Русский флаг - Александр Борщаговский

- А что?

- Толкает шибко. Эх, кабы не мужняя жена! - закончил он со вздохом.

Проспав восемнадцать часов, Мартынов поднялся бодрым и голодным. За столом он растолковал поддакивавшему исправнику важность своей поездки и потребовал на утро подготовить свежие упряжки. Исправник не возражал, только беспомощно разводил руками, ссылался на то, что тут без "господ купцов дела не уладить", что власть ему дана, а "способов не дадено". Выпив изрядно с гостем, он ушел "держать совет с купцами" и вскоре вернулся в сопровождении Чэзза и Бордмана. Американцы хотели увидеть человека, который за два месяца домчал из Иркутска в Гижигинск, интересовались новостями и вежливо спрашивали: не может ли господин Мартынов показать ордена, которыми сам государь император одаривает "славных героев прошлогодней виктории?"

Мартынов, улучив момент, прикрикнул на исправника:

- Все раззвонил, дурак! Не умеешь язык держать за зубами!

- Свои ведь, - объяснил заплетающимся языком исправник. - Люди примерного поведения... Не ссыльные, слава богу.

Мартынов отвернулся. Что с ним толковать!

Вечер медленно тянулся во взаимных расспросах. Мартынов интересовался дальнейшим маршрутом. Куда ехать после Тигиля? Пробираться ли на восток, чтобы достигнуть Авачинской губы по долине реки Камчатки, или держаться равнинного побережья Пенжинской губы и пересечь полуостров после Большерецка? Что он встретит в дороге?

В девятом часу у дома остановилась собачья упряжка. В сенях раздался густой, низкий бас, а когда хозяйка открыла дверь из сеней, чтобы крикнуть мистера Бордмана, Мартынов заметил мелькнувшее в глубине косматое лицо.

Вскоре Бордман возвратился. Каюр криком и ударами шеста поднял лежавших за окном собак. По тому, как удалялся голос каюра, можно было заключить, что нарты быстро уносились прочь.

Бордман посмотрел на Мартынова ясным, открытым взглядом лучистых глаз и сказал:

- Если бы господин Мартынов задержался в Гижигинске еще на день, он мог бы иметь хорошую компанию...

Он протянул Мартынову серебряную табакерку. Есаул набил трубку светло-коричневым душистым табаком и сказал:

- Не думаю, чтобы кому-нибудь была по душе моя дорожная метода.

- Ошибаетесь! - возразил Чэзз. - Ничего так не люблю в жизни, как быструю езду...

- Хотя мистеру Чэззу была бы полезнее ходьба, - пошутил Бордман.

Есаул повернулся к Чэззу:

- Вы возвращаетесь в Петропавловск?

- Послезавтра в дорогу, - ответил тот.

- В таком случае я поеду один. Завтра утром.

- Сомневаюсь, - заметил Бордман сочувственно. - У нас не так просто раздобыть хороших собак и проводников. - Он перешел на шепот: - Исправник здесь, знаете... - Купец покосился на дверь.

- Я вытрясу из него душу! - резко сказал Мартынов. - А если не поможет, - он упрямо посмотрел в глазки Чэзза, - если не поможет, уеду завтра на ваших собаках... Дело не терпит.

- Мои собаки? - засмеялся Чэзз. - Они еще щенки. Правда, мистер Бордман, глупые щенки? Раньше послезавтрашнего дня им не подрасти.

- Ничего, я знаю секрет, они у меня в полчаса подрастут.

Мартынов говорил нарочито грубо. Но Бордман ласкал его все тем же кротким, примиряющим взглядом.

- Жаль, - меланхолически сказал Бордман. - Мой приказчик, очень опытный и хорошо знающий местность, только сегодня уехал в Тигиль...

"Уж не сейчас ли он ускакал?" - подумал Мартынов, вспомнив возню в сенях, отсутствие Бордмана и вой собак под окном.

- У него прекрасная упряжка. Одиннадцать собак. Между прочим, он поедет в Петропавловск, если в Тигиле не удастся покончить дело миром. Бордман говорил все это Мартынову, но глаза его лениво следили за хозяйкой. Орудуя у стола, она бросала короткие взгляды на молодцеватого есаула. - Осенью моего человека обобрали, отняли мехов на тысячу долларов. Казаки. Сказали - конфискация. Тигильский купец Брагин подпоил двух казаков и пообещал хорошо заплатить. Потом, дурак, обманул их, они и выдали.

Тощий, глазастый Бордман, напоминавший стрекозу в своих узких пестрых панталонах, усердно подливал Мартынову вино. Есаул оглушительно смеялся, заставляя вздрагивать дремавшего в единственном кресле исправника, называл купцов на "ты", величая их жуликами и хапугами. Американцы ушли, подхватив под руки окончательно захмелевшего исправника и водворив его в соседней комнате.

