Ночь не наступит - Владимир Понизовский

К вечеру выборжцы стали покидать парк. Лишь редкие парочки искали уединения. Юноша взглянул на часы. Пора! Он договорился с парнями, что для проверки сигнализации он раньше условленного времени помигает с вышки фонариком, а они ответят. К тому же сигналы с противоположного берега будут означать: «Все готово».

Путко подошел к вышке. Ветер гудел меж конструкций. Лесенка была как трап. Чувствуя пружинистую веселую силу в мышцах, Антон начал подниматься, подтягиваясь на перилах. С нижней смотровой, площадки оглядел гору, уже одетую в сумрак. Слева, у спуска, парочка. Юноша усаживает девушку на санки. Как бы не разбились в темноте. Понеслись! Вскрики, хохот. Здорово!

Недалеко от вышки маячила темная одинокая фигура. Студент поднялся на вторую площадку. Внизу матово светился снег залива. Уже растворившийся во тьме, в редких первых огнях газовых фонарей, лежал город. «Крест» вон там...

На верхней площадке мерз на ветру мужчина в легкой шляпе. Посторонний ни к чему. Ишь, любитель свежего ветра! Впрочем, Антон может посемафорить фонариком и со второй площадки.

Он спустился, достал фонарик, облокотился о перила. Нажал кнопку, отпустил, снова нажал. Снизу послышалось восклицание. Сверху, с площадки, начал торопливо спускаться тот, в шляпе. И восклицание, и топот по лесенке насторожили Антона. Он спрятал фонарь, вынул из кармана браунинг, спустил предохранитель. Соскользнул по перилам на склон. К вышке торопились, оскальзываясь на покрытых ледком камнях, какие-то люди. Сверху грохотал подковками сапог «любитель ветра».

Антон вспомнил маршрут, мысленно проложенный еще днем, быстро зашагал вниз. «Может, просто гуляки? А я струсил!» — но сердце колотилось, грохотало, как барабан. Услышал: за ним идут следом. Вдруг из-за камня выскочил еще один.

— Сейс! — обрывающимся голосом крикнул он.

Антон продолжал идти?

— Сейс!

— Что такое? — как можно резче спросил он.

— Стой! Стой!

Мужчина был в нескольких шагах. В сумерках блеснул шишак на лакированной каске. «Констебль!..»

Путко выхватил из кармана руку и нажал спусковой крючок. Полицейский закричал. Антон повернулся, выстрелил наугад в преследователя и бросился вниз, скользя, падая, ударяясь о камни. Позади слышались крики, голоса. Затрещали выстрелы. Вот и берег. «Бежать к насыпному мосту, ведущему на ту сторону, в город? Там тоже может быть засада. Остается одно: по льду залива, напрямик!..»

Он бросился через залив, чувствуя, как потрескивает под ногами лед. Голоса отдалились. Полыхнуло еще несколько выстрелов. Вот и берег. И хижины меж скал и сосен. Он побежал к третьей с краю.

— Руки вверх!

Он замер, прижав к груди пистолет. Откуда кричат?

Послышался тихий смешок:

— Не пугайся, товери! Это я, Хейно.

— А-а, так тебя!.. Дурак! Я мог бы убить!

— А где я?

Антон не понимал, откуда доносится голос. Послышался звук обрушивающегося тела.

— Олен оллут сиелле!.. Я, товери, тама! — сказал смазчик, вырастая перед Путко и показывая вверх, на крону сосны. — Я тама, ку-ку!

— Что с инженером?

— Все плохо... Идем!

В каморке топаря Хилтунена уже сидели Эйвар и Карл и еще один, представившийся Юханом. Антон догадался: это тюремный писарь. Кочегар рассказал о происшедшем в тюрьме. Юхан, оказывается, отпросился на субботу, чтобы отработать в воскресенье, в день побега, и не знал, что все провалилось накануне. Он сумел предупредить товарищей только два часа назад. Поэтому они и не попались в руки констеблей, хотя тюрьма и все окрест оцеплено полицией. Но уведомить Антона уже не было никакой возможности. Да он и сам молодец — не растерялся.

— Молодец, молодец, — досадливо проговорил студент. — Что же теперь делать?

— Давай думать, товери.

Через два дня Антон снова пришел в хибарку Хилтунена. Домик топаря был выбран не случайно — именно потому, что он ютился под самым боком у тюрьмы. Как говорится в пословице: «Под свечкой всегда темно» — будут искать злоумышленников везде, но только не в сотне шагов от «креста».

Накануне студент узнал, что в Выборг приехали наконец товарищи-боевики из Питера. Теперь у Аугуста Хилтунена встретились они все — и новые его друзья-железнодорожники, и писарь, и трое питерских товарищей. Одного, Германа Федоровича, Антон уже однажды видел — этот осанистый мужчина прошлым летом давал ему явку в Ярославле и организовывал освобождение Ольги. Двое других боевиков, представившиеся как «Ладо» и «Вано», были кавказцами, по виду ничуть не старше самого Антона, и чем-то походили на Семена. У студента сжалось от боли сердце. Знают ли они Камо, известна им его судьба?.. Конечно, спрашивать он не стал. Но подумал: наверно, его друзья.

Герман Федорович выслушал рассказ Путко и финнов о неудавшемся побеге и неодобрительно покачал головой:

— Поторопились. Мы ведь тоже не сидели без дела, подготовили план освобождения Никитича.

Он рассказал, что боевики решили инсценировать выдачу Красина русским жандармам. Для этого они достали в Питере полное жандармское унтер-офицерское обмундирование и оружие, уже привезли все в Выборг. Предполагали, что наряд «жандармов»-боевиков в сопровождении финского полицейского комиссара, роль которого должен был играть сам Герман Федорович, явится в тюрьму и вручит приказ о выдаче арестованного. Соответствующий документ будет составлен по всем правилам... Оказывается, и они, боевики, и Антон со своими финскими друзьями действовали параллельно. Теперь же, конечно, в тюрьме переполох, надзиратели не спускают с инженера глаз, не так ли?

Писарь подтвердил: да, даже на прогулку арестованного выводят под ружьем, охрана внутри и извне усилена, вокруг тюрьмы расставлены дополнительные посты.

— Да, теперь они все будут настороже... — задумчиво проговорил Герман Федорович. — Вот к чему приводят несогласованность действий и ненужная поспешность. Но все равно — освободить Никитича надо во что бы то ни стало.

— Только когда будут вывозить, — сказал Эйвар.

— Вряд ли, — возразил писарь. — Жандармы приедут с арестантским вагоном. А от тупика до тюрьмы — полверсты по открытому шоссе.

— Все равно должны, — повторил Герман Федорович. — Это прямое задание Ильича. В Питере Никитича ждет только одно — «столыпинский галстук».

Антон не знал, от кого получил «прямое задание» Герман Федорович — сам студент выполнял поручение Большевистского центра. Но каждый час промедления увеличивал его тревогу за жизнь Леонида Борисовича.

— Да, во что бы то ни стало надо освободить его! — воскликнул он.