Сколько стоит ваше сердце? - Татьяна Матуш

— так сразу не скажешь, надо пробы брать и магу — воднику нести. Вот в этом случае точно — воднику, ни воздушник, ни землевик не справится. Сила тут не работает, да и умения — через раз. Нужно особенное сродство к своей стихии, тогда получится.

Землянки… Кот насчитал десятка три только в первой линии, а, значит, было их, как минимум — вчетверо больше. Серьезная банда, явно — не с одной деревни собралась.

— Это как: сбегали, чтобы не стать рабами в Орденах, и грабили, зная, что свои же, деревенские парни вместо них в рабство пойдут? — подивился Квентин.

— Да нет, тут хитрее схема, — Кот поморщился и гадливо обтер ладонь, которой посылал в пространство короткие импульсы "Диагноста", — на амулете их ломали. Человек полноценный — только главарь. Остальные в разной степени "куклы".

— Пакость какая, — передернуло парней.

— Что с ними делать будем?

— Усыпляем, — решил Кот, — пока так, а потом…

— Да отправить их по облакам… или по уголькам, как кому суждено, — Беда поморщился, — Демона ли рогатого в них, все равно ломаных не починишь, люди — не телеги. А спящих резать Бессмертные… смогут. Насмотрелись, на моих парней глядя, а кто и сам попробовал. Так что — смогут. Только не говори, что тебе жалко. Все равно не поверю. Я людей насквозь вижу и на пять футов под ними, ты такой же жалостливый, как каменные истуканы в Степи.

— Я о другом думаю, — перебил наемника Эшери, — если в ближайший месяц — два мятеж не задавим, будет голод…

— Будет, — кивнул Беда, — зимой люди деревнями умирать начнут.

— А эта дорога, фактически, единственная, по которой можно быстро в северные районы хлеб и крупу доставить. Разбойников на ней разводить нельзя.

— Так нигде нельзя, — слегка удивленно хохотнул Беда, — да эта плесень человеческая сама заводится. Не иначе — от сырости, — он кивнул на озеро, — надо будет потом, как работу доделаем, не забыть несколько фляжек набрать. Интересно, что тут такое из земли течет…

— С озером потом. А с разбойниками вот что… Народ напугать надо. Сильно напугать. Чтобы они этой дороги хуже степного нашествия и храмового рабства боялись.

— Вдоль дороги всю шайку по деревьям развесить?

— Этим их не проймешь. Они из шика разбойничьего рубаху не шарфом шелковым, а веревкой крепкой подпоясывают. Причем, специально такую выбирают, чтобы не порвалась и не перетерлась. И друг перед другом хвастаются… А перед казнью палачу отдают, чтобы тот их на этой веревке повесил. Как думаешь, чем можно напугать ребят, которые со своей смертью в обнимку и спят, и обедают, и по девкам ходят?

— Неизвестностью, — мгновенно сообразил Беда. — Если вся шайка — исчезнет. Бесследно. Ни тел, ни костей, ни вещей…

— А по деревням призрак пройдет… молчаливый. Ничего говорить не будет, нигде не остановится. По типу "гонца" слеплю.

Легенда о Дороге Ужаса рождалась на ходу и тут же обрастала жутковатыми подробностями. Но наворотить совсем уж лютых кошмаров им помешали.

— Ваша Светлость, — по тропинке быстро шел Квентин и нес на руках… сначала Эшери подумал, что это какой-то тюк с пестрым тряпьем. Потом пригляделся…

— Девочка-жрица? Та самая, из деревни? Немая лекарка? Бездна, да ведь ей и десяти лет нет, какая же она жрица?

Девочка открыла глаза — они были черные, как беззвездное небо. И пристально, испытующе взглянула на Золотого Кота.

— Ты возьмешь меня на руки? — голос у нее был совсем детский, говорила она не очень хорошо, видно, сказалось долгое молчание, но слова прозвучали не просьбой. Приказом. Да таким, что Эшери не рискнул ослушаться.

— Да, моя госпожа, — немного растерялся он, — если хочешь. Но нам сказали, что ты нема.

Он бережно взял девочку у Квентина и незаметно бросил "Диагност", проверяя, все ли с ней в порядке, не больна ли, не ранена.

— С кем тут было говорить? — девочка повела плечом полупрезрительно — полудерзко, — с разбойниками да родней разбойников? Много чести. Пусть в ноги поклонятся, что лечила.

— Вот это — кнопка! — рассмеялся Квентин, — сколько ж она молчала, пока достойного не встретила! Ай, умничка! Как тебя зовут-то, кроха?

— Марша, — девочка чуть наклонила голову, словно маленькая королева, знакомясь с подданным.

— А командир наш, значит, тебе приглянулся, что ты с ним заговорила?

Девочка повозилась на руках у Эшери, устраиваясь поудобнее и объявила:

— Он хороший. Станет отцом моей будущей дочки.

Эшери едва не споткнулся, но, хвала Небу, устоял на ногах.

А парни уже вовсю улыбались, хитро переглядываясь.

— Что, Кот, нежданно-негаданно жену на дороге нашел? Бывает… Теперь, смотри, не потеряй.

Кот еще думал, как бы отшутится в ответ, чтобы не обидеть ребенка, когда девочка его снова удивила.

— Не жену, — она строго глянула на Квентина с друзьями, — А жрица я самая настоящая. Посвященная Змею.

Кот вздрогнул.

— Вот как? — тихо проговорил он, внимательно рассматривая симпатичную смуглую малышку, худенькую, но совсем не истощенную. То ли разбойники берегли лекарку, то ли сила Покровителя питала, — Тебя нужно вернуть в Храм Змея? Или… ты останешься в моем доме?

— Ты меня совсем не боишься? — удивилась Марша.

— Моя мама — бывшая жрица Змея, — так же тихонько признался Эшери, — так что — нет, маленькая пророчица, не боюсь. Ты ведь лишнего не скажешь.

За спиной парни стаскивали в кучу мертвых разбойников. Решили сильно не мудрить — испепелить, а на месте костра траву поднять — погуще. Концы в воду — нехорошо, всплыть могут. В землю — куда как надежнее.

А Эшери стоял с крохотной жрицей на руках, бережно прижимал ее к себе и про себя, но страстно благословлял обычай, позволяющий Змеюшкам не идти замуж. Даже если вдруг — ребенок. Да хоть пятеро — будет в храме пятеро новых жрецов. Или жриц. Всех накормят, оденут, обучат. Как бы не