Идущий сквозь миры - Владимир Лещенко

В душе не было ничего, кроме легкой печали расставания.

Они нашли свой дом, а сколько еще странствовать мне?

Итак, нас осталось четверо. Дмитрий Голицын-Кахуна, князь Российской империи. Ингольф, в далеком прошлом предводитель дружины в полтораста человек. Орминис, бывший пират. Таисия, бывшая крепостная.

И я, отныне их капитан.

Ветер гнал наш кораблик все дальше. Все меньше становились фигурки стоявших на причале. Вот уже только крошечные точки были видны на фоне белого с зеленью берега. Затем и они скрылись в дымке и закатных бликах. А потом берег начал как бы проваливаться, скрываясь за дугой горизонта. В сумерках лишь вершина одинокой горы возвышалась там, где остались наши товарищи. Навсегда…

Вместо эпилога

ОСТАВШИЙСЯ ОДИН

С экрана видиона доносился истошный рев боевых мамонтов, лязг оружия, крики и стоны сражающихся.

На залитой солнечным светом и запруженной людьми площади кипела битва. Впереди толпы, штурмующей дворец царя Атлантиды – ничтожного и жестокого Такабади – Итта II, билась неразлучная троица друзей.

Светловолосый гиперборей Мрак направо и налево рубил сверкающей секирой, выкованной из обломков железного метеорита. Громадный африканец Кафи ловко орудовал неподъемной дубиной, усаженной острыми кремнями.

Копье Ункаса – краснокожего из диких американских лесов – как молния поражало жирных, раскормленных гвардейцев в неудобных золоченых панцирях. Изображение изменилось. Действие теперь происходило в храме злобного бога Адримана.

На алтарной плите, прикованная золотыми цепями, была распластана возлюбленная Мрака – золотоволосая Лаяна. Из одежды на ней было лишь несколько обрывков леопардовой шкуры, разорванной в схватке и прикрывавших ее стати чисто символически. Над ней с выражением жестокого сладострастия на лице, на котором и без того были неизгладимо запечатлены все возможные и невозможные пороки, нависал Верховный жрец Адримана, коварный Тоойорг-Остар.

Хор евнухов неподобающе грубыми голосами исполнял гимн злым силам, а две изысканно обнаженные жрицы уже несли на золотом блюде с тележное колесо величиной священный каменный топор.

Злодей явно был настроен принести очаровательную северянку в жертву своему кровожадному божеству, и его не смущал даже шум битвы снаружи и грохот тарана в бронзовые ворота храма.

На экране вновь замелькали окровавленные мечи и секиры, но я был более чем уверен, что миллионы зрителей сейчас, замерев, ожидают: успеет Мрак спасти Лаяну или она разделит участь своей подруги и возлюбленной Кафи – прекрасной чернокожей Тайлы, отказавшейся удовлетворить похоть царя атлантов и скормленной за это хищным птеродактилям на Проклятом плоскогорье.

В отличие от них, я знал, что на этот раз хорошего конца не будет и гиперборей найдет бездыханное тело невесты.

В дверях появилась моя жена. Постояла на пороге, посмотрела на меня (я старательно делал вид, что не вижу ее) и прошла в гостиную.

Улыбнувшись, Марите присела рядом.

– Опять «Проклятое плоскогорье» смотрел? – спросила она.

– Оно самое, – подтвердил я.

Жена вновь улыбнулась:

– Не понимаю только, зачем было убивать бедняжку Оляну.

– Лаяну, – механически поправил я.

– Ну, пусть Лаяну. Ты вспомни, как тебя зрители ругательными письмами завалили.

– Пусть и дальше заваливают, – буркнул я. – Надоело ее спасать – семь раз уже! И вообще, я бы всю троицу прикончил с таким удовольствием…

– И не стыдно тебе – люди их так полюбили! И кстати…

– И кстати, благодаря им я – экая неблагодарная скотина – живу в этом прелестном домике, а моя жена ездит на «скандии», так?

Марите рассмеялась в ответ на незамысловатую шутку:

– Кстати о «скандии». Я собираюсь приобрести новую модель, а у нас осталось не так много денег, так что придется тебе делать новую серию.

– Ох, дорогая, и почему бы тебе не поездить на чем-нибудь поскромней? Хоть даже на «лани» или «тарпане»?

– Вот еще! – Мария фыркнула. – Ты бы еще сказал – на «стриже» первого выпуска… Ты еще скажи, что мне надо «сапфир» продать!

Я промолчал, не желая лишний раз ссориться с женой. Тем более что «сапфир» – купленная в прошлом году яхта – была моей головной болью.

Собственно говоря, это была не яхта, а перестроенная рыболовецкая шхуна водоизмещением в двести с лишним тонн.

Увидев ее еще на стапеле в рыбацком поселке недалеко от Клайпеды, Мария тут же нестерпимо возжелала ее приобрести.

Все мои возражения и даже последний, отчаянный аргумент, что я неважный моряк (лгать ей мне никогда не доставляло удовольствия), во внимание не принимались.

И вскоре, вместо того чтобы предаваться блаженному безделью в особнячке среди густых сосновых лесов, я должен был править треклятой посудиной.

Марите много раз заявляла, что не понимает, как я могу предпочесть свежему морскому ветру и стремительному бегу под парусами валяние в безделье на травке.

Разумеется, ей было невдомек, что моря, ветра и парусов за последние семь лет я хлебнул более чем достаточно, а вот того самого, нелюбимого ею ленивого покоя не набралось бы и полугода.

К тому же вместе с нами отдыхать отправлялись ее многочисленные друзья и родные, наперебой изводившие меня восхищенными охами и ахами по поводу моего умения управлять яхтой.

Было особенно непереносимо, когда вся компания требовала, чтобы я вышел в море в свежую погоду. И пока они радостно визжали, когда очередной вал подбрасывал нас высоко вверх, я, про себя матерясь и утирая с лица ледяные брызги, всеми силами старался не дать «сапфиру» стать бортом к волне.

– Яхта дорого обходится, – опять фыркнула она. – А вспомни, сколько ты тратишь на секретаршу! – Марите даже не думала скрывать своего раздражения. Причина тут, конечно, была не в деньгах: мне пришлось сменить за неполных полтора года нашего брака уже двух стенографисток, по мнению жены слишком молодых и красивых. – Сколько раз тебе говорила – купи магнитофон.

Я промолчал. Что тут сделаешь? Объяснить ей, что магнитофон тут не поможет, я был бессилен. А обсуждать денежные вопросы не любил тем более.

Однажды Марите истратила почти половину своего гонорара на какой-то необыкновенный кулон с бриллиантами и сапфирами как раз в тот момент, когда наш почтовый ящик был забит неоплаченными счетами. Я тогда промолчал: в конце концов, это ее деньги.

– Так все-таки, что тебе твои герои плохого сделали? – спросила жена чуть погодя.

– Да ничего. Просто… надоели хеппи-энды, – задумавшись, пробормотал я.

– Хе… что?

– Хорошие концы. Хеппи-энд – в переводе с английского: счастливый конец.