Американские боги - Нил Гейман

Монета исчезла.

Глаза Лоры были по-прежнему открыты, но теперь пусты.

Наклонившись, Тень нежно поцеловал ее в холодную щеку, но Лора даже не шелохнулась. Ничего иного он и не ожидал. Потом он встал и вышел из пещерки глядеть в темную ночь.

Буря закончилась, тучи разошлись. Воздух был свеж и чист, и как будто соткан заново.

Завтра, подсказал ему внутренний голос, будет отличный день. Завтра, без сомнения, будет отличный день.

Часть четвертая

ЭПИЛОГ: О ЧЕМ МЕРТВЕЦЫ УМОЛЧАЛИ

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Как описать историю? Лучше всего просто изложить происшедшее. Понимаете? Описать, объяснить событие себе или миру можно, лишь рассказав о нем. Это – акт восстановления равновесия, это – сон. Чем точнее карта, тем больше она соответствует территории. Наиточнейшая изо всех сущих карт и есть сама территория, она абсолютно точна и абсолютно бесполезна.

История есть карта, которая есть территория.

Об этом следует помнить.

Все в том же «фольксвагене» они направлялись теперь по I-75 во Флориду. Выехали на рассвете, и с тех пор Тень вел, а мистер Нанси, сидя впереди на пассажирском сиденье, время от времени страдальческим голосом предлагал его сменить. Тень всякий раз отказывался.

– Ты счастлив? – вдруг спросил мистер Нанси. Он уже много часов внимательно наблюдал за Тенью. Повернув голову, Тень встретил взгляд карих, коричневых, как земля, глаз.

– Нет. Я пока еще не мертв.

– А?

– «Никого не зови счастливым, пока он не умер». Геродот.

Мистер Нанси вздернул седую бровь.

– А я вот жив, и именно поэтому счастлив, как моллюск.

– Геродот не о том говорил, что мертвые счастливы, – возразил Тень. – Он имел в виду, что о жизни человека нельзя судить, пока он не проживет ее до конца.

– А я и тогда не стал бы судить, – откликнулся мистер Нанси. – Что до счастья, то оно встречается во многих обличьях, и смерти тоже есть множество видов. Я же предпочитаю брать то, что могу и когда могу.

– Вертолеты, – сменил тему Тень, – те, которые забрали тела и раненых.

– А что в них такого?

– Кто их послал? Откуда они?

– Об этом тебе волноваться не стоит. Они как валькирии или канюки – прилетают потому, что не могут иначе.

– Как скажешь.

– О раненых и умерших позаботятся. Если хочешь знать мое мнение, у старого Шакала в ближайшие месяцы работы будет хоть отбавляй. Скажи-ка мне кое-что, мальчик Тень.

– Ладно.

– Ты из этого хоть что-нибудь для себя уяснил? Тень пожал плечами:

– Не знаю. Большую часть того, что я узнал на дереве, я уже позабыл. Думаю, я кое с кем познакомился. Но я больше ни в чем не уверен. Это как сон, который тебя изменяет. Кое-что из него остается с тобой навсегда, и есть вещи, которые живут в тебе, поскольку все это случилось с тобой, но когда начинаешь доискиваться подробностей, они попросту выскальзывают из памяти.

– Ага, – согласился мистер Нанси, а потом ворчливо добавил: – Ты все же не настолько туп.

– Может, и нет, – сказал Тень. – Но жаль, что мне не удалось удержать больше из того, что прошло через мои руки с тех пор, как я вышел из тюрьмы. Мне столько было дано, а я все потерял.

– Возможно, ты сохранил больше, чем думаешь.

– Нет, – покачал головой Тень.

Они въехали во Флориду, и Тень увидел первую в своей жизни пальму. Интересно, не посадили ли ее здесь намеренно, чтобы каждому приезжему было ясно, что он теперь во Флориде?

Мистер Нанси мирно захрапел. Старик все еще выглядел усталым, и дыхание из его груди вырывалось с хриплым свистом. В который раз Тень спросил себя, не получил ли старик в бою рану в грудь или в легкое. От медицинской помощи Нанси наотрез отказался.

Флорида тянулась дольше, чем Тень мог себе вообразить, и уже стемнело, когда он остановился на окраине Форт-Пирса возле одноэтажного деревянного домика с широкими окнами, забранными крепкими ставнями. Нанси, который последние пять миль показывал дорогу, предложил Тени переночевать у него.

– Я могу снять номер в мотеле, – сказал Тень. – Вам незачем беспокоиться.

– Конечно, можешь, но тогда я обижусь. Прямо я ничего не скажу. Но обижусь. По-настоящему обижусь, – ответил мистер Нанси. – Так что лучше оставайся у меня, а я постелю тебе на диване.

Отперев и подняв стальные жалюзи, мистер Нанси распахнул окна. В домике пахло пылью и сыростью и чем-то смутно сладким, будто тут обитали призраки давно мертвого печенья.

Тень неохотно согласился остаться на ночь, а также еще более неохотно согласился прогуляться с мистером Нанси в бар на углу – пропустить на сон грядущий по кружке, пока дом проветривается.

– Ты видел Чернобога? – спросил Нанси, пока они шагали в душной флоридской ночи. Воздух гудел от жужжания пальмовой мошки, а земля кишела многоногими щелкающими тварями. Мистер Нанси закурил сигариллу и тут же, задохнувшись ею, закашлялся. Но упрямо продолжал курить.

– Когда я вышел из пещеры, он уже ушел.

– Наверное, поехал домой. Он тебя станет ждать, сам знаешь.

– Да.

До конца улицы они шли молча. Забегаловку и баром-то нельзя было назвать, но она была открыта.

– Первая кружка за мой счет, – сказал мистер Нанси.

– Мы пьем только по одной, помнишь, как договорились? – возразил Тень.

– Ты что, дешевка? – поинтересовался мистер Нанси.

Мистер Нанси купил им пару пива, а Тень – вторую, а потом с ужасом выпучил глаза, когда Нанси уговорил бармена включить караоке, и, скрывая неловкость, слушал, как старик вымучивает «Что нового, милашка?», а потом выводит трогательную и мелодичную версию «Ах, как ты смотришь сегодня», У него был неплохой голос, и под конец десяток засидевшихся завсегдатаев принялись подпевать и аплодировать.

Когда он вернулся к стойке, у которой сидел Тень, выглядел он уже намного веселее. Белки глаз у него прояснились, и сероватый налет с кожи исчез словно по волшебству. – Твоя очередь, – сказал он Тени.

– Ну вот уж нет!

Но мистер Нанси заказал еще пива и минуту спустя уже протянул Тени заляпанную жиром распечатку текстов, предлагая выбрать песню.

– Просто выбери ту, слова которой знаешь.

– Не смешно, – отозвался Тень.

Весь мир начинал понемногу плыть и качаться, и Тень не сумел собраться с силами, чтобы спорить, а потом мистер Нанси поставил фоновую запись к «Не дай мне быть непонятым» и принялся подталкивать – буквально толкать – Тень на крохотную импровизированную сцену в дальнем конце бара.

Тень держал микрофон так, будто это была живая тварь, и вот уже послышались первые аккорды, и он проскрипел вступительное: «Детка…» Никто в баре ничем в него не бросил. Было приятно. «Можешь меня понять?» Голос у Тени был хриплый, но мелодичный и вполне подходил для песни. «Иногда мне кажется, я слегка сошел с ума. Разве ты не знаешь, что никто из живых не может быть ангелом всегда…»