Жизнь графа Дмитрия Милютина - Виктор Петелин

Кавелин и сам чувствовал, что социализм, превратившийся у нас в нигилизм, очень волнует общество, и студенческое, и мещанское, и придворный мир, который хотел бы закрыться в своих императорских бастионах, но эта тема стала одной из волнующих. Кавелин так и озаглавил свою записку – «О нигилизме и мерах против него необходимых», и Милютин в середине мая передал ее императору.

Как русский либерал, Кавелин, как и Милютин, считал, что западный нигилизм – явление заимствованное, скоропреходящее, нигилизм не имеет ничего общего с простым русским народом, не имеет почвы, принадлежит только той среде, которая его породила. Реакционеры в нашем обществе считают, что нигилизм порожден нашими реформами, некой свободой, которая возникла в нашем обществе. Нет, говорилось в записке, социализм, нигилизм возникли гораздо раньше, факты показывают, что нигилизм возник в России и захватил своими заразными идеями молодое поколение в эпоху самого тяжелого надзора и гнета между 1849 и 1855 годами, сразу после европейских революций, а сейчас просто воспользовался свободой слова и собраний для утверждения этой нигилистической заразы. Кавелин считает, что правительство должно усилить полицейский надзор для выявления этой заразы, но этим нельзя ограничиваться. Кавелин выступает за то, чтобы реформы продолжались, а самое главное – улучшить постановку учебного дела, чтобы окончательно искоренить нигилизм, всяческие социалистические сообщества. «Нет никакой надобности, – писал Кавелин, – изменять нынешних, столь счастливых, исполненных взаимного доверия отношений между правительством и крестьянским сословием. Единственная здравая политика в этом отношении состояла бы в поддержании этих отношений…»

Глава 2

ИНТРИГИ ПРОТИВ ДМИТРИЯ МИЛЮТИНА

Милютин записку передал при очередном докладе. Император вскоре ее вернул со словами:

– В записке есть много справедливого… – и попросил продолжать свой доклад, а потом высказал ряд своих обычных точных замечаний по докладу. А Милютин остался недоволен этой встречей и словами, которые бросил император по поводу записки. «Не хочет, чтобы я вмешивался в общие дела, выходящие из специального круга военного ведомства. Давно твердят государю, что я либерал, демократ, красный и вообще человек опасный… Но ведь он же хорошо знает, что я за монархию, за единодержавие, а то все будет как в Берлине: четыре года Бисмарк страдал от ландтага, не дающего ему полноты действий», – думал после этой встречи Милютин. – Я стал в странные отношения к моим коллегам, составляя как бы оппозицию в самом составе правительства. Ведь с 4 апреля взяла власть партия квазиконсерваторов или, вернее сказать, партия ретроградов. Представителем ее на первом плане является граф Петр Шувалов, к нему примыкают все те личности, которые и прежде не сочувствовали либеральным, александровским, реформам. Партия эта задумала воспользоваться преступным выстрелом Каракозова, чтобы внушить государю недоверие ко всему, что было сделано на славу его царствования, и под видом укрепления расшатанной будто бы самодержавной власти восстановить господство высшего сословия над массой, по идеалу прибалтийских баронов, но ведь и против прибалтийских баронов возникла у нас полемика… Нет, не так-то все просто у графа Шувалова и его партии, общество проснулось, возврата к реакции не будет…»

Но это было только начало тяжких размышлений, Шувалов приобрел у императора большое влияние и пользовался каждым случаем, чтобы скомпрометировать военного министра, указывая на его «красноту», но из этих поползновений так ничего и не вышло: Александр Второй видел преданность военного министра и его деловые качества, а хитросплетения графа Шувалова тут же распознал, зная всю его родословную, женитьбу отца на богатейшей вдове Платона Александровича Зубова, последнего любовника Екатерины Великой, получившей от него ежегодное наследство 120 тысяч рублей ассигнациями. Княгиня Фекла, дочь бедного шляхтича, назвавшая себя Тэклой, покорила всех своей красотой и богатством, а Андрей Петрович Шувалов, отец Петра Андреевича, познакомился с ней в Вене, куда она, овдовев, приехала в качестве путешественницы, а в Петербурге и Москве женихов хватало, и она выбрала себе покорного ее воле Андрея Петровича, нынешнего обер-гофмаршала, они были сверстниками, он не стеснял ее ни в чем, имел родовитую биографию, был хитер, ловок, довольно неразборчив в достижении целей, а через несколько месяцев после женитьбы у них и родился Петр Андреевич Шувалов, который был начальником всероссийской жандармерии, а теперь – шеф жандармов. Как уж Шувалов старался уговорить Александра Второго дать отставку Милютину, но ничего не получилось: такого министра, как Милютин, грамотного в военном деле, талантливого писателя, особенно великолепно умеющего излагать все самые болезненные вопросы военной реформы, разработавшего план победы над имамом Шамилем, найти просто не удалось…

В конце 1866 года, как свидетельствуют документы, граф Шувалов и министр внутренних дел Тимашев вновь предприняли атаку на Милютина, указывая на его ошибки в реорганизации русской армии, опасность такого направления для государственной безопасности, но Александр Второй вновь не увидел ничего страшного в том, что делал Дмитрий Милютин, и угрожавшая ему отставка вновь не состоялась.

В 1868 году Шувалов и Тимашев со своими подручными вновь начали атаку на Милютина, на этот раз острой критике подвергся «Русский инвалид», как орган Военного министерства, составили всеподданнейший доклад Александру Второму об особой патриотической группе критиков и журналистов, которые последовательно выполняют все указания военного министра, порой спорные, неточные или просто ошибочные. Александр Второй отправил доклад в Совет министров, здесь обсудили и запретили выпуск журнала, как органа Военного министерства. Вскоре журнал ««Русский инвалид» стал выходить как ведомственная газета. Но это было только начало новой атаки на военного министра Дмитрия Милютина.

В конце 1868 года атака на военного министра вновь обострилась.

«Уже несколько дней, – писал Юрий Самарин Дмитрию Милютину в конце года, – ходят об Вас в Москве странные слухи. Рассказывают, что государь, будто бы сказал в. к. наследнику, что ему бы хотелось узнать, какого мнения Москва о военном министре; что слова эти будто бы дошли до генерал-адъютанта Зеленого, который будто бы через преданных ему людей распространяет их в средних и низших слоях здешнего городского общества, подбивая его к какой-нибудь манифестации в Вашу пользу. Говорят, что по фабрикам и мастерским кем-то разносятся благодарственные адреса на Ваше имя и вербуются подписи… Сегодня поутру к старшине здешнего ремесленного сословия Буханову явился совершенно ему незнакомый господин, который не назвался и подал ему адрес, требуя от него, чтобы он подписал его от имени всего ремесленного сословия, притом без дальних размышлений, так как городской голова князь Щербатов одобряет этот адрес и сочувствует этому делу. Осторожный Буханов, однако, не подписал и отправился к князю Щербатову, который от него первого узнал, к немалому своему удивлению, обо всем этом деле…»