Меч и перо - Мамед Ордубади
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Да, сказал.
- Выходит, ты солгал тогда?
- Вовсе не солгал. Как мне ага велел говорить, так я и говорил. Мог ли я говорить иначе, если мне заплатил за это сто золотых динаров?
- Знал ли ты, в кого пускаешь стрелу?
- Нет, не знал. Ага показал мне веранду и сказал: "Убьешь первого, кто выйдет сюда!"
- Разве тебе не было известно, что это дворец мелске?
- Нет, этого я не знал. Если бы знал, то не осмелился бы выпустить стрелу.
- Невероятно! Как мог ты, служа столько времени в моем войске, не знать, где находится дворец моего покойного брата атабека Мухаммеда?!
Мансур расхохотался:
- Да разве я служу в вашем войске?! Я впервые в жизни попал в Хамадан. Семь месяцев я сидел в здешнем зиндане. До этого я был главарем шайки грабителей на дороге между Асадабадом и Хамаданом. В конце концов я попался, и меня привезли в Хамадан. Меня должны были казнить, но этот ага вызгюлил меня из тюрьмы и поручил это дело. Он дал мне сто золотых и сказал, что спасет меня от смерти, если даже меня схватят. - Где он договаривался с тобой? - Ага водил меня к себе домой.
- Если тебе покажут этот дом, сможешь ли ты узнать его?
- Конечно, смогу.
Кызыл-Арслан обратился к Хюсамедину:
- Ну, что скажешь нам на это?
- Все, что говорит этот человек - ложь! - возмутился Хюсамеддин. - Его подучили говорить так в тюрьме. Когда его допрашивали в день преступления, он говорил совсем другое.
Кызыл-Арслан опять обернулся к Мансуру.
- А ты не мог бы назвать нам какие-нибудь вещи, которые были в доме этого джанаба?
- Могу, это так просто! Дверь нам открыла старая служанка, рябая и кривая на один глаз. В комнате его, как войдешь, справа и слева от двери стоят два страшных львиных чучела.
В клетке на окне - серый попугай. Когда я вошел, он закричал: "Прошу вас! Прошу вас!"
Кызыл-Арслан спросил Хюсамеддина:
- Есть ли все это в твоем доме?
- Да, есть. Но преступник мог и не видеть всего этого. Мои враги подучили его говорить так, ибо они сотни раз бывали у меня.
- Что ты на это ответишь, преступник Мансур? - спросил Кызыл-Арслан.
Мансур усмехнулся.
- Мой ответ вы уже слышали. Могу добавить, что в доме этого джанаба я видел табакерку, усыпанную рубинами и алмазами, с изображением голой женщины.
Хюсамеддин поспешно замахал рукой.
- Он лжет! У меня нет никакой табакерки!
-- Ага говорит правду, - сказал Мансур. - Сейчас в его доме этой табакерки нет. Когда ага вышел в другую комнату, чтобы достать для меня из сундучка сто золотых, я, сам не понимая как это случилось, сунул табакерку в свой карман.
Гнев Кызыл-Арслана разом погас. Он весело рассмеялся.
- Где сейчас эта табакерка?
- Она при мне, элахазрет. Могу вернуть ее вам.
- Каким образом тебе удалось пронести ее с собой в тюрьму?
- Как только меня привели в комнату мюдира тюрьмы, я вынул табакерку из кармана и сунул ее под чалму мюдира, которая лежала на тахте. Мне приказали: "раздевайся!" Я разделся и положил свою одежду рядом с чалмой мюдира. Обыскав меня и ничего не найдя, мне опять велели одеться. Одеваясь, я незаметно вытащил из-под чалмы мюдира табакерку и опять спрятал в карман.
- Покажи табакерку!
- Прошу вас, элахазрет.
Мансур, сунув руку за пазуху, извлек табакерку и передал Кызыл-Арслану.
Увидев табакерку, хекмдар побледнел: это была табакерка его покойного брата атабека Мухаммеда, подаренная ему халифом Мустаршидбиллахом.
Кызыл-Арслан бросил на Хюсамеддина грозный взгляд.
- Каким образом эта дорогая вещь, принадлежавшая моему брату, попала в твои руки?
Хюсамеддин оказался в затруднительном положений. Он не мог признаться, что табакерку подарила ему Гатиба.
Потупив голову, он ответил:
- Табакерка попала в мои руки точно таким же образом, как и к Мансуру.
Кызыл-Арслан обернулся к Фахреддину:
- Ты можешь идти.
- Я требую наказаний преступников! - сказал Фахреддин.
Кызыл-Арслан недовольно поморщился.
- Не лезь не в свое дело. Тебе никто не давал права приказывать падишаху!
Хюсамеддии и Захир Балхи были посажены в тюрьму.