Сон долго не шел к Мартынову. Хмель, как и всегда, не держался в голове: стоило ему прилечь, закурить трубку и сосредоточиться - и к нему возвращалась полная ясность сознания. На полу, у печки, тяжело дышал Степан. Мартынов, лежа на свежей постели, впервые в жизни с такой остротой и удовольствием ощущал силу своего молодого, мускулистого тела, которое не смогли победить минувшие два месяца. "Живуч как собака, - подумал он. Нет, пожалуй, покрепче буду. Собаки падали в пути, обезноживали, а я жив-здоров". Он сильно нажал правый бок. Боль едва чувствовалась. "Из казаков один Степан достиг Гижигинска. Степан жилистый. Но и Степан послабее меня: вторые сутки в Гижигинске, а никак не выйдет из сонного оцепенения. Придется его здесь оставить..."

Впервые Петропавловск рисовался Мартынову близким, лежащим почти рядом, за тундрой и небольшим горным хребтом. Он почти достиг Камчатки, а уж там сумеет добраться и до порта, где живет Маша Лыткина.

Маша! Пока он мчался по Лене, торопился, выбиваясь из сил, к морю, он старался не думать о ней. Мысль о Маше будила приятное, но тревожное чувство. Оно словно мешало ясно представить себе, какой будет их встреча. Стоило ему вспомнить девушку, представить себя с ней - и все вокруг становилось зыбким, все плыло, мешалось, совсем как в те минуты, когда Мартынову случалось, лежа на берегу Ангары, смотреть на июльское солнце сквозь сетку ресниц, ощущая на лице поток тепла и погружаясь в короткую радужную дремоту. Сегодня впервые Маша долго стояла перед его взором, обрадованная, взволнованная. Он не слышал ее слов, но чувствовал, что она, как и в прежние годы, требует от него ответа на самые главные, самые трудные вопросы жизни...

Тихо заскрипела дверь. Кто-то прошуршал босыми ногами по комнате, приближаясь к Мартынову. Он повернулся на бок и приподнялся на локте.

Шепот хозяйки дома предупредил окрик Мартынова.

- Куришь?.. Думаешь... - сказала она неопределенно.

- А, хозяюшка! - Мартынов опустился на подушку.

- Куришь все, - тупо повторила женщина.

- Ничего, избы не сожгу.

Женщина присела на край кровати.

- Жги, - сказала она со странной покорностью. - Избы не жалко.

- Ишь, отчаянная... Мужа побоялась бы...

Она ничего не ответила. Мартынову почудился короткий вздох.

- Ждал меня?

- Нет.

Женщина пошарила в темноте рукой. Положила ему на грудь влажную, неспокойную ладонь.

Мартынов отвел руку и сказал строго:

- Не ценишь ты себя, баба... Эх!

- Чего мне цениться-то? - громко ответила она, не смущаясь присутствия мужа за стеной. - Видать, мне мужем такая цена назначена.

- Неладно живете, - заключил Мартынов.

Степан заворочался во сне. Женщина склонилась к Мартынову и прошептала с неожиданной ненавистью:

- Мучаюсь. Сам-то у меня гнилой, удавить бы его, да некому.

Мартынов сел на кровати.

- Ты не бойся, я чистая... - Она схватила его за плечи. - Как увидала тебя, сердце зашлось... Сына мне такого, век господа благодарила бы... Не дает господь детей! - простонала она.

Мартынов услыхал тихие рыдания. Неожиданно, против собственного ожидания, он привлек ее и прижал к себе вздрагивающее тело.

- Сиди тихо, - сказал он, - не балуй.

Она продолжала всхлипывать.

- Ты и слова человечьего-то в жизни не слыхала.

- Нешто услышишь его здеся-ка...

- А детей хочешь? Чему ты научишь их? Или американу отдашь в науку сына?

Женщина резко отпрянула.

- Своего ума хватит. Подойти никому не дала бы... Слышь, что я тебе скажу! - Она заговорила быстро, в самое ухо Мартынова: - Ты американу не верь и мужику моему не верь. Крутят они им, как хотят, так и крутят... Намедни они все шептались, каторжника одного вперед погнали, душегубца...

- Ладно, ладно, - нетерпеливо сказал Мартынов. - Ничего со мной не станется, не тронут.

- Слушай меня. Эти ироды все могут... Знать их надо... - Исправничиха вновь прильнула к Мартынову.

- Пускай их бес знает, - резко сказал он. - А мне зачем? Иди. Мартынов мягко отстранил ее. - Да, гляди, за моего казака не зацепись, он мужик злой, баловства не любит.

Она постояла немного, затаив дыхание, потом тяжело прошлепала к двери.

Распахнула дверь и хлопнула ею, как среди дня.

Проснувшись, Мартынов узнал от исправника, что мистер Чэзз решил ехать сегодня вместе с "любезным и веселым офицером", что американцы добыли для есаула две выносливые собачьи упряжки, на которых он доберется до деревни Каменской. Оттуда они поедут на оленях.

Дом исправника стоял в верхней части Гижигинска, рядом с казенными строениями, магазинами для муки и соли. Тут же расположились и три купеческих дома с кладовыми и хозяйственными пристройками. Съезжая на нарте в нижнюю часть, еще более бедную и пустынную, где избы были случайно разбросаны и стояли без труб, со слюдяными пластинками в маленьких оконцах, Мартынов заметил невысокую фигуру женщины, скользнувшую за деревянную церковь.