Магия отступника - Робин Хобб

Мальчик-солдат взял кормилицу за руку, и они начали быстроход. Он не только щедро тратил магию, но и сам шагал так быстро, как только мог. Меня привела в замешательство та легкость, с которой он расходовал силы: к полудню он уже заметно устал, да и магия его порядком истощилась. Оликея озабоченно окликала его, ее слова приглушались и вновь становились отчетливыми, когда они обгоняли другие кланы.

— Ты изнуришь себя. Разве тебе не стоит приберечь часть магии для встречи с Кинроувом?

— Мне хватит. На Кинроува можно влиять не только сокровищами и магией. — Он чуть помолчал и таинственно добавил: — У меня есть кое-что еще, что ему нужно.

К вечеру мы пересекли крытый проход и вышли на склон по ту сторону хребта. Было приятно оказаться в более теплом краю, где вечерний свет солнца задерживался на земле. Здесь весна была уже в разгаре. На деревьях пробилась свежая листва, сверкающая всеми оттенками зеленого. Воздух звенел от птичьих трелей.

Когда мальчик-солдат остановился, я было решил, что он сейчас объявит об окончании дневного перехода. Вместо этого он немного постоял, переводя дыхание.

— Где проводит лето клан Кинроува? — наконец спросил он. — Где располагается его танец?

— К юго-западу, примерно в дне пути отсюда. Вот уже долгие годы он проводит лето там, в месте, где достаточно пространства, воды и пищи для его танцоров.

— Ты можешь описать мне путь туда?

— Да, — начала она, но потом вдруг затрясла головой. — Но недостаточно подробно для быстрохода. Нет! — решительно продолжала она, перехватив его взгляд. — Всем известно, как опасен быстроход, когда великий плохо знает дорогу. У нас рассказывают о двух великих, которые попросту исчезли навсегда, попытавшись совершить нечто подобное. Если у тебя нет воспоминаний твоей наставницы, это безнадежно. Остаток пути нам придется пройти пешком. Все будет в порядке, Невар. Просто дольше на одну ночь.

По ее голосу слышалось, что даже одна ночь кажется ей чрезмерной, но она не может позволить мальчику-солдату подвергнуть себя опасности, устремляясь вперед наугад. Его решимость была не слабее ее осторожности.

— Хорошо. Тогда мы просто пойдем дальше. На юго-запад, ты сказала?

— Да. Но сперва спустимся вниз. Там мы найдем тропу, ведущую в нужном направлении. Ее будет нетрудно отыскать. Танцоры прошли там вместе с Кинроувом, а значит, только что ее хорошенько утоптали. Идем. Только не торопясь. Не забывай, я все еще твоя кормилица и должна о тебе заботиться.

И хотя они больше не прибегали к быстроходу, Оликея так и не выпустила его руки. Как только мальчик-солдат ускорял шаг, она придерживала его. Как она и предсказывала, было издали заметно, где прошли танцоры Кинроува. Когда они свернули на тропу, отклоняющуюся к югу, Оликея и мальчик-солдат последовали за ними. Один раз она выпустила его руку, чтобы сойти с тропы и собрать растущие у обочины грибы. Вернувшись, она пошла еще медленнее. Тем не менее к наступлению сумерек у мальчика-солдата страшно ныла спина и стерлись ноги. Он заметил, что хромает, и, когда они подошли к небольшому ручейку, пересекавшему тропу, не стал возражать на предложение Оликеи провести здесь ночь.

Небольшой холмик тут же превратился в удобное кресло. Оликея немедленно принялась разводить костер. Мальчик-солдат сел и почти сразу осознал, что устал куда сильнее, чем ему казалось. Только запах готовящейся пищи не давал ему уснуть.

— Теперь ты рад, что я не пошла налегке? — спросила Оликея, лукаво взглянув на него. — Иначе нам пришлось бы ужинать сырыми грибами.

— Ты поступила мудро, — признал он, и впервые за долгие недели ее лицо озарила искренняя улыбка.

Оликея не стала изощряться, но варево вышло горячим и вкусным. Они вместе поели прямо из котелка, запивая еду чистой холодной водой. Мальчик-солдат не вполне насытился — редкая трапеза набивала его желудок до отказа, однако утолить голод ему удалось. К тому времени, как они покончили с ужином, последние отблески заката погасли и ночная тьма сгустилась вокруг них. Оликея подкинула в костер дров, так что пламя радостно заплясало, а потом устроилась на сооруженном им земляном ложе. Когда она скользнула под одеяло, в мальчике-солдате от ее близости проснулось желание. Прежде чем он успел к ней прикоснуться, Оликея прижалась к нему.

Она любила его с той же раскованной страстью, что и в тот день, когда впервые соблазнила меня. Они были одиноки и связаны общим стремлением: возможно, большего и не требовалось, чтобы они, хоть одну ночь, казались парой влюбленных. Когда они утолили страсть, на смену его обессиленности и боли в суставах пришла чистая усталость. Оликея лежала, прижавшись щекой к его груди, а он гладил ее длинные влажные волосы. Оба молчали; быть может, им наконец хватило мудрости понять, что бывают ситуации, когда слова способны лишь все испортить.

Их разбудил утренний свет, просачивающийся сквозь молодую листву. Оликея быстро раздула уголья и приготовила обильный завтрак из остатков прихваченной с собой еды. Собранные вчера грибы она приберегла до утра и теперь накормила ими мальчика-солдата. Тот с признательностью ощутил прилив свежих сил. Они не избавили его полностью от боли в спине и икрах, но ему удалось подняться на ноги без стонов. Оликея залила костерок водой из ручья, он вскинул на плечо узел с сокровищами, и они двинулись дальше.

К полудню они уже слышали барабанный бой и, изредка, возгласы и протяжные жалобные крики танцоров Кинроува. Магия усталости и печали, обращенная на гернийцев, чем-то напоминала запахи пищи, подхваченные летним ветром.

— Мы почти пришли, — с облегчением заметил мальчик-солдат.

— Звуки здесь разносятся далеко, как и магия, — покачала головой Оликея. — Говорят, Кинроув тщательно выбирал место для танца, чтобы лес и долины усиливали магию. Нам еще идти и идти, но к вечеру будем уже там.

Постепенно шум и присутствие магии становились все заметнее. Если бы мальчик-солдат позволил себе, он мог бы ощутить страх и уныние, которыми веяло от танца. Звук непрерывно бил по его чувствам. И хотя магия была обращена не на них, приближаться к ее источнику было не проще, чем идти по реке против сильного течения. Она высасывала силы из мальчика-солдата. На лице Оликеи отразилась суровая решимость, и она двинулась вперед. Музыка создавала нечто обратное быстроходу: казалось, минула вечность, прежде чем они преодолели пологий подъем и приблизились к паре вялых часовых, поставленных Кинроувом у тропы. С полдюжины спеков мялись поблизости — возможно дожидаясь своей очереди пройти.

Поначалу этот сторожевой пост показался мне смехотворным. Зачем охранять самый очевидный путь к летнему лагерю Кинроува? Обойти пару ленивых часовых и подобраться к цели со стороны леса ничего не стоило. Но чем ближе мы подходили к заставе, тем менее охотно двигались ноги мальчика-солдата. Когда мы наконец оказались рядом с часовыми, ему уже казалось, что он продирается сквозь вязкую смолу. Только тут я сообразил, что весь лагерь окружен магической преградой, как и около ярмарки: часовые не столько охраняли тропу, сколько открывали проход. Подойти к ним и попросить, чтобы тебя впустили, можно было только здесь.