Сталин. По ту сторону добра и зла - Александр Ушаков

Николай Иванович пустил в ход все свое красноречие и описал печальное будущее страны, если она будет развиваться по намеченному генсеком авторитарному плану. Поведал он и о повороте в политике ЦК, и о соответствующих изменениях в его составе. «Сталин, — говорил он, — это Чингисхан и беспринципный интриган, который все подчиняет сохранению своей власти. Сталин знает одно средство — месть и в то же время всаживает нож в спину. Поверьте, очень скоро Сталин нас будет резать. Я очень сожалею, что помогал этому Чингисхану, который загубил революцию, бороться с оппозицией!»

Бухарин приходил к Каменеву еще несколько раз и каждый раз заводил речь о той самой Гражданской войне, к которой тащил страну Сталин. А чтобы этого не случилось, Сталина, по глубочайшему убеждению Бухарина, надо бьшо как можно быстрее снять с поста генерального секретаря партии. И предпосылки у него для этого были. Из девяти членов Политбюро он опирался на сочувствовавшего правым Калинина и на все еще колебавшихся Ворошилова, Куйбышева и Рудзутака. Да и в Оргбюро против трех сталинистов стояло два сторонника правого уклона.

После смерти Сталина будут часто упрекать в интриганстве и азиатской хитрости. Почему-то при этом забывая, что интриги — такая же неотъемлемая часть политики, как вода для реки.

Но вот что заявлял «не интриган» Бухарин: «Наши потенциальные силы огромны. Рыков, Томский, Угланов абсолютно наши сторонники. Я пытаюсь оторвать от Сталина других членов Политбюро, но пока получается плохо.

Орджоникидзе не рыцарь. Ходил ко мне и ругательски ругал Сталина, а в решающий момент предал. Ворошилов с Калининым тоже изменили нам в последний момент. Я думаю, что Сталин держит их какими-то особыми цепями. Оргбюро ЦК ВКП(б) наше. Руководители ОГПУ Ягода и Трилиссер — тоже. Андреев тоже за нас».

«Я просил бы, чтобы вы с Зиновьевым одобрениями Сталина не помогали ему душить нас, — просил Николай Иванович Каменева во время своих посещений опального политика. — Прошу вас сказать своим, чтобы они не нападали на нас». Ну а после казни Каменева и Зиновьева кристально чистый Бухарин с великой радостью напишет все тому же Сталину: «Страшно рад, что расстреляли этих собак!» Комментарии, как говорится, излишни...

Да что там Сталин, если еще в 1918 году, когда в партии шла борьба вокруг Брестского мира, Николай Иванович тайно сносился с левыми эсерами, пытаясь за спиной вождя сколотить блок против него. С теми самыми эсерами, которые собирались арестовать Ленина.

Каменев, на которого Бухарин произвел «впечатление обреченности», пообещал хранить их встречу в тайне и чуть ли не на следующий день послал сделанную им запись их разговора Зиновьеву. Теперь уже никто не скажет, как она попала к Троцкому (поговаривали, что через Швальбе, секретаря Каменева), который решил опубликовать ее в тот самый момент, как только наметится сближение между Бухариным и Сталиным.

Позже эта бомба и на самом деле взорвется, ну а пока Николай Иванович имел повод для радости: возглавляемое его сторонником Рыковым правительство запретило чрезвычайные меры. Новый триумвират надеялся заполучить зерно через повышение цен. Однако из этого ничего не вышло, поскольку на должный уровень цены поднять было невозможно, а тех денег, которые правительство предложило крестьянам, явно не хватало для покупки дорогих промышленных товаров.

Сталин не замедлил ударить по Бухарину и, явно издеваясь над «первым теоретиком», попросил Микояна выразить ему свое соболезнование по поводу потери возможности вести «форсированное наступление на кулака» с помощью повышения закупочных цен.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Лето 1928 года выдалось на редкость жарким, может быть, именно поэтому никто не спешил переходить в решительное наступление. Более того, со стороны могло показаться, что между непримиримыми противниками наметилось некоторое согласие.

Но это только казалось. Похоже, жара на Сталина не действовала, и перед отпуском он сумел уломать всех тех, кто так или иначе колебался в выборе окончательной позиции. Ворошилова и Орджоникидзе он склонил на свою сторону без особого труда. Не долго сопротивлялся и «всесоюзный староста», особенно после того, как ему весьма деликатно намекнули, что генсек располагает некими не совсем приятными для Михаила Ивановича компроматами. Оставались еще Микоян и Куйбышев. С первым Сталин быстро нашел общий язык, а на Куйбышева надавил с помощью какого-то таинственного письма «Томского против Куйбышева». Искусно сталкивая своих противников и сторонников, Сталин смог заручиться поддержкой большинства членов Политбюро, которое теперь было за него, и никакие экономические знания не шли ни в какое сравнение с этим достижением.

