. Не беспокойтесь… А вот со старшим следователем-то как? Как же обещание?

— У меня предложение к господину Кнутову имеется. Надеюсь, вы поддержите.

Киселёв понимающе кивнул головой:

— Лучшей кандидатуры и не подобрать. Согласен.

— Его высокопревосходительству я доложу о своём решении сам. Лично. — Белый поднялся.

Киселёв тоже встал и, впервые перейдя на «ты» в общении с советником, произнес:

— Ни черта ты, Олег Владимирович, из нашего разговора не понял. Ну да бог тебе судья.

Станислава Валериановича Рыбкина, Хрулёва и его невесту отпевали в новой церкви. Вокруг кирпичного здания, по внешнему виду напоминавшего русские постройки времён Елизаветы Петровны, собралась огромная толпа. Желающих попрощаться с первым поэтом Приамурья набралось несколько тысяч человек.

Белый опоздал, потому с трудом протолкнулся в церковь. У самых дверей внутри помещения, где установили гробы, стояло несколько человек во главе с редактором «Амурских ведомостей» Кузьмой Петровичем Аршинниковым. Каждый из них держал в руках по пачке свежего номера газеты.