Три зимовки во льдах Арктики - Константин Бадигин

«Москва, Кремль - товарищам Сталину и Молотову.

Дорогие Иосиф Виссарионович и Вячеслав Михайлович, нет слов выразить благодарность великой Коммунистической партии, Советскому правительству за внимание, повседневную отеческую работу, оказываемую нам, нашим семьям на протяжении всего дрейфа.

Твердо заверяем Вас, что приложим все силы и с большевистской настойчивостью советских людей закончим нот дрейф по-сталински безупречна. Дружная сплоченная работа экипажа, горячее желание оправдать доверие любимой Родины u Ваше имя, товарищ Сталин, делают нас непобедимыми».

Мы собрали в кают-компании митинг, еще раз огласили приветствие товарищей Сталина и Молотова и прочли ответ, который был единодушно принят.

Еще гремели аплодисменты в честь товарищей Сталина и Молотова, в честь партии и правительства, а мы с Бекасовым уже вбежали в радиорубку, и через минуту зажужжал передатчик. Бекасов заработал ключом, передавая на материк слово за словом.

Над льдами стоял густой туман. Было сыро и холодно. Но мы не замечали всех этих неудобств. На корабле царило радостное, приподнятое настроение.

Радисты по-прежнему работали с полной нагрузкой: поток приветствий с Большой земли усилился. Нас приветствовали МК и МГК ВКП(б), ЦК комсомола, редакции газет, рабочие коллективы предприятий, моряки арктического флота. Запомнилась лаконичная телеграмма капитана ледокола «И. Сталин» Белоусова: «До скорой встречи!»

День прошел быстро и как-то незаметно. А вечером нас ждала новая большая радость: Главсевморпуть в четвертый раз организовал специальную радиопередачу для экипажа «Седова».

Снова в Москву пригласили наших родных, снова в их распоряжение предоставили на весь вечер самый мощный радиопередатчик в СССР, чтобы они могли рассказать нам о своем житье-бытье.

Мы знали о предстоящем разговоре с близкими из телеграмм, присланных Политуправлением. Как всегда, ждали его с большим волнением. Но никто из нас не мог даже предполагать, что в этот день, кроме наших родных и кроме работников Главсевморпути, перед микрофоном выступит любимый всесоюзный староста, председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Иванович Калинин.

И когда диктор сказал, что с нами будет говорить по радиотелефону М. И. Калинин, нам в первое мгновение показалось, что мы ослышались. Но потом до нас донесся знакомый задушевный голос Михаила Ивановича, мы услышали проникновенные слова, по которым всегда сразу узнаешь калининские выступления, и поняли, что никакой ошибки нет. Мы были бесконечно тронуты...

Телеграмма товарищей Сталина и Молотова, сотни приветствий с Большой земли, разговор с родными по радио и, наконец, эта речь!..

Невольно вспоминались истории полярных экспедиций прошлого. Смели ли мечтать наши предшественники о таком внимании со стороны руководителей государств? Сколько колкостей пришлось выслушать Нансену по поводу того, что он явился на прием к французскому президенту в пиджаке, а не во фрачной паре?

Правда, Нансен сумел достойно ответить чиновникам президента:

- Какая же у вас, господа, республика, если вы требуете от посетителя облачаться во фрак? Если ваш президент не примет меня, потрудитесь передать ему карточку, - мне некогда переодеваться...

Но этот достойный ответ дорого обошелся Нансену. Его травила вся европейская пресса, и даже один из самых распространенных в России журналов «Природа и люди», незадолго перед этим поместивший несколько благосклонных отзывов о экспедиции «Фрама», гневно воскликнул:

«Интересно было бы спросить господина Нансена, посмел ли бы он в таком же костюме явиться ко двору какого-нибудь государя? Его не допустили бы и на порог дворце!»

Дико и странно читать сейчас нам это. Не богатство, не знатность и не наряд, а мужество, воля и преданность родине - вот за что ценят человека в СССР. Мы прекрасно знали это. Но с особой силой и наглядностью ощутили мы значимость этого закона именно теперь, когда председатель Президиума Верховного Совета СССР, не дожидаясь, пока мы вернемся на Большую землю с отчетом о своей работе, сам отправился на радиостанцию, чтобы поговорить с нами...

М. И. Калинин отечески ободрил нас, напомнил о том, как внимательно следит за дрейфом «Седова» весь мир, посоветовал нам еще крепче взять себя в руки, чтобы победно закончить рейс сквозь льды. Слышимость была прекрасная, мы улавливали все интонации М. И. Калинина. И когда он закончил свое выступление, раздались аплодисменты, - каждый из нас от всей души благодарил главу советского государства за огромную, неизъяснимую радость, которую он доставил нам своей речью.

Затем к микрофону подошли наши жены, матери, братья, сестры, дети.

Как и на прошлых радиоперекличках, мы жадно ловили каждое слово наших близких, - чего не расслышит один, то потом подскажет другой. Воспоминания об этих разговорах обычно подолгу жили в кубрике и в кают-компаний, - люди перебирали все детали выступлений родных, толковали их по-всякому, вспоминали, кто из близких сильно волновался, кто выступал более бойко.

На этот раз больше других переживал, слушая выступления родных, Александр Александрович Полянский: его дочурка Зоя неожиданно расплакалась на весь мир. Мы слышали, как диктор вполголоса уговаривал ее и советовал спросить у папы про медвежат. Но Зоя не слушала его и плакала навзрыд. Ее выступление отложили. Только под конец передачи Зоя успокоилась и рассказала Александру Александровичу все домашние новости.

До поздней ночи слушали мы радиопередачу, посвященную двухлетней годовщине нашего дрейфа. По установившейся традиции, она закончилась большим праздничным концертом, организованным по заявкам седовцев. И только под утро мы разошлись по своим каютам, взволнованные, веселые, бодрые.

Все быстрее и неудержимее дрейфовал наш корабль на юго-запад. Плотно вмерзнув в мощный торосистый лед, едва заметно накренившись на правый борт, он плавно спускался к северо-восточной оконечности Гренландии, не встречая пока что никакого сопротивления.

Как и год назад, над нами часто проносились мощные циклоны, сопровождавшиеся быстрым падением барометра и крепкими переменными ветрами. По нескольку дней свирепствовала пурга, наметавшая вокруг судна гигантские сугробы.

Иногда за сутки ветер обходил чуть ли не весь горизонт. И все-таки мы не обнаруживали никаких признаков подвижки льда.

Поэтому жизнь на корабле шла по-прежнему ровно и размеренно, в точном соответствии с расписаниями научных наблюдений, судовых работ и учебных занятий. И только крупные революционные праздники да важные известия, приходившие с Большой земли, вносили изменения в этот привычный распорядок нашей жизни.