Рим. Цена величия - Юлия Голубева

– Да, – выдохнула она, – аппетит совсем пропал, и постоянно тошнит. Харикл велел мне не подниматься с постели, но мне хотелось встретить тебя. И еще, – она замялась, – он сказал мне, что мы должны воздерживаться от близости, чтобы не потревожить ребенка.

Калигула горестно вздохнул, но перечить не решился, зная, как легко может согласиться с ним Юния.

– Клянусь Юноной, хранительницей домашнего очага, и целомудренной Вестой, что не нарушу верность тебе, пока ты не порадуешь меня здоровым и крепким мальчиком, любимая. Можешь не тревожиться, я останусь чист и помыслами, и поступками.

– Как на Капри? – не удержалась от укола Клавдилла и увидела, как покраснели его щеки.

– Есть разные способы достигнуть блаженства с любимой, – сказал Гай и заметил ее удивленный взгляд. – Я тебе объясню все позже, моя неискушенная птичка. В Риме лучшие гетеры, и раньше я все свободное время проводил в их обществе. А теперь ты должна выспаться – вечером я устраиваю грандиозный обед.

Гай терпеливо дождался, когда Юния сомкнет усталые веки и погрузится в сонное царство Морфея, и отправился в дом Невия Сертория на Эсквилин.

Там тоже царило оживление: вернулась Энния.

Калигула застал настоящую семейную сцену, что устроила законная супруга прямо посреди атриума на глазах у просителей и домашних рабов. Лицо ее исказилось от гнева, черные волосы шевелились, точно змеи Горгоны, она потрясала маленькими кулачками и топала ножками, обутыми в красные сандалии.

– Бросил меня, негодник! Отослал в Анций! Бессовестный блудник! Вносите вещи! Законная хозяйка вернулась!

Несколько рабов кинулись наружу исполнять приказ, едва не сбив с ног входившего Калигулу. Сам Макрон, багровый от досады, молча стоял перед женой, свесив огромные руки. Гай заметил и нерешительность в его глазах. Все-таки черноволосая Энния дивно хороша! Уж если Калигула и решится заказать скульптуру Горгоны, то прикажет придать строгому лику Медузы черты Эннии Невии.

Пользуясь паузой, наступившей после гневного монолога хозяйки, Гай прошел вперед и встал между супругами.

– Моя правая рука! Мой самый надежный друг и советник, – сказал он Макрону, положив руку ему на плечо и доверительно заглядывая в глаза. – Я рад, что твоя красавица супруга вернулась в Рим. Я лично приехал пригласить вас к себе на пиршество. Сегодняшний день – самый счастливый в моей жизни. Сенат назначил меня единовластным повелителем, а Клавдилла сообщила, что ждет наследника.

Непроницаемым осталось лицо Макрона при этих словах нового принцепса. Он сухо поздравил Гая, а Энния щедро расцеловала его, умоляя рассказать Юнии, как она сожалеет об их размолвке.

Остаток дня Гай с Макроном провели в таблинии, разбирая донесения легатов. Все легионы безоговорочно принесли присягу сыну Германика, и Калигула приказал выдать двойное жалованье всем солдатам. Преторианцы должны были получить по пятьдесят золотых, но Калигула приказал от его имени увеличить и эту сумму вдвое, тайком подумав, что, когда наступит время избавиться от префекта, их поддержка будет ему обеспечена.

Хитрый Калигула опутывал Макрона лестью, спрашивал его советов; ставя подпись на документе, он всякий раз просил: «Посмотри, Невий Серторий, это заслуживает твоего внимания». Макрон наслаждался новой ролью советника императора.

Один из рабов проскользнул в таблиний и подал префекту какой-то документ. Тот внимательно прочел, и лицо его неожиданно озарила удовлетворенная улыбка.

– Все, кончено! – довольно произнес он.

– Что случилось? – встрепенулся Калигула.

– Мои враги мертвы. Хотя это известие несколько и запоздало. Все свершилось несколько дней назад, когда мы были на пути к Риму. Альбуцилла, вдова Сатрия Секунда, попыталась покончить с собой, не дожидаясь расправы, но не сумела нанести смертельный удар, и ее, по приказу сената, удушили. Бывшего претора Карсидия Сацердота сослали на остров Понтий, Фрагеллана исключили из сенаторского сословия, а ненавистного Лелия Бальба не только приговорили к ссылке, но и лишили всех званий. Одному Аррунцию удалось обмануть суд и достойно уйти из жизни. Он вскрыл вены, хотя его наследники и друзья умоляли не делать этого, ссылаясь на то, что Тиберий при смерти. Но Луций гордо ответил, что не намерен на старости лет делаться рабом нового хозяина, еще худшего, чем предыдущий, чем безмерно удивил всех. Сухими из воды вышли лишь Домиций Агенобарб и Вибий Марс. Но их я еще достану.

Гай молчал. Может, только в этот момент, слушая горделивую похвальбу этого человека, он осознал, насколько хитра и жестока его натура и насколько тесно оплел он своими сетями Рим. От такого опасного союзника надо избавляться, чем скорее, тем лучше.

– И я уже освободил Ирода Агриппу. Он будет у тебя вечером, чтобы принести свою горячую благодарность, – добавил префект претория, но Гай прервал его:

– Не трогай Вибия и Агенобарба. Домиций – муж моей сестры и близкий друг. Я сделаю так, что он забудет свою вражду, но и ты, Макрон, пообещай, что прекратишь против него свои козни.

Серторий молча кивнул, сдерживая злость. Гай, заметив его недовольство, предпочел переменить тему.

– Если пожелаешь, можешь развестись с Эннией Невией. Я не буду против, – сказал он.

Макрон упрямо выставил подбородок.

– Думаю, она исправилась и будет вести себя как примерная жена. Несмотря на все ссоры, я по-прежнему люблю ее, – ответил он и махнул рукой, давая знать, что не желает это обсуждать.

– Что ж, до вечера, мой друг. Кстати, я так и не услышал твоих поздравлений по поводу будущего наследника, – заметил Гай Цезарь.

– Еще услышишь. До вечера.

Стоило Калигуле удалиться, как ярость Макрона прорвалась наружу. Он велел седлать коня и помчался прочь из дома к Ларе Варус. Единственный вопрос, предугаданный проницательной Клавдиллой, мучил его, не давая покоя. Может ли случиться так, что ребенок Юнии – его, а не Калигулы?

В роскошном лупанаре царило оживленное веселье. Гости с воодушевлением обсуждали сегодняшнее заседание сената, пили за здравие нового принцепса, вслух, без опаски, высказывали надежды на прекращение произвола обвинителей, возобновление общественных игр и отмену эдикта Тиберия о запрете роскоши.

Неожиданно для себя Макрон столкнулся там с Иродом Агриппой. Чернобородый красавец возлежал на почетном месте, окруженный стайкой полуобнаженных девушек.

– О, друг! – приветствовал он Макрона.

Префект искренне расхохотался:

– А я думал, ты поспешил к Киприде и детям. Однако ты предпочел сразу наделать новых долгов.

– Я заходил в те жалкие комнаты, что она снимала в инсуле на Целии. Но оказалось, что месяц назад Антония уговорила их переехать к ней в дом. А мне не захотелось портить радость долгожданной свободы встречей с суровой старухой-отшельницей, хотя, видят боги, она всегда помогала нашей семье. Но после… Давай лучше выпьем, мой друг, за мое освобождение и твое возвышение, а также не забудем поднять чашу и за здравие нового императора!