Минула неделя. Никто не знал, как Кызыл-Арслан решит их участь. По городу ходили слухи: "Азербайджанцы требуют сурового наказания преступников, а Гатиба-хатун добивается их помилования".
Кызыл-Арслан получил письмо, подписанное знатными и авторитетными людьми Северного и Южного Азербайджана, а также многими военачальниками азербайджанского войска:
"Хашаметмааб!
Вам должно быть известно, что, хотя правительство салтаната считается прежде всего правительством Азербайджана, однако азербайджанцы, проживающие в Вашей столице, чувствуют себя как чужеземцы.
События последних недель еще больше подорвали престиж живущих в Хамадане азербайджанцев. Виновники преступления, задуманного с целью поссорить элахазрета с азербайджанцами, все еще не наказаны, и это свидетельствует о том, что элахазрет хекмдар изменил свое прежнее благосклонное отношение к азербайджанцам.
Это обстоятельство делает затруднительным пребывание азербайджанского войска в столице. Преступники живы, и это порождает в народе слухи об их невиновности и бросает тень на азербайджанцев.
Поэтому хекмдар не должен удивляться и гневаться, если азербайджанское войско в ближайшее время покинет столицу. Пусть элахазрет заранее позаботится о создании другого войска, призванного обеспечивать порядок в городе и безопасность жизни элахазрета".
Почти одновременно с этим письмом Кызыл-Арслан получил письмо от Гатибы, которая писала:
"Элахазрет!
Ваша дружба с убийцами моего отца оскорбительна для меня. Я пришла в недоумение, узнав, что Вы оставили безнаказанными виновников преступления, задуманного азербайджанцами.
Преступление было совершено во время отсутствия элахазрета, и это наводит меня на мысль о том, что преступники действовали по его указке. Оставив на свободе Фахреддина и Сеида Алаэддина, Вы тем самым еще больше подтвердили достоверность моего предположения о Вашей причастности к покушению на жизнь мелеке.
Давно уже предчувствуя недоброе, я несколько раз порывалась уехать из столицы. Последнее событие доказывает, что мое пребывание в Хамадане действительно небезопасно для моей жизни и жизни моей юной сестры.
Элахазрет несколько раз обещал мне наказать преступников, но так и не исполнил этого. Мои безвинные друзья все еще находятся в тюрьме, что заставляет меня сделать определенныевыводы.
Хюсамеддин пользовался неограниченным доверием и уважением моего покойного отца. Его меч в течение многих лет принуждал непокорных азербайджанцев склонять головы перед атабеком. Оскорбительное заключение его под стражу нельзя расценивать иначе, как оскорбление всего моего рода.
Хазрет Захир Балхи, мудрый, деятельный политик, тоже оказал много услуг нашему государству.
Я приняла решение провести остаток жизни в Рейском государстве. Лучше на чужбине влачить нищенское существование, чем жить в родной стране, где властвуют убийцы моего отца.
Гатиба-хатун".
Кызыл-Арслан колебался: ему не хотелось терять азербайджанцев, но в то же время он не мог допустить отъезда Гатибы из столицы в Рей, где она опять развернула бы против него враждебную деятельность, что привело бы к новым конфликтам с соседними государствами.
В последнее время в столицу приходили тревожные вести: в Ираке и на границе с Хорасаном начались народные волнения. Кызыл-Арслану не удалось удержать в Хамадане азербайджанское войско, возглавляемое Фахреддином и Сеидом Алаэддином. В один из дней оно покинуло столицу. Падишах остался один в окружении врагов. Хюсамеддин по-прежнему находился в тюрьме, однако это не мешало ему принимать деятельное участие в заговоре против Кызыл-Арслана. Гатиба, когда хотела забирала его из тюрьмы к себе во дворец, советовалась с ним, затем опять отправляла в тюрьму.
Заговорщики осмелели настолько, что не считали даже нужным скрывать свои замыслы. Подготовка к государственному перевороту шла почти в открытую.
Кызыл-Арслан, не имея возле себя людей, на которых можно было бы опереться, бездействовал и не решался трогать обнаглевших заговорщиков.
Старый визирь Кызыл-Арслана Шамсаддин, видя, что хекмдар совершает один за другим опрометчивые поступки и не внемлет его разумным советам, встревожился.
Накануне ухода азербайджанского войска из Хамадана, он явился к падишаху.
- Элахазрет, надо быть слепым, чтобы не видеть, какую деятельность развили Хюсамеддин и Гатиба-хатун, добиваясь свержения вашей власти, сказал он. - Они переписываются с халифом багдадским и вашим братом Тогрулом, заключенным в крепости Кахран. Они уже заручились согласием повелителя правоверных на провозглашение Тогрула вновь главой салтаната. Халиф Насирульидиниллах обещал признать Тогрула падишахом, если тот провозгласит сына Гатибы Гютлюг-Инанча наследником престола. Надо немедленно действовать и сорвать планы заговорщиков.