Шкура дьявола - Алексей Шерстобитов

…Вовке (так звали хирурга), завтра предстояло пережить выходной, который всегда выходил более нервозным, чем любые рабочие будни, из-за потери контроля над восстановительным процессом, оперированных им больных. А поскольку он не отказывал никому, чем злил начальство, ведь бабушки и дедушки, которые, пардон, только ухудшали статистическую картину хирургии больницы своей повышенной смертностью, упокоевались гораздо чаще и порой на столе, во время операции, а значит, мало того, что входили в группу риска, но нуждались в более пристальных надзоре и уходе.

Выходной – есть выходной, и друзья не смогли отказать себе в удовольствии усугубить бутылочку настоящего армянского коньяка, преподнесенного одним из благодарных спасенных пациентов.

Алексей для Владимира был, нечто вроде эталона друга, и единственным человеком, с кем он позволял себе выпить. «Солдат», разумеется отвечал взаимностью и не мог в свою очередь отказать в просмотрах хирургических операций, записанных на видео. Подобные просмотры для хирурга были необходимы для поддержании квалификации и общего развитии опыта и, конечно, понимания куда же движется современная хирургия. Просмотры эти обычно проходили после застолья с рюмочкой аперитива и под бурные комментарии врача.

Не то, что бы Алексей был не в состоянии поддержать энтузиазма друга, просто не всегда можно было понять, даже после объяснений, что происходит на экране, да и честно говоря любопытство проходило быстро, а эстетического наслаждения подобные виды не вызывали, но традиции есть традиции, а потом в подобном могла быть и некоторая польза.

Крестница Екатерина – уже подросшая до второго класса, обожала общество отца и крестного, а если они собирались вместе, то этот день становился праздником. Вся семья любила вспоминать день крестин, когда в самом начале батюшка, проводивший Таинство, поинтересовался у родителей, сделав, кстати, для исключение, пустив их на это священнодействие:

– Родители, а сами то вы крещенные?… – Оказалось что отец не был крещен, на что отче пробасил:

– Ну что ж, могу вам предложить присоединиться к вашему чаду, да и из присутствующих, думаю, крестных отца и матерь вам подберем… – Несколько смутившись от предложения, а надо заметить, что Владимир увлекался бодибилдингом, и выступая на первенствах, выглядел весьма громоздко, что в сочетании с ужимками растерянности выглядело смешно.

Произнесенная же им фраза и последовавшая за ней реакция священника, напомнили о торжестве того мира, в котором мы живем:

– Батюшка…, да я как быыы…, наверное не могу…

– Что ж тебе мешает то, сын мой?…

– Да крови на мне много… – Даже удивившийся произнесенному Алексей, приподнял брови, совершенно точно зная, что его друг, если и касается крови, так только тогда, когда он спасает людей.

Священник не растерялся:

– Ну так все мы грешны…, для того и вера, чтоб спасаться… – Опомнившись и поняв, что «сморозил» и как это поняли, Вовка поспешил объяснить:

– Елки-палки, да я…, батюшка, в том смысле… – хирург я, и бывает больные прямо на столе умирают, а бывает…, да словом всякое бывает…

– Ну и слава Богу, а то я уж думал, что опять из этих… Мы ж как слуги Божьи, если настоящее рвение видим, то и помочь хочется…, иии нужно, на то здесссь и служим… таккк, а вам прямо таки не-об-хо-ди-мо, милости прошу… рядышком к дочери…

…Док сегодня не спрашивал причины раны, и так по ее характеру все понимая, а относился он к подобному проще: обязан помогать и спасать – спасай и помогай. Аура в семье была теплая, больше благодаря усилиям супруги Ирины и бегающей маленькой крестницы. Был еще и сынишка Павлик, но этот уже возмужал и стал красавцем Павлом, соответственно, как и почти любой юноша в его годы имел непреодолимую тягу к противоположному полу, который в прочем, почти всегда отвечал взаимностью…

Вечер заканчивался недолгой прогулкой, зашитая ранка на ноге не причиняла неудобств и даже не напоминала о себе. Веселая болтовня не о чем, позволила забыть пережитое сегодня на кладбище, но кажущаяся идиллия в этой интересной семье, возвращала на день раньше, а значит и окунала в новые переживания измены любимой женщины. Очень быстро они овладели всем разумом и сославшись на усталость, Алексей отправился спать в гостиную, где обычно заботливые руки хозяйки стелили ему постель.

