Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе - Лорен Грэхэм

Какое же в таком случае основание я имею для того, чтобы интерпретировать марксизм как важное интеллектуальное воздействие на советскую науку? Моя интерпретация в первую очередь основана на прочтении огромного количества советских работ по философии и естествознанию, написанных во времена существования отличающихся друг от друга политических ситуаций. В предыдущих главах я попытался охарактеризовать эти работы. Я считаю, что если взять не одного автора, а все работы вышеупомянутых ученых, то можно с полным основанием отметить, что интерпретация науки и даже в нескольких случаях сами их научные исследования обладают характерными чертами, которые, и это можно с убеждением отстаивать, в какой-то степени проистекают из диалектического материализма. Более того, не существует прямой связи между политическим давлением и временем обращения советских ученых к диалектическому материализму. Многие советские естествоиспытатели и сегодня пишут о диалектическом материализме, а многие другие не пишут о нем вообще.

В Советском Союзе естествоиспытатель может полностью игнорировать диалектический материализм в своих работах, и, исходя из этого, мы должны более серьезно относиться к тем ученым, которые продолжают уделять ему внимание.

В окончательном анализе следует отметить, что проблема причинной обусловленности в изучении естествознания и советского марксизма существенно не отличается от подобных исследований в других областях концептуальной истории, проводящихся в других странах. Философия и политика воздействуют на ученых во всех странах.

Происхождение идей — это очень сложный для изучения процесс, но попытки такого изучения оправданы. Более того, диалектический материализм среди всех течений в современной философии заслуживает особого внимания историков и философов науки по причине его наиболее тесного взаимодействия с наукой.

Развитой материализм, открытый для критики и обсуждения, в котором диалектический материализм мог бы в какой-то момент обрести истинную форму, является философской точкой зрения, которая может быть полезна естествоиспытателям. Эта форма материализма наиболее важна для естествоиспытателя, когда его исследование приближается к наиболее удаленной границе знания, области, в которой умозрительные заключения играют в высшей степени важную роль — подход к космическому, бесконечности, возникновению жизни или сущности форм бытия. С другой стороны, она наименее важна и легко может привести к пагубным результатам, будучи примененной в утилитарном, сиюминутном исследовании.

Диалектический материализм не может помочь ученому в лабораторной работе. Он никогда не предскажет результаты отдельного эксперимента. Он, естественно, никогда не предскажет пути получения урожая или лечения душевнобольных. Но он может удержать ученого от преклонения перед мистицизмом в лице ошеломляющей тайны и страха неизвестного. Посредством своего антиредукционизма он может напомнить ему, насколько противоречиво и сложно объяснение природы и как опасно сводить сложные явления одного уровня к комбинациям простых механизмов более низкого уровня. Он может напомнить ученому, что появление неожиданной аномалии в эксперименте не является причиной отказа от реалистической эпистемологии или от веры в существование хотя бы некоторых природных закономерностей, как вероятностных, так и строго детерминистских. Посредством своего положения о том, что в природе все взаимосвязано, он может напомнить ему о важности экологического подхода к биосфере и о значении исторического взгляда для понимания развития материи. Он может подтолкнуть ученого к созданию временных схем объяснения, выходящих за рамки одной науки, но не претендующих на знание окончательных ответов. В то же время он может также убедить его в том, что сохранение веры в эпистемологический реализм и природный порядок, без всякого сомнения, не является отказом от хитрости или мистерии в природе. Нет ничего более непостижимого, чем изобретательность человека и оригинальность его творений, чем красота природы, частью которой человек является. Утонченный материализм может обсуждать такие положения так же хорошо, как и утонченный идеализм, причем начиная с допущений, более созвучных натуралистическому содержанию почти всей науки.

Анализ исторического развития философии науки в СССР

Автор этой книги Лорен Грэхэм — профессор Массачусетского технологического института США — известен многими фундаментальными работами в истории науки. Центральное место среди них занимают исследования истории науки в СССР.

Данная книга является итогом многолетней и тщательной работы над историческими материалами, относящимися к сложному и противоречивому взаимоотношению философии и естествознания в нашей стране с периода 20—30-х годов до начала 80-х.

