Закон военного счастья (сборник) - Николай Басов

Медленно двигая головами, вернее, поворачиваясь в воде всем телом, они осматривали плот. Ростик тут же схватил доску с пластилином, быстро сунул ее перед девушкой и принялся как угорелый рисовать. Вода, плот, человечков на ней. Потом крупно изобразил баллон, компрессор, точками изобразил воздух и стрелой по шлангу, которым связал компрессор с аквалангом, обозначил подачу воздуха в баллон. Девица взяла рисунок и тихо, без единого всплеска исчезла в воде. Пропали и оба других наблюдателя.

– Что теперь? – спросил Эдик.

– Работайте, как работали, – решил Ростик. – И побыстрее, чувствую, скоро мне опять вниз идти.

– Почему это тебе? – сварливо спросил Эдик. – Ты же сам меня туда послал… Кстати, если вдаться в историю, я тебя и научил нырять.

Он встал на колени у края плота и попытался заглянуть в воду, как Аленушка в пруд, на дне которого покоился ее братец Иванушка. Внезапно из воды появилась давешняя любопытная старуха или кто-то из викрамов, очень на нее похожий. Только старуха была не эстетка, ее по-прежнему мучило любопытство. На этот раз она медленно, так что даже усталый Ростик успел бы помочь приятелю, подняла руку и… дернула Эдика за бороду. После этого, издав победный, высокий клич, исчезла в воде.

– Вот это да! – отозвался Пестель. – Я чувствую, Рост, ты с ними там устроил веселье без церемоний.

– А я и не заметил, что ты стал отпускать растительность, – спокойно заметил Квадратный Эдику.

– Вечно я попадаю в дурацкие положения, – буркнул Эдик и потер щеку, вероятно, ему было больно. Он повернулся к Ростику, как к главному спецу по викрамам: – Слушай, а чего она хихикала?

– Раз такой лихой, спустись и спроси ее.

Отогревшись, Ростик доложил по рации Дондику что и как. Причем постарался ничего не упустить, даже рыбину с шипом. Решение начальства было однозначным – контакт нужно усиливать. Следует отыскать что-то, что может послужить основой торговли. Правда, как это сделать, капитан не знал, но справедливо полагал, что Ростик потому у них и особенный, что может с этим справиться. После этого гравилет чуть приблизился, чтобы связь была устойчивей, но не слишком.

После Эдика, который просидел под водой свои тридцать минут и совершенно без результата, то есть без малейшего намека на «толковище», хотя бы с давешней старухой-викрамкой, под воду пошел Квадратный. Пестель хотел опуститься вместо него и предложил тянуть жребий, но Дондик, который, вероятно, не спускал с плота глаз, поинтересовался, в чем дело, а получив доклад, приказал:

– Никакого жребия, идет старшина.

Но в общем, ничего путевого из этого не вышло. Только Квадратный опустился под воду, как его почему-то довольно лихо вышвырнули на плот. Он даже метра на полтора над водой воспарил, когда викрамы от него избавлялись.

Эдика это привело в состояние глубокой задумчивости.

– Может, они поняли, что это он их подорвал? Ну, тогда, когда вы лодку спасали?

– Я тоже там был, – отозвался Ростик, – а со мной все обошлось. К тому же, кто давил на пуск аппаратов – снаружи не видно.

– Тогда в чем дело? – спросил отдышавшийся старшина, послушно выбираясь из подводной сбруи. Но вопросу этому суждено было остаться без ответа.

Под воду пошел Пестель, потом еще немножко Эдик. На этот раз он провел время весело, но, по мнению Ростика, бестолково. По крайней мере никакого прогресса в договорном процессе, как писали газеты еще на Земле, не обнаружилось.

Когда снова можно было опуститься под воду Ростику, он влез в лямки акваланга, затянул их… И вдруг содрогнулся. Он бы и сам не мог описать, почему его прошибла эта полная озноба и холода волна, которая, как почему-то казалось, была предвестником еще более тяжкого «наплыва». В самом деле, уж не заболел ли я, подумал он почти с отчаянием. И тогда вдруг понял, что нужно делать.

– Старшина, давай-ка сюда веревку. И, по старой дружбе, не последишь ли ты за мной?

– Ты чего? – спросил Квадратный. Но, по лицу Ростика так ничего и не осознав, просто обвязал его тем шнуром, за который их сюда прибуксировали и который на этот раз почему-то остался на плоту, а не был поднят на гравилет. – Ладно, я буду смотреть. Если что, вытащу.

