Шардик - Ричард Адамс

Значит, человек этот — торговец детьми-рабами. Лишь строго ограниченное число таких дельцов получило разрешение работать в Бекланской империи, и для каждого из них Кельдерек, предварительно наведя справки у провинциальных губернаторов, самолично установил, какое количество живого товара можно купить по утвержденной цене в том или ином месте в течение определенного периода. Торговцы работали при содействии и покровительстве провинциальных губернаторов — им они были обязаны предъявлять доказательства, что покупают не больше товара, чем позволено, и цену платят утвержденную, а взамен получали от них, когда требовалось, вооруженную охрану для сопровождения рабов до рынков Беклы, Дарай-Палтеша или Теттит-Тонильды. Вероятно, этот человек направлялся с партией малолетних невольников в Беклу, но, когда обнаружил, что путь перекрыт йельдашейцами, решил не бросать ценный товар, а скрыться с ним за Врако. Это объяснило бы чудовищное состояние детей. Но кто именно из работорговцев сейчас перед ним? Разрешение на торговлю детьми выдали немногим, и Кельдерек, в то или иное время побеседовавший почти со всеми ними с целью узнать об ожидаемом доходе и размерах налоговых поступлений, теперь пытался вызвать в памяти лицо каждого. Из тех, кого он сумел вспомнить, никто не походил на этого мужика. На территории империи никогда не действовало более семнадцати разрешений на детскую работорговлю, и из них вряд ли хоть одно было передано первоначальным держателем в другие руки — ибо кто из обладателей такого документа отказался бы от столь прибыльного занятия? Среди двух десятков лиц, всплывших в памяти, этого лица не было. Но ведь он наверняка один из них? Или же… У Кельдерека дрогнуло сердце от дурного предчувствия. Или же перед ним один из незаконных работорговцев, о которых ему не раз докладывали и которых он объявил преступниками, заслуживающими самого сурового наказания: они добывали рабов везде, где только могли, иногда похищая, иногда совершая налеты на отдаленные деревушки, а порой покупая слабоумных, калек и прочих никому не нужных горемык у людей, готовых от них избавиться с выгодой для себя; потом скрытными путями перегоняли их через страну и тайно продавали либо законным торговцам, либо любым другим покупателям. Кельдерек знал, что в империи водятся такие дельцы, и знал также, что они славятся своим бессердечием и жестокостью, склонностью к бессовестному обману и обыкновением забирать все, что можно, везде, где найдут. «Все работорговцы наживаются на людском несчастье, — как-то сказал ему пленный йельдашейский офицер во время допроса, — но есть среди них совсем уже отпетые негодяи, которые крадутся по стране, как грязные крысы, прибирая к своим цепким лапам самых сирых и убогих ради ничтожной прибыли. Сколько ни притворяйтесь, будто ведать о них не ведаете, вы несете полную ответственность за злодейства, ими творимые: ведь человек, строящий амбар, всегда знает, что рано или поздно там заведутся крысы». Кельдерек тогда не стал прерывать офицера, и тот, еще сильнее распалившись гневом, ненароком выдал много полезных сведений.

От воспоминаний Кельдерека отвлек в высшей степени неожиданный звук: звонкий детский смех. Вскинув глаза, он увидел девчушку лет пяти, без кандалов, которая бежала через лужайку, оглядываясь через плечо на долговязого светловолосого паренька. Мальчик этот, даром что в цепях, гнался за ней явно забавы ради: он нарочно отставал и делал вид, будто никак не может ее настичь. Малышка, хотя худенькая и бледная, выглядела не так плачевно, как остальные дети. Почти поравнявшись с Кельдереком, она споткнулась и упала. Парнишка мигом подбежал к ней, поднял с земли и принялся подбрасывать на руках, чтобы успокоить и отвлечь от слез. Занятый этим делом, он повернулся к Кельдереку, и взгляды их встретились.

Бывает, человек, неожиданно уловивший знакомую мелодию, полузабытую за давностью лет, или аромат цветов, что росли у порога, где он играл в детстве, мысленно переносится — помимо своей воли и нередко со слезами — в далекое прошлое и вдруг на миг ощущает себя другим человеком, с которым в ту пору жизнь обходилась гораздо милостивее, чем впоследствии. С не меньшим потрясением Кельдерек сейчас внезапно вновь почувствовал себя Оком Божьим, владыкой Крендриком, королем-жрецом Беклы и живо вспомнил запах тумана и тлеющих углей, кисловатый привкус во рту и гул голосов, раздававшийся позади него, когда он стоял лицом к решетке в зале Королевского дома и тщетно пытался посмотреть в глаза того, чьего взгляда не мог выдержать, — в глаза приговоренного к казни Эллерота. Потом странное ощущение прошло, и он просто сидел в растерянности, уставившись на паренька с белокурой девчушкой на руках.

В следующее мгновение работорговец поднялся на ноги и гаркнул:

— Эй! Горлан! Живорез! Двигаемся дальше!

Оставив свой мешок на земле, он без дальнейших слов зашагал через поляну, щелкая пальцами, чтоб дети пошевеливались, и сгоняя всех к дальнему краю. Перед долговязым пареньком он остановился. Тот неподвижно смотрел на него, по-прежнему держа на руках девочку. Малышка вся сжалась, пряча лицо, и мальчик успокаивающе положил ладонь ей на плечо.

Через несколько секунд стало ясно, что работорговец хочет устрашить парнишку одним взглядом и подчинить своей воле без единого слова или удара. Усталый и весь напряженный, мальчик не сводил с него глаз. Наконец он произнес на запинающемся бекланском с сильным йельдашейским акцентом:

— У нее не хватит сил надолго, а вам все равно не будет никакой выгоды, если она умрет. Почему бы не оставить ее около ближайшей деревни?

Работорговец вытащил нож, а потом, ничего не отвечая мальчику, выжидательно смотревшему на него, отцепил от пояса диковинный железный предмет в виде двух полуколец, заостренных с обоих концов и соединенных коротким прутом. После минутного колебания паренек потупил взгляд, сжал губы и пошел к толпе ребятишек, с девочкой на руках.

В ту же минуту к Кельдереку подбежал хмурый подросток чуть постарше остальных детей, с косящим глазом и с родимым пятном в пол-лица; в рваной кожаной куртке и с ивовым хлыстом в руке.

— Ты тоже давай! — злобно рявкнул он, точно крестьянин на упрямого вола, выведшего его из терпения. — Вставай, твою мать!

Кельдерек поднялся на ноги и посмотрел на него сверху вниз:

— Что дальше?

— Не задавай вопросов! — проорал парень, замахиваясь хлыстом. — Топай туда, да поживее!

Кельдерек пожал плечами и медленно зашагал через поляну к толпе детей. Их тут человек двадцать — двадцать пять, прикинул он. Все мальчики — возрастом от девяти-десяти до четырнадцати лет, насколько можно судить, хотя точно сказать трудно, поскольку они страшно истощены усталостью и болезнями и выглядят не в пример хуже, чем даже самые бедные дети, каких он когда-либо видел в Бекле или Ортельге. От них разило кислым запахом давно не мытых тел, и над их головами вилась туча мух. Один мальчик привалился к дереву и надсадно кашлял, согнувшись в три погибели, а по ногам у него стекал слизистый дизентерийный понос. Он прихлопнул севшую на ухо муху, и Кельдерек, проследив взглядом за движением, увидел у него в мочке рваную дыру. Он перевел глаза на другого ребенка: и у того тоже ухо проткнуто. Озадаченный, он посмотрел на следующего мальчика, потом на следующего… У всех в мочке правого уха была дырка.