Меч и перо - Мамед Ордубади

Когда Хюсамеддин, исполняющий обязанности назира [назир - управитель, министр] дворца и дворцовый кешикчи-баши Абюттар прибежали на веранду, они увидели такую картину: на полу в луже крови лежала любимая рабыня Гатибы Сафа-ханум: из спины ее торчал наконечник стрелы, пронзивший ее тело насквозь.

Через минуту рабыня скончалась. На веранду сбежались все обитатели дворца. Не было здесь лишь одной Гатибы.

Вдруг в дверях веранды появилась рабыня Рюбаба с искаженным от страха лицом.

- На помощь! На помощь! - закричала она.- Гатиба-хатун лишилась чувств!

Хюсамеддин поспешил к комнате Гатибы. У двери он столкнулся с дворцовым лекарем.

- Что с мелеке? - спросил он взволнованно.

- Успокойтесь! Опасности нет никакой, - ответил лекарь. - Мелеке сильно испугалась. Ведь вы знаете, Сафа-ханум была ее любимица, которую она не отпускала от себя ни на шаг. Не впускайте к мелеке никого. Причитания рабынь и служанок еще больше расстроят ее.

Лекарь удалился.

Через полчаса к Хюсамеддину прибежал запыхавшийся кешикчи-баши Абюттар.

- Убийца схвачен!-доложил он.

- Кто этот негодяй?-спросил Хюсамеддин, сжимая кулаки.

- Конюший, присматривающий за лошадьми иранских аскеров и дворцовой охраны.

- Допрасите убийцу. Негодяй! За что он убил безвинную девушку.

Абюттар, вернувшись на веранду, приказал привести злодея конюшего.

Когда его подвели к телу Сафы-ханум, Абюттар спросил:

- За что ты убил несчастную девушку? Что она сделала тебе?!

- Я не питал к ней никакого зла, я лишь выполнил приказание моего господина. Он велел мне пронзить стрелой всякого, кто бы ни появился на веранде.

- Так значит, это покушение на мелеке! - воскликнул в гневе Абюттар. Какая наглость! Поручить какому-то вонючему конюшему лишить жизни нашу прекраснейшую мелеке! Кому

теперь верить? Сегодня злодеи подняли руку на мелеке, завтра, осмелев, они захотят убить самого элахазрета. Хвала всевышнему, он сохранил жизнь нашей обожаемой мелеке! Как звать

тебя, мерзавец?

- Мансур. - Ты действительно служишь конюшим у иракских аскеров? - Да.

На веранду пришли Захир Балхи, визири Кызыл-Арслана и другие сановники.

- Какую награду ты получил от того, кто тебя подослал? - спросил Захир Балхи конюшего.

- Сто золотых.

Конюший Майсур, вынув из кармана мешочек с деньгами, швырнул его к ногам Абюттара.

- А если бы тебе не заплатили этих денег, ты совершил бы преступление? - спросил один из визирей Кызыл-Арслана.

- Да, совершил бы, ведь мне приказал мой ага!

- А кто твой ага?

- Мой ага - Фахреддин, сардар азербайджанского войска. - Давно ли ты знаешь Фахреддина?

- Давно. Я вырос в их доме.

Убийцу увели. На веранду вошли Гатиба и Хюсамеддин.

- По-моему, уважаемые джанабы, дело ясное, - сказал Хюсамеддин. - Раз убийца во всем сознался и выдал нам того, кто подбил его на преступление, мы имеем полное право вынести приговор.

Кто-то из визирей начал возражать:

- Раз злодей сознался, надо подождать, когда элахазрет Кызыл-Арслан вернется из похода. Пусть он сам выносит приговор, это дело падишаха, ведь конюший хотел убить мелеке, принадлежащую к роду Эльдегеза.

Гатиба, Хюсамеддин и Захир Балхи запротестовали. Гатиба воскликнула:

- Злодей должен быть казнен до того, как тело моей любимой Сафы-ханум предадут земле!

Находящийся на веранде Сеид Алаэддин был уверен в непричастности Фахреддина к убийству Сафы-ханум.

"Нет сомнений, преступление - дело рук Гатибы и Хюсамеддина, - думал он. - Они хотят погубить моего друга, изгнать из столицы азербайджанское войско и тем самым обречь на одиночество Кызыл-Арслана. Что же делать? Я не могу сказать ни слово в защиту Фахреддина, так как все знают, что он мне ближе, чем брат. Надо принимать срочные меры, иначе враги возьмут верх над нами. Когда был убит атабек Мухаммед, Гатиба-хатун приказала немедленно казнить цырюльника, причастного к убийству. Подобное они хотят сделать и сейчас. Если конюшего Мансура казнят, Фахреддин будет лишен возможности доказать свою невиновность".

Заметив у двери веранды своего нукера, Алаэддин многозначительно посмотрел на него и кивком головы указал на дверь.

Нукер тотчас понял, что от него требуется, и скрылся.

