Слово атамана Арапова - Александр Владимирович Чиненков

Пришпорив коня, старец и Никифор с быстротой молнии ускакали из поселения, оставив кулугуров почесывать в раздумье затылки и с недоверием посматривать на Тимоху.

10

Как бы трагичны и тяжелы ни были события, как бы ни оглушали они, как бы ни был велик наносимый ими вред, жизнь всегда торжествует, и то, что исторически оправданно и неизбежно, развивается тем неизменнее и победоноснее, чем глубже было потрясение.

Василий Арапов стоял в центре развивающейся жизни на реке Сакмаре. Ему, воину, было трудно, так как в житейских делах он неопытен. Искусством руководства людьми приходилось овладевать на ходу. Чувство ответственности мешало спать: он боялся о чем-нибудь забыть, за чем-либо не доглядеть, не сделать чего-то важного. Тревог, забот, трудностей было много, но и радости было больше, чем когда-либо, – ее давали люди, дела, развитие жизни.

Утро встретило казаков новостью: сбежал татарчонок Закирка. Ему удалось развязать веревки и, ужом проскользнув мимо бодрствующей стражи, спуститься с горы. Арапов был недоволен, но наказать нерадивых стражников не разрешил. Он ограничился тем, что подозвал к себе Карягина Акима и, глядя ему в глаза, строго спросил:

– А ты пошто остался?

– Ня знай, – ответил тот неопределенно.

– Ты же с ним бучу давеча чинил?

– Было дело.

Атаман посмотрел на Борисова:

– Развяжите ево, а наказанье отменяю!

После завтрака занялись подготовкой к походу. Зарево ночного пожара видели все казаки, и им было интересно знать, кто же проживает с ними по соседству. Часть людей Арапов оставил на горе, назначив старшим Борисова. Двадцать человек он взял с собой, так, на всякий случай.

Отряд пошел напрямик, через лес, еле заметными звериными тропами. Кое-где в лесу еще лежал почерневший снег, но весна уже торжествовала, сочась томными, сладкими древесными запахами. И хотя спутавшиеся ветви деревьев были черны и голы, чувствовалось, что весна уже колдует над ними, и не сегодня завтра все это воспрянет, распустится, расцветится нежными весенними красками.

Идти было тяжело. То и дело перелезали через вывороченные бурями деревья. Ноги вязли в болоте. Под сапогами чавкала вода. Сапоги Арапова насквозь промокли, но атаман безмятежно шагал, восторженно втягивая запахи и поглядывая вокруг с жизнерадостным любопытством. В начале пути переговаривались, шутили. Потом устали, пошли молча.

На исходе третьего часа впереди мелькнул просвет. Еще сотня шагов – и показалась поляна, а на ней домик. Казаки остановились, не решаясь к нему приблизиться.

– Петро, ущипни меня, – сказал Арапов, не веря глазам.

– Толку-то в том, – сказал есаул, – я тоже дом вижу!

– Мы куды шли? – спросил атаман.

– К горе, на которой пожар видели.

– А пришли куды?

– Сам тово не знаю. – Кочегуров провел ладонями по лицу и снова уставился на лесное «диво». – Мож, с пути сбились, а?

Арапов во все глаза глядел на дом. Он ничего не понимал. Казалось, он спит и видит красивый сказочный сон. А дом перед ним вовсе не дом, а избушка на курьих ножках. Сейчас дверь откроется и…

Дверь действительно открылась. Но вместо старой карги на крыльце появилась удивительной красоты девушка, державшая в руках не метлу, а хлеб с солью.

– Милости просим, казаки, – пропели ее уста. – Мы вас прямо заждалися!

Прежде чем ответить на приглашение, атаман повернулся к Кочегурову и спросил:

– Ты што-нибудь понимаешь, Петро?

– Не-а, – коротко ответил тот, не лукавя.

– Я тожа. Завсегда полагал, што мы одне тута, а на деле…

Он так и не договорил. Не в правилах казаков заставлять женщину приглашать дважды. Опасаясь колдовства, он мысленно призвал всех святых на помощь и первым сделал шаг навстречу приветливо улыбающейся красавице.

* * *

Гости разместились за дубовым столом, стоявшим посредине просторной горницы.

– Скиньте оружие, здеся ворогов нет, – проворковала Мариула, – довольно вы ево потаскали.

– Верно, – улыбнулся Арапов, показывая ровные белые зубы, и прислонил ружье к окну. Потом, потянувшись, он сел возле есаула, который спокойно расположился во главе стола. Пока казаки усаживались, девушка хлопотала у раскаленной печи.

Она сварила похлебку. Мастерица же была Мариула готовить ее!

Сначала поджарила мясо кусочками, потом нарезала лук, покрошила морковь и бросила все это в жир, накаленный до дыма, потом залила водой и засыпала мукой, посыпала перцем и луком.

Вот уж поистине, как говорится, пальчики оближешь!

Казаки принялись за дело: и ели, и пили, как настоящие богатыри. Говорили они мало, все скупо улыбались.

Арапов и не заметил, как первым опустошил миску и вычистил глиняное дно куском свежевыпеченной лепешки.

– Марья, – крикнула довольная девушка, – а ну, неси ешо чашку побыстрей!

Прикрыв лицо платком, Марья принесла вторую чашку похлебки чуть ли не бегом. Мариула, разламывая лепешку, пошутила:

– Всегда будете вспоминать нашу похлебку и наши лепешки. Больше нигде таких не отведаете. А ежели захотите нашей еды, потяните токо носом, поймате ветерок – и айда в гости. Я буду завсегда рядом! Чашка вкусной похлебки и горячая лепешка для вас, казаков, завсегда найдется.

Арапову понравилось, как их приняли в лесном доме. Стало немного грустно от слов девушки. В сдержанном девичьем приглашении слышалось что-то трогательное. И как это она сказала: «Я буду рядом!»? Выходит, она собирается жить рядом и делать с казаками общее дело?

– Спаси Христос, дева, за еду твою, – сказал атаман. – Я большой почитатель похлебок, так што непременно побываю у вас, и не единожды. Токо вот звать-то тя как, скажи. Неловко как-то угощения принимать, не обзнакомившись даже!

– Мариулой меня зовут, – покраснела, как роза, девушка и кивнула на женщину, подающую добавку казакам. – А ее зовут Марья!

– И вы што, вдвоем здеся проживате? – как всегда, не замедлил спросить Кочегуров.

– Нет, што вы, – обворожительно улыбнулась Мариула. – Ешо здеся живут Андрон-старец, казак Никифор и Степушка Погадаев.

– Хто-о-о? – в один голос воскликнули Арапов и Кочегуров. – Степка Погадаев здеся?!

– Да, он самый, – кивнула девушка. – Мы ево прошлым летом в лесу израненым подобрали. Вот и выходили.

– Хде он? – Атаман вскочил и горящим взглядом посмотрел на Мариулу. – Немедля хочу ево видеть!

– А ты присядь, Василий Евдокимыч, – улыбнулась Мариула. – Ужо скоро всех увидишь. Андрон, Никифор и Степушка в лесу щас. Вот-вот возвернуться должны.

Арапов сел. Но раздувающиеся ноздри говорили о том, что атаман пребывает в состоянии сильного возбуждения.

Довольные обедом казаки блаженно улыбались. Марья отошла мыть посуду, а девушка терпеливо отвечала на вопросы есаула, которыми он сыпал как из рога изобилия.

– И давненько вы в энтом теремке проживате? С родителями?

– У меня нет родителей. – Лицо Мариулы сделалось суровым. Но эта перемена осталась Кочегуровым незамеченной.

– А муж есть? –