Таким образом, Сталин окружил Бухарина глухой стеной, так и не сумевшего воспользоваться благоприятным моментом, когда Политбюро пребывало в сомнениях, и теперь ему надеяться было не на кого. Заручившись поддержкой самых влиятельных людей в партии и государстве, Сталин дал по Бухарину предварительный залп, умело сыграв на международном партийном строительстве.

А все дело было в том, что Бухарин выдвинул идею о том, что в ближайшее время на Западе не надо ожидать никаких кризисов, а потому компартии должны придерживаться умеренного курса, в то время как сам Сталин и его сторонники решительно стояли за более активную политику зарубежных компартий, которые были обязаны подчиняться только Коминтерну. И уже на очередном съезде Коминтерна советская партийная делегация совершенно неожиданно для Николая Ивановича обрушилась на его тезисы о международном положении и задачах Коминтерна.

Конечно, Бухарин защищался, но все было напрасно. Не спасло его и напоминание о провале сталинской политики в Китае. Делегация советских коммунистов поддержала линию партии, или, иными словами, Сталина. Обиженный Бухарин потребовал отставки, однако его не отпустили. Сталин не хотел «такого» ухода Николая Ивановича. Полностью дискредитировать, вдоволь поиздеваться, а потом изгнать на виду у всей страны — другое дело...

В сентябре ситуация с хлебозаготовками из-за неурожая на Северном Кавказе и на Украине снова обострилась. И снова в ход пошла «чрезвычайщина». Большинство партийцев поддерживало жестокое обращение с крестьянами: очень уж им резали глаза богатые нэпманы и сытые крестьяне.

Помимо всего прочего, сказался и крайне низкий образовательный уровень большинства не только рядовых коммунистов, но и партийных руководителей. Ленина, которым они будут прикрываться всю свою оставшуюся жизнь, никто из них никогда не читал и читать не будет, а все эти споры с заумными интеллигентами вроде Троцкого и Каменева уже изрядно набили партийным бюрократам оскомину. Они ничего не смыслили ни в экономике, ни в государственном строительстве, и проблемы рынка навсегда остались для них тайной за семью печатями. Зато такие простые понятия, как «надавить», «отнять», «запретить», были для них не только ясны, но и близки. И если им говорили, что с помощью давления на село можно избежать всей этой возни с крестьянами и вытекавшими отсюда кризисами, они были готовы давить этих самых крестьян.

Что же касается заглавных действующих лиц, то для них сложилась весьма интересная ситуация. Чтобы возглавить «правый» уклон, Бухарину надо было выступать с троцкистских политических позиций и таким образом снова бросить вызов тупой чиновничьей массе. А это равносильно поражению. Тем временем не брезговавший ничем в борьбе за власть Сталин, нисколько не смущаясь, критиковал Николая Ивановича с тех самых экономических позиций, которые выдвигал Троцкий.

И далеко не случайно внимательно следивший за всем происходящим в Москве Троцкий язвительно заметил: «Нельзя отрицать все же, что в некоторых элементарных вопросах Сталин подучивается... Все, что он говорит против «правых», было уже не раз сказано против него самого. Ни одного слова он не прибавил». «Политика партии, — вторил ему Преображенский, — в некоторых существенных пунктах сдвинулась на правильный путь». Потому и предлагал «коллективное выступление навстречу партии».

Осенью 1928 года были обнародованы контрольные цифры на следующий хозяйственный год. Комиссия, в которую вместе со Сталиным входили Бухарин и Рыков, работала над этим документом целых десять дней. Все это время «правые» пытались навязать комиссии свою волю, а когда убедились в полной невозможности влиять на членов комиссии, подали заявления об отставке со всех занимаемых ими постов. А посты эти выглядели весьма внушительно: редактор газеты «Правда», секретарь Исполкома Коминтерна, председатели СНК СССР и ВЦСПС.

Сталин не согласился. По всей видимости, ему еще очень нужны были люди, на которых он, в случае провала своей политики, мог бы отыграться. Он обещал прекратить преследования «бухаринцев» и сократить капиталовложения в промышленность, и те пошли на компромисс.