Кетополис: Киты и броненосцы - Грэй Грин

Большинство фокусов Пельша были знакомы. Когда-то он пытался исполнять их сам – правда, еще в юношестве, при тогдашнем повальном увлечении театральным искусством, когда каждый третий мнил себя Кокленом-старшим, а каждый второй – Робер-Гудэном. Поэтому, иногда отвлекаясь от происходящего, Пельша с интересом рассматривал зрителей. Следил за их восторгами, удивлением, испугом, замешательством; старался угадать подставных «добровольцев». И совершенно неожиданно выловил из толпы знакомое лицо.

Данедин стоял в первых рядах зрителей. Пельша в первый раз видел его таким – плотно сжатые губы, напряженные скулы, бешеные глаза.

По правую руку от него приплясывал карлик с обожженным лицом. Он прыгал, крутился, хватал Данедина за руку и что-то ему говорил, смеясь. Когда карлик улыбался, стянутая шрамом кожа сворачивала набок маленький нос; губы исчезали, превращаясь в тонкие розовые нити, улыбка становилась похожей на оскал.

Лицо второго спутника Данедина пряталось за карнавальной маской. Удлиненная морда акулы с вертикально торчащим плавником возвышалась над толпой. Рисованный оскал с удивительной точностью пародировал ухмылку карлика.

Между тем ассистенты засуетились сильнее обычного. Создавалось впечатление, что их как минимум человек восемь. Они мелькали перед глазами, переставляя табуреты, отодвигая в сторону ширмы и ящики. Все действо продлилось не больше нескольких секунд: площадка оказалась полностью очищена, и ассистенты встали по стойке смирно, построенные в одну шеренгу – числом пять. Пропажу фокусника зрители заметили не сразу, а заметив, почему-то начали аплодировать. Сначала вразнобой, затем в такт, отбивая ритм. И тогда, повинуясь призыву зрителей, фокусник появился – из фургона, в новом костюме, с гордо поднятой головой. Пока он небрежной походкой шел к центру импровизированной сцены, шеренга распадалась, плавно уходя на задний план. В итоге перед фокусником остался один-единственный ассистент, в руке которого блеснула длинная шпага.

Начинался смертельный номер.

Зрители затаили дыхание. Стало слышно, как на одном из этажей гостиницы дрожащим голосом поет граммофон. Запись плыла, слова растягивались, и возникало ощущение, что все вокруг происходит в замедленном темпе и почему-то с удивительной иррациональной четкостью; так становятся видны под микроскопом мельчайшие щетинки на лапках жука. Жука, измученного бесконечной гонкой по шляпной коробке и столкновениями с твердыми отсыревшими стенками, но еще живого.

Ассистент стоял перед фокусником со шпагой в вытянутой руке. Ее остро отточенный конец ходил в миллиметре от лацканов фрака в поисках точки опоры, спускался ниже, к верхней пуговице с зигзагообразной окантовкой, и, потанцевав вокруг нее, уходил ко второй, обломанной, с неряшливо торчащими во все стороны обтрепанными нитками. Пока, наконец, не уперся в пространство между пуговицами на уровне живота. А потом, будто передумав, клинок медленно пошел вниз и в сторону, с низким гулом рассекая воздух.

Фокусник понимающе улыбнулся, его пальцы коснулись пуговиц, фрак скользнул по рукам, упал на мостовую; теперь артист был в одной рубашке – тонкий слой ткани прикрывал тело.

Рука ассистента вновь поднялась, острие шпаги легло на прежнее место, теперь уже лишенное защиты; сборки фланели расходились лучами от готового впиться жала. Напряжение возрастало с каждой секундой, зрители слились в единое целое и даже при желании не смогли бы разорваться, словно нечто гипнотическое было в этих простых движениях; в застывшем взгляде фокусника; в безмолвных па, исполняемых на заднем плане девочкой-ассистенткой. Медленно передвигая ноги, наклонив голову, она раскачивалась под проплывавшую над площадью музыку – почти танцевала, но назвать это танцем не поворачивался язык. Девочка походила на метроном, задающий правильный темп, регулирующий биение сердца, отвлекающий внимание толпы. В шевелении губ угадывался монотонный нескончаемый счет: раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…

Но фон всегда должен оставаться фоном, долго смотреть на него не стоит, поэтому Пельша перевел взгляд на сцену. Ассистент встал в позу фехтовальщика: ноги широко расставлены, левая рука отведена назад и согнута в локте, пальцы смотрят поверх головы.

Пластинка, скрипнув, замолкла. Над площадью повисла тишина.

И, как по команде, сжатой до предела пружиной выстрелило запоздавшее время.

Фехтовальщик сделал резкий выпад, заставив толпу вскрикнуть от неожиданности. Шпага на мгновение изогнулась и тут же выпрямилась, легко входя в грудь безоружного оппонента.

На лице факира появился испуг: театральный, плохо сыгранный, но отчего-то щекочущий нервы – большим гусиным пером, медленно и с издевкой.

И в тот же момент Данедин вскинул руку. Из нее вылетело нечто маленькое и круглое, похожее на монету. Вылетело, описало в воздухе дугу и с приглушенным звоном упало к ногам артиста. Фальшивая паника на лице фокусника переросла в настоящий ужас. Он схватился обеими руками за грудь, потом за шпагу, попытался ее вытащить, жутко бледнея лицом, – но только порезал пальцы о клинок. По рубашке быстро расползлось красное пятно, а за спиной Пельша сказали, что это всего лишь лопнул заранее приготовленный пакетик с краской. Такие трюки часто практикуют в синема. «Там вообще много чего практикуют, и если есть желание, за чисто символическую цену можно устроить экскурсию. Вам обязательно понравится, твердо обещаю…»

Ошарашенный ассистент, выпустив оружие, теперь пятился к фургону. В нескольких шагах от входа он оступился, пересек черту, отмечавшую границу сцены, и восторженные зрители восприняли это как сигнал к действию. Они не скрывали своих чувств: хлопали ассистента по спине, жали обмякшую руку, вкладывали в нее засаленные банкноты – вознаграждение за великолепно проделанную работу.

В это время фокусник, закатив глаза, повалился на брусчатку. Рукоятка шпаги раскачивалась с короткой амплитудой.

Под бурные овации толпы с разных сторон набежали ассистенты. Они по очереди щупали пульс, разводили пальцами веки фокусника. Из-за угла фургона выглядывала испуганная девочка.

Пельша не знал, что и думать. С одной стороны, происходящее действительно выглядело правдоподобным: смертельный номер закончился неудачей, карьера иллюзиониста подошла к концу. С другой стороны, на то он и фокусник, чтобы преподнести людям иллюзию. Эффектно умереть и воскреснуть через неделю живым и невредимым – вот его уникальная визитная карточка. Без нее посредственные, устаревшие фокусы не вызвали бы такого небывалого ажиотажа.

Но Пельша никак не мог соотнести произошедшее с действиями Данедина, понять роль недавнего попутчика в разыгравшемся спектакле. А уж тем более – роли его странных провожатых. Пельша видел, как зрители шарахались от картонной акулы и спотыкались о карлика, получая в ответ злобные пинки.