Николай II. Дорога на Голгофу. Свидетельствуя о Христе до смерти... - Петр Мультатули

Теперь сравним этот магический древний ритуал с убийством Царской Семьи: Юровский пробыл в Ипатьевском доме 12 дней, на 12-й день должно быть убито 12 человек, но накануне самого убийства один из них (Л. Седнев) был отпущен и убит спустя десятилетие.

Кроме того, в уводе Седнева нельзя не заметить аналогии с 11 апостолами Христа и Его предателем Иудой Искариотом, который накануне предания Спасителя на муки покинул Тайную Вечерю.

Принимая во внимание, что никаких логичных объяснений увода из Ипатьевского дома поваренка Леонида Седнева не существует, а также тот факт, что позже, в 20-х годах, он был расстрелян ГПУ, можно предположить, что увод поваренка был вызван соблюдением искаженного чернокнижием древнего иудейского обряда «козла отпущения», и таковым «козлом отпущения» являлся мальчик Леня Седнев.

Обстоятельства убийства Царской Семьи

Как погибла Царская Семья? Казалось бы, на этот вопрос уже имеется убедительный ответ: в ночь с 16 на 17 июля 1918 года она была убита в полуподвальном помещении Ипатьевского дома посредством огнестрельного и холодного оружия, с нанесением множественных огнестрельных и ножевых ранений, несовместимых с жизнью. К этому выводу пришел и следователь Н. А. Соколов, и Правительственная комиссия, возглавляемая Б. Е. Немцовым, это подтверждается всеми показаниями и воспоминаниями убийц Царской Семьи. Однако при внимательном исследовании этого вопроса становится ясно, что далеко не все обстоятельства убийства полностью установлены и доказаны. Начнем с того, что следствие Соколова так и не было завершено. Поэтому все его выводы, за исключением установления самого факта убийства Царской Семьи, носили предварительный характер. Соколову в силу объективных причин не удалось допросить не только ни одного лица, виновного в организации преступления, но даже ни одного организатора его исполнения. Из лиц, которым было предъявлено Соколовым обвинение, лишь один Медведев признался в непосредственном присутствии на месте преступления в момент его совершения. Соколов был лишен возможности сравнить показания Медведева с показаниями других участников убийства. Осмотр места преступления, полуподвальной комнаты Ипатьевского дома, который, казалось бы, полностью подтверждал показания Медведева, на самом деле свидетельствовал лишь о том, что в этом помещении произошло преступление, что здесь было убито несколько человек и что здесь применялось огнестрельное оружие. Но так как ни один непосредственный участник убийства задержан и допрошен следствием не был (Медведев отрицал свое участие в убийстве), то Соколов не имел возможности произвести следственный эксперимент, который бы выявил и доказал обстоятельства убийства. Поэтому выводы Соколова об обстоятельствах, методах и способе убийства Царской Семьи остаются весьма условными, что хорошо понимал и он сам.

Заявления же участников преступления, сделанные ими в разные годы после убийства в Советской России и за рубежом, являются просто сомнительными. Любой юрист знает, что доказательствами по уголовному делу являются показания, добытые следственным путем, в рамках возбужденного уголовного дела, при соблюдении всех норм действующего законодательства. Но даже такие показания обвиняемых требуют дополнительной проверки: проводятся очные ставки, опознания, следственные эксперименты (проверка показаний на месте), выемки, обыски и так далее. Все остальные признания, рассказы, упоминания тех или иных лиц о совершении ими или кем-то уголовного преступления, сделанные вне рамок уголовного дела, ни показаниями, ни тем более доказательствами в юридическом смысле не являются и имеют лишь значение исторического документа, если речь идет об общественно-важном историческом явлении, которое требует серьезного научного анализа. Причины такого подхода понятны. Рассказы лиц о совершенном преступлении не в рамках уголовного дела могут быть вызваны причинами, далекими от правосудия: бахвальством, желанием оклеветать кого-нибудь, стремлением скрыть правду, просто больной фантазией, наконец. Это напрямую касается и рассказов лиц, принимавших участие в убийстве Царской Семьи или выдававших себя за них. Необходимо помнить, что Юровский, Ермаков, Войков, Белобородов, Кудрин, Никулин, Родзинский, Быков и другие повествовали об обстоятельствах убийства и о своем участии в нем в спокойной обстановке, безо всякого внешнего принуждения, не утруждая себя доказательствами и в условиях, когда содеянное ими воспринималось как революционный подвиг. Кроме того, до сих пор остаются темными причины, по которым эти люди делали свои признания.

Таким образом, у нас имеются показания обвиняемых по уголовному делу, отобранные следователем Соколовым, и воспоминания лиц, которые заявили о своей причастности к убийству Царской Семьи.

Теперь сравним эти показания и воспоминания и посмотрим, к каким выводам мы придем.

