Слово атамана Арапова - Александр Владимирович Чиненков

Сгущались сумерки, но Крыгин упрямо шел вперед, не разбирая дороги, царапая ноги о густые кусты. Полоска берега становилась все у́же. Страх обуял не отличавшееся храбростью сердце Гаврилы. Он побежал. Усталые ноги подворачивались, скользили, но он бежал, подгоняемый страхом. Вдали вырисовывался высокий осокорь, от которого до цели рукой подать. Только бы добежать!

Споткнувшись, он упал и несколько секунд лежал неподвижно, сраженный усталостью. Холодные брызги окатили его. Он вскочил и побежал снова. Дерево было уже близко. В полумраке было видно, как на берег наползает река. Крыгину вдруг захотелось упасть и умереть. Но он побежал дальше. Только бы его задумка удалась – сжечь Тимоху в его логове. А потом он выспится, отдохнет, подумает и решит, что делать дальше.

И вот он достиг поселения. Чтобы его не заметили, Гаврила решил вскарабкаться на гору подальше от тропы. Взбираясь наверх, он крепко держался за каждый кустик и зорко следил за частоколом. Перемахнув укрепление, Крыгин притаился и замер. Проводив тревожным взглядом ушедшего в землянку дозорного, он поспешил в центр. Гаврила знал, где находится погребок для хранения продуктов, и решил посидеть там, пока не представится подходящее время для поджога.

Укрытие, как и предполагал Крыгин, оказалось надежным. Зимой погребок использовался для хранения мяса и рыбы. Но весной и летом про него забывали, так как необходимость в его использовании отпадала.

Не тревожимый никем, Гаврила провел в погребке несколько дней. Он привык к тяжелому запаху и даже питался полусгнившими продуктами, оставшимися после зимы. А запас воды пополнял ночными вылазками.

Крыгин старательно вынашивал план предстоящей мести, стараясь предугадать все его слабые стороны и просчитать последствия.

В намеченное время, ночью, Гаврила выбрался из своего убежища. Ярко светила луна, освещая поселение бледным светом. Самое время для черных дел. Дождавшись, когда дозорный после обхода скроется в землянке, он встал и расправил плечи. Печальный опыт не научил кулугуров бдительности, что было как раз кстати для исполнения задуманного.

Крыгин чувствовал себя отверженным, затерявшимся, никому не нужным. Как беглый каторжанин, скрывающий свое клеймо, он крался от землянки к землянке, собирая хворост и стаскивая его к молельному дому. Ему повезло: хвороста, который собирали на зиму, осталось очень много. Теперь из мирного топлива он должен был превратиться в орудие мести Гаврилы, обиженного на все человечество, а особенно на Тимоху.

Крыгин завалил хворостом дверь избы. Два оконца были не в счет. Через них не смог бы выбраться обрекаемый на смерть пастырь. Других окон в доме не было. «Ну, хто там за меня, сатана али Хосподь, подсобите и не выдайте!» – с этими словами Гаврила хладнокровно поджег хворост и со всех ног бросился бежать к частоколу.

Скатившись с горы, он позволил себе разок взглянуть на озаренное пожаром поселение и с чувством выполненного долга поспешил в сторону реки к лесу, где собирался отсидеться несколько дней, после чего вернуться и подчинить своему влиянию «всю кулугурскую сволочь».

* * *

Неожиданно послышался быстрый топот подгоняемого коня; всадник перемахнул через наспех вырытую канаву, и поднял вороного жеребца на дыбы прямо перед толпой.

– Опомнитесь! Што вы вытворяте? – это был Андрон на коне Мариулы.

– Он сжег нашу святыню! – крикнул Семен Тихов, тараща на старца полные удивления глаза.

– Пущай сгорит сам, – загудели кулугуры. – Смерть ему!

То ли внезапное появление Андрона подействовало, то ли его властный голос, только толпа на минуту замерла.

– Грех энто, люди! – крикнул старец, воспользовавшись паузой. – Вы думате, мне жаль энтово грешника? Да я бы сам казнил ево за тако злодеянье! Но мы не могем вот так вота казнить безоружново, не обспросив ево, пошто он сотворил сее зло!

Наступила тишина. И вдруг голос Тимохи отчетливо прозвенел в ней:

– А ты хто будешь caм, сыч бородатый? Ты пошто здеся языком всяку ересь сеешь?

Крыгин, затаившись, лежал у ног толпившихся людей.

– Поднимите-ка ево! – велел Андрон, даже не обратив внимания на вопросы Тимохи. Крыгина пришлось поддерживать под руки. Блики света прыгали по его лицу. Глаза слезились – то ли от дыма, летящего от догорающего дома, то ли от страха. Никифор вгляделся в лицо поджигателя и удивленно-негодующе крикнул:

– Гаврила?!

Он узнал его, он не мог ошибиться. Да, это был казак Гаврила Крыгин из Яицка, которого он хорошо знал. Жалкая, выходит, судьба у этого не любимого казаками человека…

Никифор вспомнил, что он вместе с казаками Арапова минувшим летом ушел на берега Сакмары:

– Ты здеся один?

– Нет, с войском, бляшечки, – огрызнулся Крыгин.

– А пошто дом молельный запалил?

Гаврила отвернулся и замолчал. Он понял, что ему уже не грозит немедленная смерть, и замкнулся. Но Никифор знал эту трусливую злобную натуру далеко не понаслышке. И, в упор глядя на Крыгина, решительно сказал:

– Молчишь? Ну што ж, вольному воля! В огонь ево!

Гаврила отшатнулся от десятка рук, протянувшихся к нему, и, дико вращая глазами, закричал:

– Нет, нет! Пощадите. Я все обскажу!

– Ну, давай.

– Тимохе отомстить хотел. Он мя в своей землянке спалить хотел, да я вовремя убег. – Крыгин покосился на то место, где не так давно стояла землянка Дубовых. – Зрит Хосподь, не зря!

Никифор отыскал глазами притихшего Тимоху:

– Он правду говорит?

– Брешет, все брешет, – заюлил негодяй. – Он бабу свою приживалку застрелил и, штоб никто об том не проведал, понес в лес хоронить.

– А землянка-то при чем? – удивился Никифор.

– Ня знай, он сам же и поджег ее, кады уходил.

– Што ты на мя собак свешиваешь, гнида? – завопил Крыгин, немало удивившись невероятной способности Тимохи использовать любую ситуацию с пользой для себя.

– Хто, я? – Негодяй хитро прищурился. – Давай у людей об том спросим. И Степаниду твою, што осталась жива?

– Жива? – Глаза Гаврилы поползли из глазниц. Он даже и сам не понял, что этим восклицанием полностью себя выдал.

– Ага. Она у Пелагаи Роговой щас, едва дышит!

– Пущай люди сами разбираются промеж себя. – Андрон потянул за уздечку и повернул коня. – Айда, Никифор, а то нас заждалися!

Казак вскочил на коня сзади старца и, с презрением оглядев Крыгина, огрел его камчой.

– Штоб ты сгорел в аду, сатанинское отродье!

Кулугуры повели Гарилу в тот самый погреб, в котором он прятался и который, по злому велению судьбы, теперь должен был стать темницей.

Андрон не мог не уехать, не оставив пищи для размышления. Он остановил коня возле Тимохи и громко сказал:

– Ты давеча интересовался, хто я? Так вот, я тот, кто собиратся поведать о те людям! Хосподь покудова