Шардик - Ричард Адамс

Несмотря на дикую боль за глазными яблоками, Кельдерек улыбнулся и приподнялся на локте. Отплюнувшись комком ила и с трудом ворочая языком, он сказал на бекланском:

— Если это ты вытащил меня на берег и перевязал мне голову, то благодарю тебя. Похоже, ты спас мне жизнь.

Оборванец два раза кивнул еле заметно, но больше ничем не показал, что услышал обращенные к нему слова. Хотя он продолжал пристально смотреть на Кельдерека, казалось, все его внимание сосредоточено на ноже, которым он поочередно покалывал подушечки пальцев.

— Значит, медведь ушел, — сказал Кельдерек. — Что привело тебя сюда? Ты здесь охотился или просто проходил мимо?

Мужчина по-прежнему молчал, и Кельдерек, вспомнив, что он находится за Врако, мысленно обругал себя: ну зачем я, дурак, полез к незнакомцу с вопросами. Он все еще чувствовал слабость и головокружение, но возможно, дурнота пройдет, если подняться на ноги. Самое разумное сейчас — вернуться в деревню до темноты и посмотреть, на что он будет годен, когда сытно поест и хорошо выспится. Кельдерек протянул руку:

— Ты мне не поможешь?

Мужчина не шелохнулся, а чуть погодя проговорил на ломаном, но разборчивом ортельгийском:

— Далеко тебя занесло от твоего острова, а?

— Откуда ты знаешь, что я ортельгиец? — удивился Кельдерек.

— Далеко, — повторил незнакомец.

Кельдерек наконец догадался проверить, на месте ли мешочек с деньгами, принесенный из Зерая. Мешочек пропал вместе со съестными припасами и ножом. Это Кельдерека не особо удивило; удивительным казалось другое. Зачем этот человек вытащил его из заводи после того, как ограбил, да еще перевязал ему голову? Почему остался сидеть рядом и почему обратился к нему на ортельгийском, хотя сам ортельгийцем явно не был?

— Ты мне не поможешь? — повторил Кельдерек, на сей раз на ортельгийском.

— Да, вставай давай, — сказал оборванец, словно отвечая на другой вопрос. Рассеянный взгляд, устремленный на Кельдерека, стал более сосредоточенным, и мужчина резко подался вперед.

Опершись на одну руку, Кельдерек начал подтягивать левую ногу и вдруг почувствовал, как что-то потянуло его за правую щиколотку. Он глянул вниз: на ногах у него были кандалы, соединенные тонкой цепью в локоть длиной.

— Что это значит? — спросил он, охваченный смятением и страхом.

— Вставай, — повторил незнакомец. Потом встал сам и подступил к нему с ножом в руке.

Кельдерек поднялся на колени, потом на ноги, но пошатнулся и упал бы, не схвати мужчина его за плечо. Приземистый, ниже Кельдерека ростом, он стоял, широко расставив ноги, и в упор смотрел на него, держа нож наготове. Через несколько секунд, не сводя с него глаз, он дернул головой в сторону и промолвил на ортельгийском:

— Туда.

— Погоди! — взмолился Кельдерек. — Погоди минутку. Объясни…

Пока он говорил, мужчина схватил его за левую кисть, рванул к себе и вонзил острие ножа под ноготь. Кельдерек вскрикнул и отдернул руку.

— Туда! — Оборванец снова мотнул головой, показывая направление, и угрожающе поводил ножом перед лицом Кельдерека, заставив отшатнуться сначала в одну сторону, потом в другую.

Кельдерек повернулся и побрел по вязкой грязи, слегка поддерживаемый под локоть непонятным мужиком. Цепь туго натягивалась между лодыжками, ограничивая обычную длину шага. Несколько раз он споткнулся и чуть не упал, потом наконец приноровился и пошел шаркающей походкой, глядя под ноги, чтоб не запнуться. Оборванец шагал рядом, монотонно насвистывая сквозь зубы; изредка свист вдруг усиливался, и Кельдерек каждый раз вздрагивал и весь напрягался в ожидании еще какого-нибудь насилия. На самом деле, если бы не это, он, наверное, свалился бы с ног от слабости и тошноты, вызванной острой пульсирующей болью в ране под ногтем.

Кто же он такой, этот человек? Судя по одежде и знанию ортельгийского, он не из йельдашейских солдат. Зачем ему понадобилось вытаскивать из трясины в безлюдном месте беспомощного незнакомца, уже им ограбленного? Кельдерек пососал палец, из-под ногтя которого сочилась кровь. Если он сумасшедший… а почему бы и нет, за Врако-то? разве Рувит не сумасшедший?.. тогда остается только смотреть в оба и ждать удобного случая. Но цепь здорово затруднит дело, да и сам мужик, несмотря на свой малый рост, противник явно очень опасный.