Не прошло и получаса, как дворец Атабека Мухаммеда был окружен отрядами азербайджанского войска. Захир-Балхи и Камаледдин были заключены под стражу. Убийца Мансур был переведен из подземелья дворца атабека в городскую тюрьму, охраняемую азербайджанскими аскерами.

Гатиба, объятая страхом, начала готовиться к побегу в Рей к сыну Гютлюг-Инанчу, но Фахреддин предупредил ее замысел, прислав к ней своего слугу с запиской, в которой говорилось:

"Я не позволю уважаемой мелеке выехать из столицы, так как она тоже должна принять участие в махкеме, которое соберется после возвращения элахазрета Кызыл-Арслана из похода.

Принятые мной меры являются единственной возможностью положить конец наговорам и клевете на меня.

Я уверен, на махкеме будут выявлены не только моя невиновность, но и обстоятельства убийства атабека Мухаммеда".

Жители Хамадана с нетерпением ждали приезда Кызыл-Арслана, гадая, чью сторону он примет.

Через три недели после этого происшествия хекмдар возвратился в столицу и тотчас призвал к себе Фахреддина.

- Кто дал тебе право заключить под стражу Захира Балхи и Хюсамеддина? спросил он грозно.

Фахреддин, ничуть не растерявшись, ответил:

- Так надо было сделать, дабы не повторилось то, что произошло, когда был убит ваш брат атабек Мухаммед. Захир Балхи и Хюсамеддин хотели до вашего приезда в столицу казнить Мансура, который, как и рабыня Сафа-ханум, является жертвой их преступных замыслов. Если бы им удалось сделать это, они торжествовали бы победу. Я помешал им!

- А зачем ты заключил под стражу мелеке? Ведь я наказывал тебе быть с ней обходительным!

- Мелеке никто не заключал под стражу. Просто ей не дали возможности уехать из Хамадана. Если бы она сделала это, наши враги сказали бы: "В столице невозможно жить! В столице

восстание! Мелеке вырвалась из лап жестоких азербайджанцев!" Теперь, когда элахазрет пожаловал в Хамадан, я требую немедленного расследования обстоятельств убийства Сафы-ханум, которое было подстроено с тем, чтобы оклеветать азербайджанцев. Элахазрет должен допросить убийцу Мансура!

- Убийца утверждает, что к преступлению принудил его Фахреддин, гневно сверкнув глазами, сказал Кызыл-Арслан. Как ты докажешь свою невиновность?

- У элахазрета нет никаких оснований сомневаться в моей искренности. Вам известно, что я всегда боролся с врагами нашего государства. Те, кто подбил Мансура на преступление,

не только мои враги, но и враги этого государства. Они ненавидят меня за то, что я преданно служу вам и государству, и добиваются, чтобы элахазрет отстранил меня от дел. Я не знаю

этого Мансура, как и он не знает меня. Если элахазрет желает удостовериться в правдивости моих слов, пусть он вызовет сейчас всех своих военачльников, а затем прикажет привести Мансура. Если Мансур признает меня, значит преступление совершил я, и тогда элахазрет может наказать меня как угодно!

Кызыл-Арслан с минуту размышлял.

- Хорошо, быть по-твоему.

Через полчаса в дворцовую залу вошли пятнадцать военачальников Кызыл-Арслана, среди которых был и Хюсамеддин.

Из тюрьмы привели убийцу Мансура, закованного в цепь.

Кызыл-Арслан, подойдя к нему, долго и пристально смотрел в его глаза, затем приказал тюремным стражникам:

- Снимите с него цепь!

Стражники поспешили исполнить приказание падишаха.

- Покажи мне, кто из присутствующих в этом зале присудил тебя к преступлению! - обратился Кызыл-Арслан к Машуру.

Мансур, обведя взглядом военачальников, подошел к Хюсамеддину и показал на него пальцем.

- Вот он принудил меня к убийству. Кроме неге, я никого не знаю.

Кызыл-Арслан нахмурился.

- А Фахреддина ты знаешь?

- Как не знать? Знаю... Если бы не Фахреддин, разве я убил бы человека?

- А ты можешь показать мне Фахреддина?

- Так вот же он, передо мной. Это и есть Фахреддин!

- Его звать не Фахреддин, а Хюсамеддин.

- Неправда. Он сам сказал мне, что его имя Фахреддин. - Сколько ты получил за преступление? - Сто золотых.

- Глупец! Значит, ты продал свою жизнь за сто золотых?

- Нет, этот джанаб заверил меня, что я останусь в живых.

- Кого ты должен был убить?

- Понятия не имею. Этот джанаб приказал мне пронзить стрелой первого, кто выйдет на веранду.

- Ты и прежде был знаком с этим джанабом?

-- Нет. Я знаю его совсем недавно.

- Но ведь в день убийства ты сказал, будто с детства жил в доме Фахреддина.

- Да, сказал.

- Выходит, ты солгал тогда?