ГРАС. Компиляция. Книги 1-8 - Никита Велиханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Илья стоял, уставившись в стену, и бледное лицо его постепенно приобретало зеленоватый оттенок. До такой степени ему было тоскливо.
— Неужели от этого нет никаких лекарств? —хрипло спросил он.
—А я почем знаю? Молись Богу, чтобы Виталий вернулся. Крепко молись. Кстати, почему у тебя лишай на подбородке? Ведь должен быть на затылке...
— Не знаю.
— Все не как у людей. А когда обнаружил?
— Сегодня.
— Что ж, деваться некуда. Дней через десять ночевать будешь только здесь, только в штабе —слыхал? Без всяких отлучек! Виталий говорил, по уточненным данным, вирусы берут мозг под контроль за срок от двенадцати до четырнадцати дней, причем окончательная перестройка нервных связей происходит во сне.
— Я не буду спать!
— Уснешь, куда ты денешься? Проснешься образцовым исполнителем воли другого человека —того, кого первого утром увидишь. Ты кому-нибудь доверяешь на этом свете? Может быть, ты хочешь, чтобы какая-нибудь из твоих баб стала твоей хозяйкой? Скажет тебе с дуру жениться —женишься как миленький!
— Нет! —закричал Илья. —Уж лучше вы. В смысле лучше я вас буду слушаться!
— Где была раньше твоя сознательность? Свинья ты морская, ларькинская радость. Уж как он обрадуется, когда приедет. Ему очень не хватало второго больного. Как бы он тебя на радостях не поцеловал. Да нет, он мужчина опытный. Есть мужики опытные, а есть подопытные.
Илья уже готов был зарыдать, но майор ещё не все высказал, что хотел.
— Мне эта ситуация напомнила мою бывшую жену. По ассоциации. Она делила всех мужиков строго на две категории: на управляемых и на импотентов. Если не импотент —значит, управляемый. Если неуправляемый — значит, импотент. Четко на два класса по этому признаку, исключений она не делала ни для кого. Даже для меня. Чем это кончилось —ты знаешь, но дело не в этом. Дело в том, что ты доказал, что не относишься к категории импотентов. Ты доволен? Рад?
По лицу Большакова было видно, что он не просто не рад, а даже очень сильно не рад. Придя к выводу, что подчиненный уже осознал все, что мог, и дошел до нужной кондиции, Борисов махнул рукой:
—Ладно, иди неси службу. Свободен... пока. Об изменениях самочувствия докладывай.
Илюша, пошатываясь и цепляясь за лестничные перила, пошел на первый этаж. Майор печально посмотрел ему вслед и покачал головой.
— Оболтус, вот ведь оболтус...
В течение нескольких следующих дней Борисов продолжал готовить свою информационную мину, перечитывая заново тексты Братства и набирая свои. За этим занятием его и застал междугородный звонок. Майор поднял трубку.
—Алло. Вы слушаете? — голос человека на той стороне телефонной линии очень напоминал Ларькина.
—Да, слушаю...—ответил Борисов.
После чего голос, безусловно принадлежащий Ларькину — майор отбросил всякие сомнения —произнес всего два слова:
— Бета. Три, —и в трубке сразу же послышались гудки.
Борисов медленно положил трубку и постоял некоторое время у телефона, осмысливая сказанное Ларькиным. Конечно, осмысливать было особенно нечего, надо было просто поверить и привыкнуть к мысли о том, что произошло. А произошло, судя по сообщению, такое, от чего у Юрия Николаевича на голове зашевелились волосы. Ситуация класса «бета» —это могло означать разные события, однако, учитывая специфику командировки Ларькина, Борисову следовало сделать такой вывод: там, под городом Марксом, они с Ириной попали в самый эпицентр крупномасштабной аномалии, предположительно на базу неземной цивилизации. Вариант «Три» —означало, что они с Ириной живы, но находятся в плену или под жёстким контролем, но в помощи не нуждаются, будут рассчитывать только на свои силы и в дальнейшем действовать самостоятельно. Теперь Борисов стал жалеть о том, что он не оставил стажёрку в штабе и не отправился с Ларькиным сам.
Что у них там могло произойти? От Большакова невозможно было добиться чего-то полезного, Илюша пребывал в трансе, морально готовился к потере суверенитета и превращению в биологического робота. Рената только за мясом посылать. Не хватало ещё, чтобы и его, как выразился меланхоличный Илья, «йети марксиане в плен взяли»,
Борисов кружил по кабинету, как паровозик по игрушечной железной дороге. Стелившийся за ним табачный дым и нервное пыхтенье придавали ему сходство с настоящим древним локомотивом. Только немалым усилием воли он смог взять себя в руки и продолжать работу.
Грустно стало в Хлебниковом переулке. Ахмеров скрывался от нервничающего начальника, убитого горем товарища и санитарно неблагонадежной живой улики в гараже. Надо сказать, что морально поддерживать Большакова, когда тот впадал в депрессию, было так же эффективно, как удержать в стоячем положении медузу. В грусти Илья приобретал свойства управляемого им аппарата и мог выкачать из собеседника любое количество энергии, нисколько не повысив собственного жизненного тонуса — всё уходило в него, как в «черную дыру».
В свободное время Большаков в горьком недоумении предавался размышлениям, как же хваленая интуиция не предостерегла его от опрометчивого поступка, и клял судьбу, называя её самыми грубыми словами. Как обычно в минуты жизненных невзгод, он по-страусиному спрятал голову в компьютер, пытаясь забыться в виртуальных глюках.
Через несколько дней прокуренный и хмурый начальник оторвал его от этого занятия, приказав организовать утечку информации с принесенной им дискеты на КСКР-2. Печальный Большаков приказание выполнил.
Ещё через несколько дней Борисову позвонил его старый боевой товарищ подполковник Тимашов и пригласил провести выходной за городом, на его, подполковничьей, даче неподалеку от Абрамцева. Позвонил на работу, по секретнейшему служебному телефону, знать который ему было не положено. Сидя в своем кабинете с телефонной трубкой в руке, майор невольно распрямил позвоночник. Но это не было вытягивание в струнку младшего по званию, отнюдь. Скорее это было инстинктивное движение хищного животного из обширного семейства кошачьих, когда оно, прячась в засаде, напряженно вытягивается вдоль самой земли при виде добычи. Борисов тянул с ответом, не зная, что стоит за этим приглашением, но Тимашов произнес вдруг несколько другим, совсем нетимашовским тоном: «Да ты приходи, приходи. Разговор есть...» В голосе его проскользнули непривычно властные интонации, а также — подтекстом —обещание: без вранья, засады нет, надо потолковать.
К Тимашову он; конечно, поехал. Тот встретил его дома, в кругу семьи: жены и дочери
