Титановый бардак - Квинтус Номен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А Одессу сдали…
— По словам Бориса Михайловича это спасло до ста тысяч наших бойцов. А по мнению Шверника, организованная эвакуация позволила вывезти почти триста тысяч гражданских, причем больше ста тысяч из них как раз вторую оборонительную линию и выстроили.
— Да, за две недели выстроить две линии… Кто командовал строительством? Карбышев?
— Да. Кстати, на него Светлана Юрьевна очень забавную характеристику написала.
— Я не видел, и что там забавного?
— Вначале вроде ругает: неплохой, пишет, фортификатор, но плохо адаптируется к современным требованиям войсковой обороны, советы специалистов игнорирует и все в том же духе. А затем пишет, что безмерно предан нашей стране, жизнь не задумываясь готов за нее отдать и вообще было бы неплохо присвоить ему звание Героя.
— Ну, за эти два укрепрайона… Если войска, как обещает товарищ Слащев, с них не отойдут и врага на линии укреплений удержат, Красное Знамя он точно заслужил. А, возможно, и орден Ленина… а чем Светлана Юрьевна обосновывает Героя?
— То-то и странно, что, по сути, ничем. Просто в характеристике написала, что безусловно заслуживает присвоения — а характеристики эти она мне еще до войны прислала… для ознакомления. Кстати, она подобные характеристики не на одного Карбышева писала: у нее несколько человек так же отмечены были. То есть именно так, без повода и обоснования…
— Откровенно говоря, я не удивлен. То есть не очень удивлен, ведь Девятое управление сначала изучает людей, выясняя, какую они могут пользу нанести… тьфу! И меня своими словечками заразили! Ну так если они видят потенциальную пользу, скажем, очень большую… А Светлана Юрьевна — женщина вообще… азартная, она что думает, то и говорит.
— И это, возможно, не всегда хорошо.
— Ты вообще-то прав, но здесь случай особый: она нам говорит что думает. Не всем, а лишь нам. А это уже не просто хорошо, а очень хорошо. Или ты думаешь, что Жуков и Хрущев, которые не говорили, что думают, хорошо поступали?
— Тоже верно. Но, с другой стороны, Ирина Алексеевна фактически запретила Голованову бомбить нефтепромыслы румынские…
Сталин буквально зашелся в припадке смеха.
— И что смешного?
— Нет, это я вспомнил, как она свое распоряжение объясняла. Сказала, что наше контрнаступление должно быть внезапным и резким, как понос… — Иосиф Виссарионович достал платок, вытер слезы, прокашлялся и продолжил:
— Она сказала, что каких-то своих бомб термобарических они делают по пять штук в сутки, а для румынских промыслов и прочего им нужно накопить их минимум сотни две. И сейчас Баранов отправил в Крым две сотни Ильюшинских ДБ-3, которые в нужный момент одновременно вылетят и вкизячат… тьфу, вот ведь зараза… разбомбят и нефтепромыслы, и заводы, склады боеприпасов и топливные базы, станции и все прочее. И одновременно сухопутные войска пойдут вперед. Вон, Борис Михайлович, когда с планом операции ознакомился, в восторг пришел.
— И когда нам ждать этого счастливого момента? Двести бомб своих они сделают за сорок дней, а сегодня уже…
— Они не бомб ждут, — Шапошников оторвался от чтения. — Фашисты пока нас превосходят в количестве самолетов, но мы их быстро догоняем: в сутки они, с учетом заводов своих союзников, производят чуть больше тридцати самолетов, а мы уже больше шестидесяти. А сейчас наши летчики и сбивают их больше, чем новых самолетов производится — и когда у нас будет полное господство в воздухе… Баранов говорит, что где-то к октябрю мы будем готовы. В воздухе.
— А наши самолеты что, не сбиваются?
— Ирина Алексеевна привела статистические данные, которые мы, похоже, просто раньше в расчет не брали. Вот у нас сейчас готовых шестьдесят тысяч летчиков, а она говорит, что пятьдесят тысяч из них погибнут в боях, так и не сбив ни одного врага. Зато остальные десять тысяч, выжив и опыта реальных боев набравшись, будут сбивать врага буквально десятками. Потому что сейчас наши самолеты уже лучше немецких, просто у военлетов опыта не хватает. И они этот опыт приобретают, кровью своей и жизнями товарищей приобретают. За время с начала войны каждый день мы в среднем теряли в боях больше трех десятков самолетов, но если посмотреть статистику за последнюю неделю, то выводы Лукьяновой подтверждаются. Из десяти новичков в первом же вылете сбивают двоих, через неделю, или через двадцать-двадцать пять боевых вылетов из десятка остаются двое — но эти двое уже лупят врага беспощадно и очень умело. Я тут прикинул: выходит, что в среднем за сутки мы получаем по двенадцать опытных пилотов. Немного, а для прикрытия налета только на Плоешти Жикарев планирует задействовать три сотни истребителей…
— Истребители Поликарпова до Плоешти просто не долетят…
— Да, но Лукьянова обещает подготовить триста своих Лу-7. А «Ишачкам» работа будет по прикрытию «Арок» и «горбатых», которые вкизячат… именно вкизячат все в оперативном тылу противника.
— Чтобы вкизячивать, нужно точно знать куда бомбы бросать.
— Есть мнение, что Лукьяновой давно пора вместе с Героем СССР за Берлин дать и Героя труда. У меня тут состоялась встреча с некоторыми авиаконструкторами, так наш итальянский барон сказал, что его доля в проекте ЛБ-9 — только консоли крыла, а остальное Лукьянова сама сделала. Причем у Бартини над крылом работало двенадцать человек, а вот Лукьянова все делала в одиночку! А теперь три этих чуда спокойно так летают на высоте чуть больше четырнадцати километров с утра и до вечера. А кинофабрика Ирины Алексеевны в Боровичах нам в Генштаб ежедневно присылает фотокарты на двадцать пять километров в глубину начиная с восьми километров от фронта и дальше всех вражеских позиций, причем с указанием чуть ли ни каждого танка и автомобиля!
— А почему только начиная с восьми километров?
— А на все, что ближе, они прямо с неба наводят артиллерию, причем благодаря Анне Федоровне снаряды экономить им не приходится. Даже не так: высотные разведчики дают целеуказания ближним корректировщикам, те поднимаются в воздух и с нашей стороны фронта корректируют артобстрелы. Очень, оказывается, эффективная тактика, хотя и затратная: на прикрытие корректировщиков обычно поднимается пара звеньев истребителей. Но, если верить Ольге Дмитриевне, это и экономически оказывается выгодно.
— Все это хорошо, — Лаврентий Павлович снова начал раздражаться, — а с этими-то