Анализ истории советской науки американским ученым не может оставить беспристрастным нашего читателя. Ведь речь идет о наиболее сложных и даже трагических периодах отечественной истории, о которых много лет сознательно умалчивалось либо упоминалось вскользь. Я имею в виду глубокие деформации, пережитые советской наукой в эпоху сталинизма: историю лысенковщины, кампании по «чистке» философии в 30-х и 50-х годах, административный произвол и репрессии против генетиков, кибернетиков, физиологов, проработочные кампании в языкознании и т. д.

В эти годы подрубались многие корни, питающие древо науки, разрушались перспективные школы и направления, насаждался монополизм в исследованиях, укреплялась административная система управления научной деятельностью. С последствиями, тормозящими науку, мы сталкиваемся и по настоящее время. Их устранение является одной из многочисленных задач перестройки.

Важным каналом идеологического контроля за наукой было сложившееся в эпоху сталинизма особое отношение философии к естествознанию, когда философское обоснование трансформировалось в систему запретов или разрешений тех или иных научных открытий. Сталинистская традиция преодолевалась в нашей философии долго и трудно, и об этом, на мой взгляд, совсем неплохо написал Л. Грэхэм. Во всяком случае автор справедливо отмечает, что подлинные достижения советской философии науки долгое время были недостаточно известны специалистам на Западе, а стандартная точка зрения, распространенная там, сводилась к представлениям, что советская философия оказывает на науку только разрушительное воздействие.

Л. Грэхэм принадлежит к новой генерации советологов, которые увидели коренные сдвиги в развитии нашей философии, произошедшие в 60—80-х годах, смогли объективно осветить не только свойственный сталинизму разрыв с идеалами, провозглашенными в классическом марксизме, но и попытки вернуться к этим идеалам, восстановить то взаимодействие философии и естествознания, которое способствовало бы их взаимному прогрессу.

На этом я хотел бы остановиться специально.

В своей книге Л. Грэхэм отстаивает точку зрения, что невозможно понять во всей полноте механизмы развития науки, если отбросить в сторону проблему ее взаимодействия с философией.

Проведенный во 2-й главе книги сжатый анализ основных аспектов взаимодействия философии и науки позволил автору отметить и роль философских идей в становлении новых теорий, и влияние науки на развитие философских систем, и зависимость самого характера взаимодействия философии и естествознания от особенностей социальной среды.

Солидаризируясь с этими замечаниями, мне хотелось бы несколько детализировать эскизный анализ, проведенный в этой части работы. Крупные научные открытия, как правило, предполагают применение философско-методологических средств, и это относится ко всякому научному достижению, которое вносит радикальные изменения в ранее сложившуюся картину мира, имеет мировоззренческий смысл.

Философские идеи играют в процессе научного открытия двоякую роль. С одной стороны, они во многом обеспечивают продуктивную эвристику поиска, целенаправляя перестройку ранее сложившихся представлений о реальности и методах исследования реальности. С другой — они обосновывают полученные результаты, обеспечивая их своеобразную состыковку с ценностями культуры и тем самым способствуя их включению в культуру.

Об эвритических функциях философских идей в науке за последние десятилетия написано достаточно много. Что же касается анализа процедур философского обоснования, то они стали предметом пристального внимания в связи с социологическим и культурологическим анализом научной деятельности.

Чтобы выяснить их роль в развитии науки, на мой взгляд, важно предварительно зафиксировать две основные особенности научного познания. Первая из них состоит в том, что наука познает мир под определенным углом зрения, в определенном ракурсе, она рассматривает его со стороны тех предметных структур, которые в принципе могут стать объектами деятельности. К чему бы ни прикоснулась наука, все для нее объект, живущий по своим естественным законам. Ее основная цель состоит в раскрытии этих законов, выяснении способов перехода объектов из одного состояния в другое. Наука изучает любые предметы, в принципе могущие быть включенными в человеческую деятельность: объекты природы, социальные подсистемы и общество в целом, человека, его мысли и чувства, знаковые объекты и другие феномены культуры, саму человеческую деятельность и т. д. Но все это она исследует в качестве особых предметов, которые подчиняются определенным законам функционирования и развития.