Предварительно он сделал два звонка, из которых явствовало: первое – завтра рано утром предстоит лететь в Малагу к Андрею на день рожденье, куда приглашены и остальные, а значит и «Ося», и «Лысый», а потому разборок не избежать, что тоже не радовало! Не радовало мягко говоря – напрягало, особенно поспешностью и внезапностью! А второе – «Солдат» все же включил телефон предназначенный для родственников и Весны, и сразу напоролся на звонок последней.

Из всего, того, как и что она говорила, были видны и сильные переживания, и сожаление о своей глупости, что вылилось в любые обещания и условия с желанием хотя бы увидеть его. Слова прощения, правда, при этом звучали как-то слабо, немотивированно. В них не верилось, но ненасытная жажда, тянущая к любимой, заставляла не замечать этого.

Об оставлении работы, или прекращении рабочих отношений с молодым человеком, работавшим у нее курьером и по совместительству помогавшему проявлять пленки иии…, не было произнесено ни слова. Соответственно обрывании связей, как принято говорить, возможно порочащих ее в его глазах, вообще сказано не было. В любом случае встретиться сейчас не получится, а завтра, если только коротенько в аэропорту…

…Встав через три часа, «чистильщик», на вызванном еще с вечера, такси отправился собираться, затем встретился с курьером, передавшем ему билет и деньги, и к семи часам утра уже был в «Шереметьево-2», нервозно ожидая подъезда Весны.

Девушка прилетела, словно на метле, видно собираясь впопыхах, но с макияжем и на скорую руку сделанной прической. Бедра ее облегали эластичные белые брюки, расклешенные внизу, переходящие в полупрозрачные туфли на высоком каблуке, грудь третьего размера формировалась расшитым серебром бюстгальтером для открытого ношения, просматриваемого через почти прозрачную блузку, под накинутой сверху простеганной и распаханной кожаной курткой.

Смотрелась она неотразимо и несмотря на кажущийся вызывающий вид, любой мужчина, притягиваемый как магнитом, сталкиваясь со взглядом каменным и холодным, скорее осекался, чем все же, преодолевая себя, подходил знакомиться. Но так было сейчас. Понаблюдав за этим с десяток минут со второго этажа из кафетерия, Алексей все же сжалился и позвонив, направил ее в свою сторону:

– Привет… – Девушка потянулась за поцелуем, мужчина, слегка, интуитивно поморщившись, чмокнул ее не в подставленные губы, а в щеку и ответил нарочито сдержанно:

– Здравствуй… Что-то у тебя такой боевой вид?

– Да вся ночь под софитами – так подвернулось кое что для одного журнальчика…

– Судя по одежке – мужского…

– Зачем ты так…, хотя действительно мужского, но не скабрезного иии… – ничего пошлого…

– Это понятно, когда по-другому то было… – Слова так и хотели колоть и стегать, какая-то жажда сделать хоть чуть больно морально, выталкивала фразы даже более чем обидные, правда, правдивые и лишь подчеркивающие, и напоминающие ей о сделанной подлости. Хотя в нынешней современности подлость ли это?

«Солдату» пришло на ум, что и его отношения, которые он считал рабочими, знакомясь с женщинами для получения информации или внедрения туда, куда по-другому просочиться было не возможно (правда это было крайне редко и совсем безобидно для женщин), и где можно было раздобыть хоть крохи интересующего – тоже ведь измены, доходившие до постели и, до казавшихся очень теплыми и близкими, связей.

Но никогда он даже не помышлял впустить этих дам в свое сердце и никогда не изменял душой, правда при этом умудряясь дать им даже больше, чем они хотели. Расставаться с ними было просто, при этом ни одна из двух сторон не испытывала каких-то мучений или разочарований, сожаления – да, но ведь так бывает всегда, когда еще возможно продолжение, и мало того, оно желанно и логично…

Так что же он так злится на ту, которая смогла проникнуть в святая святых его души и закрепилась, кажется, навечно? Почему не простить и не продолжать наслаждаться?… Тут дело было не в прощении, хотя и это архисложно, если вообще возможно полностью, но в понимании пришедшей подозрительности и исходящей из нее ревности. Теперь каждый просто посмотревший на нее из знакомых по рабочим моментам или просто подружески, будет восприниматься болезненно, а поскольку чувство к ней никто не выключал, то и реакция будет соответствующая.

А женщина…, а что женщина – она останется женщиной и не станет сдерживать себя в ужимках, кокетстве и в любых других преподношениях себя всему белому свету. Цветком нужно любоваться, опылять, внимать аромат, им можно украшать и его можно дарить, но для всего этого, он должен привлекать, а значить соответственно выглядеть. Женщина не цветок, она способна заменить нам весь окружающий мир, а потому ко всему перечисленному необходимо прибавить самое главное – она должна прежде нравится самой себе и верить в себя!