Следствие в рамках возбужденного 30 июля (по ст. ст.) 1918 года уголовного дела по факту убийства Императора Николая II, Императрицы Александры Федоровны, Наследника Цесаревича Алексея Николаевича, Великих Княжон Ольги, Татьяны, Марии, Анастасии Николаевны, доктора Е. С. Боткина, комнатной девушки А. С. Демидовой, лакея А. Е. Труппа и повара И. М. Харитонова привлекло к уголовной ответственности и допросило в качестве обвиняемых следующих лиц: 1) П. С. Медведева, бывшего начальника охраны Дома особого назначения, 2) Ф. П. Проскурякова, бывшего охранника Дома особого назначения, 3) А. А. Якимова, бывшего разводящего Дома особого назначения, 4) Н. А. Соковича, бывшего заведующего отделом здравоохранения Уральского областного Совета.

Из всех вышеназванных лиц лишь П. С. Медведев признался, что находился на месте убийства в момент его совершения. Вот его показания:

«Вечером 16-го июля я вступил в дежурство, и комендант Юровский часу в 8-м того же вечера приказал мне отобрать в команде и принести ему все револьверы системы „Наган“. У стоявших на постах и у некоторых других я отобрал револьверы, всего 12 штук, и принес в канцелярию коменданта. Тогда Юровский объявил мне: „Сегодня придется всех расстрелять. Предупреди команду, чтобы не тревожились, если услышат выстрелы“. Я догадался, что Юровский говорит о расстреле всей Царской Семьи и живших при ней доктора и слуг, но не спросил, когда и кем было постановлено о расстреле. Должен Вам сказать, что находившийся в доме мальчик-поваренок с утра, по распоряжению Юровского, был переведен в помещение караульной команды (дом Попова). В нижнем этаже дома Ипатьева находились латыши из „латышской коммуны“, поселившиеся тут после вступления Юровского в должность коменданта. Было их человек 10. Никого из них я по фамилии не знаю. Часов в 10 вечера я предупредил команду, согласно распоряжению Юровского, чтобы они не беспокоились, если услышат выстрелы. О том, что предстоит расстрел Царской Семьи, я сказал Ивану Старкову. Кто именно из состава команды находился тогда на постах — я положительно не помню и назвать не могу. Не могу также припомнить, у кого я отобрал револьверы.

Часов в 12 ночи Юровский разбудил Царскую Семью. Объявил ли он им, для чего он их беспокоит и куда должны пойти — не знаю. Утверждаю, что в комнаты, где находилась Царская Семья, заходил именно Юровский. Ни мне, ни Константину Добрынину поручения разбудить спавших Юровский не давал. Приблизительно через час вся Царская Семья, доктор, служанка и двое слуг встали, умылись и оделись. Еще прежде чем Юровский пошел будить Царскую Семью, в дом Ипатьева приехали из Чрезвычайки два члена: один, как оказалось впоследствии, Петр Ермаков, а другой — неизвестный мне по имени и фамилии, высокого роста, белокурый, с маленькими усиками, лет 25–26. Валентина Сахарова я знаю, но это был не он, а кто-то другой. Часу во втором ночи вышли из своих комнат Царь, Царица, четыре царских дочери, служанка, доктор, повар и лакей. Наследника Царь нес на руках. Государь и Наследник были одеты в гимнастерки, на головах фуражки. Государыня и дочери были в платьях, без верхней одежды с непокрытыми головами. Впереди шел Государь с Наследником, за ними — Царица, дочери и остальные. Сопровождал их Юровский, его помощник и указанные мною два члена Чрезвычайной комиссии. Я также находился тут.

При мне никто из членов Царской Семьи никаких вопросов никому не предлагал. Не было также ни слез, ни рыданий. Спустившись по лестнице, ведущей из второй прихожей в нижний этаж, вышли во двор, а оттуда, через вторую дверь (считая от ворот), во внутренние помещения нижнего этажа. Дорогу указывал Юровский. Привели их в угловую комнату нижнего этажа, смежную с опечатанной кладовой. Юровский велел подать стулья: его помощник принес три стула. Один стул был дан Государыне, другой — Государю, третий — Наследнику. Государыня села у той стены, где окно, ближе к заднему столбу арки. За ней встали три дочери (я их всех очень хорошо знаю в лицо, так как каждый почти день видел их на прогулке, но не знаю хорошенько, как звали каждую из них). Наследник и Государь сели рядом, почти посередине комнаты. За стулом Наследника встал доктор Боткин. Служанка (как ее зовут — не знаю, высокого роста женщина) встала у левого косяка двери, ведущей в опечатанную кладовую. С ней встала одна из царских дочерей (четвертая). Двое слуг встали в левом от входа углу, у стены, смежной с кладовой.