Внезапно услышав голоса, Кельдерек поднял глаза. Они отошли от заводи недалеко — чуть дальше, чем на полет стрелы. Почва здесь все еще оставалась топкой, и лес рос густо. Впереди между деревьями виднелась поляна, и Кельдерек разглядел там людей, но не приметил ни костра, ни иных обычных признаков стоянки. Мужчина издал короткий бессловесный крик — будто пес гавкнул, — но ответа дожидаться не стал, даже шага не сбавил. Когда они достигли края прогалины, Кельдерек снова споткнулся и на сей раз упал. Мужчина пошел дальше, оставив его лежать на земле.

Кельдерек, весь облепленный засохшей грязью и чуть живой от слабости, перекатился на спину, скосил глаза в сторону поляны и сразу понял, что на ней полно народа. Испугавшись, что он все-таки попался в руки йельдашейским солдатам, Кельдерек сел и быстро огляделся вокруг.

За исключением оборванного мужика, теперь сидевшего поодаль и рывшегося в кожаном заплечном мешке, все находившиеся на поляне были детьми не старше тринадцати-четырнадцати лет. Мальчик с заячьей губой и язвами по всему подбородку уставился на Кельдерека пустым мутным взглядом, словно только что проснулся. Другой ребенок, с подергивающейся головой, неподвижно таращился, открыв рот от удивления и страха. Присмотревшись, Кельдерек увидел, что многие дети страдают телесными недостатками или увечьями. Все были тощие, грязные и имели безучастный больной вид, как полумертвые от голода котята в помойной яме. Почти все, как и он, были в ножных кандалах. Без оков в поле зрения были только двое: один с сухой ногой, а у другого потрескавшиеся рубцы на щиколотках сочились гноем. Дети молча сидели или лежали на земле — один спал, другой испражнялся на корточках, третий безостановочно дрожал, четвертый искал в траве насекомых и ел. Они придавали залитой зеленоватым светом лужайке жутковатый фантастический вид: словно она — пруд, а сами они — рыбы в мире безмолвия, занятые единственно выживанием и обращающие друг на друга не больше внимания, чем необходимо для того, чтобы выжить.

Значит, человек этот — торговец детьми-рабами. Лишь строго ограниченное число таких дельцов получило разрешение работать в Бекланской империи, и для каждого из них Кельдерек, предварительно наведя справки у провинциальных губернаторов, самолично установил, какое количество живого товара можно купить по утвержденной цене в том или ином месте в течение определенного периода. Торговцы работали при содействии и покровительстве провинциальных губернаторов — им они были обязаны предъявлять доказательства, что покупают не больше товара, чем позволено, и цену платят утвержденную, а взамен получали от них, когда требовалось, вооруженную охрану для сопровождения рабов до рынков Беклы, Дарай-Палтеша или Теттит-Тонильды. Вероятно, этот человек направлялся с партией малолетних невольников в Беклу, но, когда обнаружил, что путь перекрыт йельдашейцами, решил не бросать ценный товар, а скрыться с ним за Врако. Это объяснило бы чудовищное состояние детей. Но кто именно из работорговцев сейчас перед ним? Разрешение на торговлю детьми выдали немногим, и Кельдерек, в то или иное время побеседовавший почти со всеми ними с целью узнать об ожидаемом доходе и размерах налоговых поступлений, теперь пытался вызвать в памяти лицо каждого. Из тех, кого он сумел вспомнить, никто не походил на этого мужика. На территории империи никогда не действовало более семнадцати разрешений на детскую работорговлю, и из них вряд ли хоть одно было передано первоначальным держателем в другие руки — ибо кто из обладателей такого документа отказался бы от столь прибыльного занятия? Среди двух десятков лиц, всплывших в памяти, этого лица не было. Но ведь он наверняка один из них? Или же… У Кельдерека дрогнуло сердце от дурного предчувствия. Или же перед ним один из незаконных работорговцев, о которых ему не раз докладывали и которых он объявил преступниками, заслуживающими самого сурового наказания: они добывали рабов везде, где только могли, иногда похищая, иногда совершая налеты на отдаленные деревушки, а порой покупая слабоумных, калек и прочих никому не нужных горемык у людей, готовых от них избавиться с выгодой для себя; потом скрытными путями перегоняли их через страну и тайно продавали либо законным торговцам, либо любым другим покупателям. Кельдерек знал, что в империи водятся такие дельцы, и знал также, что они славятся своим бессердечием и жестокостью, склонностью к бессовестному обману и обыкновением забирать все, что можно, везде, где найдут. «Все работорговцы наживаются на людском несчастье, — как-то сказал ему пленный йельдашейский офицер во время допроса, — но есть среди них совсем уже отпетые негодяи, которые крадутся по стране, как грязные крысы, прибирая к своим цепким лапам самых сирых и убогих ради ничтожной прибыли. Сколько ни притворяйтесь, будто ведать о них не ведаете, вы несете полную ответственность за злодейства, ими творимые: ведь человек, строящий амбар, всегда знает, что рано или поздно там заведутся крысы». Кельдерек тогда не стал прерывать офицера, и тот, еще сильнее распалившись гневом, ненароком выдал много полезных сведений.