– Только не раньше, – проговорил Ростик, надеясь, что опыт и умение не подведут старшину, как вообще очень редко его подводили.

Глава 30

Зато у него с самого начала все пошло совсем по-другому, чем у предыдущих переговорщиков, – и серьезнее, и результативнее. Стоило ему только приспуститься, как его обступила, кажется, настоящая толпа викрамов. Теперь среди них было с полдюжины малышей, ростом с десятилетних ребят, которых иные мамаши, как ни пытались, удержать не смогли. Но девица с тонким копьем одним звуком отодвинула их назад, за пределы Ростиковой досягаемости, и никто, даже откровенные старухи, которых стало еще больше, не стал спорить.

Зато к нему теперь подошел один очень пожилой викрам, у которого вокруг чресел был не пояс, а довольно плотный панцирь, похожий, вероятно, на средневековый «пояс верности», только непонятно для чего предназначенный. Около него в воде все время висели, как показалось Ростику, те двое молодцов, что высовывались из воды, чтобы обозреть плот. Все четверо, включая авторитетную девицу, окружили Роста, и старец принялся осторожно подсовывать Ростику его же доску с пластилином.

Ростик, мельком улыбнувшись, насколько это было возможно в акваланге, достал шип от убитой девицей рыбины и именно им, чтобы показать, как он ценит этот подарок, принялся рисовать. Сначала викрамов, потом людей.

Потом он затер рисунок и очень крупно и живописно, чуть не со светотенями, изобразил раковину с металлической жемчужиной. Потом показал, как викрам с четырехпалой рукой вынимает градину из соседней раковины и куда-то ее уносит. Потом Рост нарисовал человека в акваланге. Человек этот срезал раковину, разумеется, ту, что была пустой, оставив ту, что была с градиной. Потом он показал, как раковину везут в лодке по волнам, над работающими на дне викрамами, к городу на берегу.

Все выходило очень красиво, понятно и, кажется, довольно выразительно. И все же Ростик на всякий случай посмотрел на лица рыболюдей, которые собрались около него. Ничего не выражающие глаза, очень расслабленные жесты, массивные, мускулистые тела… Ничего тут не поймешь, решил он. Как ни старайся.

Он стер свой рисунок, как следует размял пластилин, который становился каким-то комковатым, и принялся рисовать Одессу. В стороне от нее, в устье небольшой речки появилась печь, та самая, в которой они уже разок пытались выплавить металл Полдневья, но только тут, в его рисованном мире места неудачам не нашлось. Огонь под котлом был силен, жарок и красив, а из котла потекла непрерывная струя металла, выплавленная из ракушек.

Поневоле пришлось все схематизировать, да так, что у Ростика уже совершенно отчетливо появились сомнения – а понимают ли его? Каким-то почти нереальным чувством, вернее, самым отдаленным уголком сознания он вдруг понял, что все четверо ответственных викрамов напряглись, будто им стала грозить какая-то опасность.

Но чтобы разобраться в этой ситуации, следовало продолжать. С чуткостью молодого двара следовало рисовать дальше, приготовившись, однако, ко всяким неожиданностям. Даже неприятным. В общем, едва преодолев себя, чтобы еще раз не похлопать по ноге, обозначая, что он невооружен, Ростик принялся показывать, как из этого металла выливают чушки, как потом они их кладут на наковальню и как молотом, время от времени разогревая заготовку, изготавливают из нее нож. Причем под конец он снова не смог не созорничать и сделал нож той формы, какие висели спереди у всех четырех викрамов.

И лишь завершив этот свой шедевр рисуночного письма, он заметил, что четверо его… так сказать, собеседников уже не насторожены. Они потрясены, они даже не могут обменяться замечаниями – они находятся в состоянии тихой паники.

Не понимая, что происходит, Рост посмотрел поочередно в лица каждого из этих существ, особенно долго приглядываясь к девушке, надеясь на почти человеческую гибкость психики слабого пола у викрамов, но… Ничего из этого не выходило. Она-то как раз была куда уверенней, чем даже старик. Тогда вождь вдруг протянул руку и не столько взял, сколько выхватил рисовальную доску из рук Ростика. Шип, разумеется, он оставил человеку. И проделано это было с такой скоростью, что походило не столько на жест сотрудничества, сколько на атаку. А впрочем, решил Ростик, если бы он хотел меня укокошить, я бы давно уже был мертв, этим ребятам, которые двигаются с такой скоростью даже под водой, сопротивляться бессмысленно, все равно не успеешь. И все-таки он знал, если возникнет опасность, он будет защищаться, даже если это ни к чему не приведет.