Собрание сочинений. Том 7. Страница любви. Нана - Эмиль Золя

— Впрочем, — добавил он озабоченно, — сейчас придет сам Вандевр, если, конечно, ему удастся вырваться.

Первая скачка прошла почти незамеченной, так как все ждали розыгрыша Большого приза, но тут над ипподромом внезапно сгустились тучи, мертвенный свет окутал толпу. Поднялся ветер, вдруг хлынул ливень, с неба заструились потоки воды, громко забарабанили огромные капли. Все пришли в замешательство, раздались крики, шутки, ругань, пешеходы опрометью бросились к ларькам, чтобы укрыться под холстиновым навесом. Дамы, сидевшие в экипажах, обеими руками придерживали непокорные зонтики, стараясь защитить от дождя свои туалеты, а перепуганные лакеи торопливо подымали верх колясок. Но ливень сразу прекратился, снова засияло солнце, блестя радугой в каплях водяной пыли, еще кружившейся в воздухе. Ветер унес тучу в направлении Булонского леса, открыв кусок ясной лазури. И в ответ на эту ласковую улыбку неба раздался веселый смех успокоившихся женщин; золотистая пелена, простершаяся над нетерпеливо ржавшими конями, над суетливой толпой, отряхивающей мокрую одежду, зажгла хрустальные капельки на еще не просохшей лужайке.

— Ах, бедняжка Луизэ! — воскликнула Нана. — Ты сильно промок, детка?

Малыш, не отвечая, протянул к ней мокрые ручонки. Нана достала носовой платок. Заодно она вытерла и песика Бижу, который трясся мелкой дрожью. На ее белом атласном платье осталось несколько пятнышек. Ну и пусть! Цветы, освеженные дождем, заблестели, словно снег; и Нана, схватив букет, вдыхала его аромат; счастливая, мочила губы в дождевых каплях, словно в утренней росе.

Меж тем ливень загнал публику на трибуны. Нана поднесла к глазам бинокль. С ее места видна была только плотная толпа, заполнившая скамьи, идущие амфитеатром, однотонная масса, на темном фойе которой пятнами выделялись лица. Солнечный луч, скользнув по скату крыши, врезался в толпу, и туалеты женщин, попавших в световой треугольник, казалось, вдруг выцвели. Но Нана особенно смешили дамы, которых ливень согнал со стульев, расставленных прямо на песке под трибунами. Поскольку представительницам полусвета вход в судейскую был категорически запрещен, Нана облегчала душу ядовитыми замечаниями по адресу порядочных женщин, которые вырядились, как кухарки, да и физиономии у всех препротивные.

Раздался гул голосов — это на центральной трибуне в особую ложу, построенную в виде шале, с огромным балконом, уставленным алыми креслами, вошла императрица.

— Да это он, — произнес Жорж. — А я и не знал, что он дежурит нынешнюю неделю.

Из-за плеча императрицы выглянула натянуто-торжественная физиономия графа Мюффа. Молодые люди дали волю языкам, они притворно сожалели, что Атласка не с ними и некому пойти хлопнуть Мюффа по пузу. Но Нана высмотрела в бинокль шотландского принца, находившегося в императорской ложе.

— Гляди-ка, Чарльз! — крикнула она.

По ее мнению, он порядком раздобрел. Раздался за эти полтора года. И она сообщила о нем кое-какие подробности. Ох, и крепкий малый!

А в коляске уже зашушукались дамы: говорят, граф бросил Нана. Тут целая история. В Тюильри скандализованы недостойным поведением камергера с тех пор, как он стал афишировать эту связь. Поэтому-то, желая сохранить свое положение при дворе, он и порвал с Нана. Ла Фалуаз недолго думая передал Нана все эти сплетни, снова предлагая себя в заместители и снова назвав ее «своей Джульеттой», Но Нана от души расхохоталась:

— Глупости какие… Вы его не знаете; достаточно мне свистнуть, и он все на свете бросит.

Уже несколько минут она приглядывалась к графине Сабине и Эстелле. Дагне по-прежнему увивался вокруг них. Потом к ним стал пробираться Фошри, мешая сидевшим на скамейках зрителям, и тоже остался при графине, самодовольно улыбаясь. Презрительным жестом Нана обвела трибуны.

— Меня теперь всем этим не удивишь! Слишком хорошо я этих людишек знаю. Посмотрели бы вы на них в натуральном виде, когда они распояшутся… Не уважаю их, хватит, науважалась! Грязь, она грязью и остается, будь то вверху или внизу… Вот почему я не желаю, чтобы ко мне лезли.

И еще более широким жестом она обвела весь ипподром, включая конюхов, проваживавших лошадей, и самое государыню, беседовавшую с Чарльзом, который хоть и принц, а тоже шваль порядочная.

— Браво, Нана!.. Шикарно, Нана!.. — в восторге завопил Ла Фалуаз.

