Переписка 1826-1837 - Александр Пушкин

Быть может, не без известно и особе вашей, что по зделанному мне от покойной бабушки Марьи Алексеевны, и богохранимой здравствующей матушки вашей Надежды Осиповны доверию, занимался я с 1807-го по 1814-й год делами по Опочецкому имению вашему согласно заключенному контракту, с положением мне жалованья по 50 руб. в месяц; потом руководствуясь сим уполномочием, все меры употреблены были с моей стороны к оправданию возложенной на меня порученности; наконец в течении семи лет, имение сие от всех возникнувших тогда к нему неправильных притязаний и исков избавлено, и получено во владение доверительниц под мою росписку; а противники, как полагаю я, что и вы изволили быть может наслышанными, в последствии времен уже умершие, г. Толстая, и подпоручик Тимофеев, остались во всех неблагонамеренных предприятиях их навсегда испроверженными; а с тем вместе и всякая собственность ваша по неправильным сих особ исканиям — подвергнувшаяся тогда арестному заведованию, освобождена; и возвращена своевременно в руки законных владетельниц.

В продолжении дел сих, встречал я не токмо трудности в защищениях прав, к ограждению мне вверенного, но еще несколько кратно сам личьно подвергался опасностям быть судимым по возобновляемым клеветам и ябедам г. Тимофеева со стороны г. Толстой о фальшивых документах, кои я обнаружил; но все ухищрения сии с помощию единого токмо бога, были отражены, и я избегнул от угрожавших последствий. —

Покойная бабушка ваша в жизнь свою, ценя и уважая труды мои, а не менее того и потерпенные во все то время беспокойствия с неожидаемым излишеством, как и самое очищение от всех неблагоприятных случаев имения, вознаграждала меня по условию следующим жалованьем без остановочно; но за остальный 1813-й год 600 рублями, и за генварь 1814 года 50-ю руб. по неимению ею тогда у себя при расчете наличных денег, я остался не удовлетворен; в каковой сумме от бабушки вашей выдано мне собственноручная ее тогож 1814 года февраля 28 дня расписка, для получения моего тех 650 рублей из Михайловского; но токмо оных по отсудствии Марьи Алексеевны, я ни от кого не получил; после же смерти ее, в бытность батюшки вашего Сергея Львовича в том же имении, я личьно представ пред ним, просил о моем удовлетворении, но в том мне отказано было с отзывом: что батюшка ваш долгов за Марью Алексеевну платить не обязан. —

И так с крайним прискорбием, и неудовлетворительною в руках моих оставшеюся распискою, я должен был предать себя молчанию, опасаясь малейшим образом нарушить спокойствие особ, прежде столь много — и бессомненно мне доверявших, требованиями моими где-либо о моем удовлетворении, выжидая единого благотворительного время и случая, представить все то на уважение особы вашей тогда, когда с. Михайловское откроет мне свободный путь во время пребывания в нем Вашего; но отвлекаемые меня по крайней нужде моей обстоятельства, недозволили мне иметь счастия предстать к особе Вашей, хотя изволили неоднократно посещать его в недавнем пред сим времени. —

В таковой всегдашней лестной надежде моей пребывая до сего настоящего времени, и не имея счастия повергнуть себя милостивому покрову Вашему моею личьностию, ныне дерзновенную смелость принял, с изъяснением описанных обстоятельств, и представя у сего своеручьную покойной бабушки вашей росписку орегиналом в единственную и непосредственную вашу зависимость, убедительнейше просить о снисходительном принятии во уважение мои заслуги, труды, и беспокойствия в семь лет мною претерпенные, и о неоставлении за все то милостивою вашею, в память рукописи в бозе опочивающей бабушки вашей, наследственною за нее и общее имение наградою меня, хотя неполным уже количеством, но по человеколюбию и благоусмотрению вашему, сколько предназначено будет в мое удовлетворение, с преданием прилагаемой росписки всегдашнему забвению. — Я не осмелился бы решиться утруждать особу вашу, естли бы не был обременен ныне значительным семейством, которое по моему неимуществу, и неимению никакой должности и занятий, во время поздней 60-ти летней моей доспелости, претерпевает вместе со мною всю крайность бедности. —

Долгое удержание мною росписки в безгласности, не извольте причесть к получению по ней удовлетворения моего; в сем уверении, чистою моею признательностию свидетельствуюсь, и в сущей таковой истине, дерзаю призвать себе в помощь самое высочайшее существо! —

В прочем все упование и надежду мою полагать осмеливаюсь, в испрошении такового благотворения от единого великодушия добродетельной и человеколюбивой особы Вашей; не отвергните моления неимущего и обремененного семейством и обстоятельствами старца; и во дни настоящей скудости его не откажите подать ему рукопомощь, по боговдохновению на благодетельное сердце ваше, великою своею милостию. —

В чаянии какового снисходительного благодеяния, с глубочайшим к особе Вашей высокопочитанием, и униженнейшею преданностию моею счастие имею именоваться

Милостивейший государь! ваш всепокорнейший слуга Маркеля Трофимов Лебедев.

Ныне Опочецкий мещанин. Генваря 27 дня 1836 года. Г. Опочька. Где и жительство имею.

1126. П. А. Клейнмихель — Пушкину. 29 января 1835 г. Петербург.

Милостивый государь Александр Сергеевич!

На письмо ваше, милостивый государь, имею честь уведомить, что книги, заключающей в себе последние письма и донесения генерала Бибикова 1774 года, — ни в здешнем, ни в Московском архиве Инспекторского департамента, нет.

С совершенным почтением имею честь быть

Милостивого государя покорнейший слуга Клейнмихель.

№ 606 „29“ генваря 1836 года

Его высокобл.[агороди]ю А. С. Пушкину.

1127. В. А. Соллогуб — Пушкину. Конец января (?) 1836. Тверь. (Черновое)

Monsieur

Je viens de reçevoir à l’instant même une lettre d’André Karamzine, où il me dit, que dans une de ses lettres précédentes il m’avait fait [mention] part d’une explication, que vous paraissiez désirer de moi [et que].

Je m’empresse de vous certifier, Monsieur, que cette lettre s’est égarée en route et que jusqu’aujourd’hui j’ignorais entièrement que par ma licence je pourrais être soupçonné d’une action, indigne d’un homme d’honneur. — Bien loin de vous refuser la satisfaction, que vous désirez avoir de moi, Monsieur, je vais au devant d’elle, et vous prie instamment de me faire savoir par l’entremise d’André, quand et de quelle manière nous pourrons terminer notre affaire. Les circonstances actuelles ne me permettent pas de revenir à Pétersbourg à moins que vous ne le désiriez absolument, et alors ce ne serait que pour quelques heures. Ne voulant pas du reste vous disputer le droit bien légal d’intervenir dans les discours que l’on tient à Madame, je vous répondrai à vos deux questions, que je lui ai parlé de Mr Lensky, parce que je viens de diner avec lui chez le C-te Nesselrode [et que j’ignorais tous les commérages, lui parlant] [нрзб] que du reste je n’avais aucune arrière pensée [ignorant et méprisant toujours les commérages], parce que je ne connais jamais les commérages de société et que je les méprise [toujours les commérages de société] du fond de mon coeur.

[Quand à l’autre question adressée, je ne m’en retraite aucunement; n’ayant reçu de Madame aucune réponse et voyant qu’elle se moquait de moi avec la P-se Wiasemsky] [Quant aux autres détails de cette soirée].

Si j’ai adressé encore d’autres questions peut-être indiscrètes à Madame, c’est que c’était peut-être par des raisons personnelles, dont je ne me crois pas obligé de rendre compte.

Voilà, Monsieur, tout ce que j’ai à Vous répondre. Je m’empresse d’expédier cette lettre à la poste pour vous ôter bien vite le doute outrageux que vous pouvez avoir de mon compte, et vous prie de croire que non seulement je ne suis pas un homme à reculer, mais que je serai même ilatté d’être votre antagoniste.

J’ai l’honneur [1304]

1128. A. H. Мордвинову (?). Вторая половина января — начало февраля 1336 г. Петербург. (Черновое)

Je vous supplie de me pardonner mon importunité, mais comme je n’ai pu hier me justifier devant le ministre —

Mon ode a été envoyée à Moscou sans aucune explication. Mes amis n’en avaient aucune connaissance. Toute espèce d’allusion en est soigneusement éloignée. La partie satyrique porte sur la vile avidité d’un héritier, qui au moment de la maladie de son parent [fait déjà mettre les scelets sur les effets qu’il convoite. J’avoue qu’une anecdote pareille avait été répandue et que j’ai recueilli une expression poëtique échappée à ce sujet.]

Il est impossible d’écrire une ode satyrique sans que la malignité n’y trouve tout de suite une allusion. Derj[avine] dans son Вельможа, peignit un sybarite plonge dans la volupté [sourd au cris du peuple], qui s’écrie

Мне миг [покоя моегоПриятней, чем в исторьи веки.]

On applica ces vers à Patem[kine] et à d’autres — [cependant toutes ces declamations étaient des lieux communs — qui avaient été répété mille fois — ] C’est à d.[ire] dans la satyre des vices les plus bas et les plus communs peints [1305]

Au fond c’étaient des vices de grand seigneur et je ne puis savoir jusqu’à quel point Derj.[avine] était innocent de toute personnalité.

Le public dans le portrait d’un vil avare, d’un drôle qui vole le bois de la couronne, qui présente à sa femme des comptes infidèles, d’un plat-pied qui devient bonne d’enfants chez les gr[ands] s.[eigneurs], etc. — a, dit-on, reconnu un grand seigneur, un homme riche, un homme honoré d’une charge importante. —

Tant pis pour le public — il me suffit à moi de n’avoir pas (non seulement nommé) ni même insinué à qui que ce soit que mon ode [1306]

Je demande seulement qu’on me prouve que je l’ai nommé — quel est le trait de mon ode qui puisse lui être appliqué ou bien — que j’ai insinué.

Tout celà est bien vague; toutes ces accusations sont des lieux communs.

Il m’importe peu que le public ait tort ou raison. Ce qui m’importe beaucoup c’est de prouver que jamais en aucune manière je n’ai insinué à personne que mon ode était dirigée contre qui que ce soit. [1307]