Удары колокола уносило ветром, скачки продолжались. Только что кончилась скачка на приз Исфаган, который выиграл Берлинго — жеребец конюшни Мешена. Нана подозвала Лабордета, желая узнать судьбу своих луидоров; в ответ он только хихикнул, отказался назвать фаворитов, чтобы не сглазить, — пояснил он. Ее деньги помещены самым наилучшим манером, она в этом убедится очень скоро, И когда она призналась, что самостоятельно поставила десять луидоров на Лузиньяна и пять на Валерио II, Лабордет пожал плечами с видом человека, не сомневавшегося, что женщины не могут не делать глупостей. Нана удивилась, она уже совсем ничего не понимала.

На лужайке стало еще шумнее. В ожидании скачки на Большой приз публика решила подзакусить на свежем воздухе. Люди ели, а еще больше пили повсюду: и прямо на траве, и на высоких сиденьях шарабанов и карет, в колясках, в викториях, в ландо. Кругом громоздились груды холодного мяса, лакеи вынимали из багажных ящиков корзины с шампанским. Пробки взлетали в воздух со слабым хлопаньем, и звук, похожий на выстрел, уносился вдаль; слышались шутки; звон бьющихся стаканов вносил какую-то надтреснутую нотку в это нервическое веселье. Гага с Клариссой пригласили Бланш и решили позавтракать как следует, они разостлали на коленях салфетки и стали уписывать бутерброды; Луиза Виолен, спустившись со своего шарабана, присоединилась к Каролине Эке; а у их ног, прямо на траве, мужчины устроили буфет, куда подходили выпить Татан, Мария, Симона и прочие дамы; тем временем в карете Леа де Горн вся ее банда осушала бутылку за бутылкой, пьянея на солнышке, крича и рисуясь перед всем народом. Но вскоре мужчины прихлынули к ландо Нана. Стоя во весь рост, она разливала шампанское в стаканы и подносила кавалерам, а те галантно пили за ее здоровье. Франсуа, один из выездных лакеев, передавал бутылки, меж тем как Ла Фалуаз, подражая зазывале, кривлялся и гнусавил:

— Подходите, господа… Денег не просим… На всех хватит.

— Да замолчите, — не выдержала наконец Нана. — А то мы, дружок, похожи на бродячих комедиантов.

Однако его шутки казались ей остроумными, она веселилась от души. Вдруг ей пришла в голову идея послать с Жоржем стакан шампанского Розе Миньон, которая делала вид, будто вообще не прикасается к спиртному. Анри и Шарль до смерти скучают; малютки будут не прочь полакомиться шампанским.

Однако Жорж, боясь ссоры, сам осушил стакан. Тут Нана вспомнила о своем Луизэ, о котором совсем забыла. Может быть, ему тоже хочется попить; и она силком заставила ребенка проглотить несколько капель вина, отчего тот надрывно закашлялся.

— Подходите, подходите, господа, — выкрикивал Ла Фалуаз. — Двух су не просим, одного су не просим… Даром даем…

Но вдруг Нана удивленно воскликнула:

— Эге, Борденав здесь! Позовите его, ну, пожалуйста, бегите за ним поскорее!

И впрямь это был Борденав; заложив руки за спину, он медленно прохаживался среди публики, в порыжевшей от солнца шляпе, в засаленном, выгоревшем по швам рединготе; этого Борденава сильно пришибло после краха, но все же то был прежний неистовый Борденав, который выставлял напоказ свою нищету перед шикарной публикой с упорством человека, все еще не теряющего надежды оседлать фортуну.

— Фу ты черт, какой шик! — проговорил он, когда Нана дружески протянула ему руку.

Потом, опрокинув стаканчик шампанского, он добавил со вздохом искренней печали:

— Эх, был бы я женщиной!.. Хотя, черт меня совсем побери, разве в этом дело? Хочешь вернуться в театр? У меня тут есть одна идейка, я сниму Гетэ, и мы с тобой весь Париж перевернем. Ну как? Ты обязана для меня это сделать.

И он остался возле ландо, ворча, по обыкновению, но в глубине души радуясь этой встрече, ибо, говорил он, уже одно сознание, что Нана живет на свете, для него чистый бальзам. Ведь она его дочка, его кровь.

Круг ширился. Теперь вино разливал Ла Фалуаз, а Филипп с Жоржем взяли на себя роль зазывал. Волна гулявших по лужайке медленно подступала к ландо Нана. Для каждого у Нана находилась улыбка, острое словцо. И сюда, смыкая ряды, приближались любители выпить, сюда, как магнитом, притягивало шампанское со всех сторон; вскоре вокруг ландо уже шумела, вопила целая толпа; а сама Нана, с золотисто-рыжими кудрями, растрепавшимися на ветру, с белоснежным лицом, озаренным солнцем, нисходила до своих почитателей, тянувших к ней стаканы. И торжествуя, решив добить всех женщин, которых и без того бесил ее успех, она подняла полный стакан, приняв знаменитою свою позу Венеры-победительницы.