Рубеж - Андрей Валентинов

— Жаль, я ничем не смог тебе помочь, Ирина! Тот, кто будет мной еще мало понимает. Он дал тебе силу — ненадолго, всего на какой-то час! — но не открыл дорогу…

— Кто ты, Денница?

— Я? — он развел руками. — Пока я маленький некрасивый мальчик которого все боятся. Я могу заболеть, умереть, погибнуть, и тогда все, что ты видишь, останется просто твоим сном. Будущего еще нет, Несущая Мир!

— Я не понимаю! — отчаянно воскликнула Ярина. — Денница, объясни! Мне страшно!

— Мне тоже, — его глаза внезапно стали суровыми. — Но Будущее не должно говорить с Настоящим. Скажу лишь то, что уже известно в твоем мире. Существа Служения посчитали себя мудрее Его и решили уничтожить Сосуды, дабы воссоединился весь Мир и исчезли преграды. Тот Сосуд, в котором находимся я и ты, должен погибнуть очень скоро. Он — проба, очередная попытка. Удастся — погибнут и остальные.

Слова были непонятны, но страх почему-то исчез. Словно и вправду — перед боем. Ожидание кончилось. Вот он, враг — от одного конца поля до другого. Дымятся фитили, заряжены рушницы, вот-вот грянет первый залп…

— Но ведь мир не погибнет, Денница? Он не должен погибнуть, слышишь!

Холодно сверкал зеленый лед, ярко горели близкие звезды, и тепла была его рука.

— Не погибнет, Ирина. Я спасу!

Чортов ублюдок, младший сын вдовы Киричихи

Тетка тоже умеет разговаривать с бабочками.

Она их боится.

Бабочки ей приказывают.

Дядька Князь потерял смыслу. Он погас. Он уже не светится. Мне его не жалко. Мальчик Княжич Тор плачет. Мне его жалко.

Братик говорит, что будет «смута». Что нам нужно уехать. Я сказал, что нам нужно ехать к батьке, но братик не хочет. Братик боится батьки. Я не понимаю. Батька добрый. Он скоро вернется. Тогда я сказал, что мы поедем к доброму дядьке. Добрый дядька меня любит.

Братик не хочет. Он боится доброго дядьки.

Мой братик всего боится. Наверно, он еще не вырос. Я сказал, что если его будут обижать, я их всех убью, как Ирина Логиновна Загаржецка.

Братик очень испугался. «Эвакуация» — это когда все уезжают, нагрузив вещи на телеги. Телег нужно много.

Пленочки порвались! Это плохо! Это очень-очень плохо!

Ярина Загаржецка, сотникова дочка

Вначале удивило покрывало — легкое, почти невесомое.

И чистое. Она уже успела отвыкнуть от чистоты. От чистоты, от мягкой перины, от тишины, от забытого чувства покоя.

Веки не хотели открываться, но это было ни к чему. Можно было просто лежать, чувствуя еле ощутимую тяжесть теплого покрывала, вдыхая приятный запах. Лаванда вроде? Или не лаванда, но уж очень похоже.

И боли нет! А если и есть, то где-то далеко, в самом темном уголке.

Или в рай ты попала, сотникова?

В рай? А как же Шакал Глиняный?

— Госпожа должна спать. Не будите. А проснется — зелья дайте, как я прописал.

— Да-да, господин лекарь, не сумлевайтесь…

Лекарь? Уж не ее ли лечат? А клетка? Хотелось протянуть руку, нащупать решетки. То есть не нащупать, а наоборот…

— С господином наместником я сам переговорю, когда он вернется.

— Вы уж подождите, господин лекарь. Скоро ему быть! Вот супостата проклятого со звонницы скинут, он и вернется.

— Хорошо. Пойдемте, господин управляющий… маршалок, не будем ей мешать.

Только единый раз и сбился невидимый толмач. Мог бы и не стараться.

Что маршалок, что управляющий — все едино. Стало быть, наместник, при нем маршалок с лекарем…

Ярина вздохнула. Плохо, когда жизнь лишь обрывками видится. То черное забытье, то клетка, а теперь вот и вовсе непонятно. Звонница? А ведь что-то знакомое!

«А неужто, господин герой, в столице колокольни не нашлось?»

Выходит, отыскали?

Но для кого? — Погодите! — крикнула она. То есть не крикнула — хотела крикнуть.

Вместо крика — шепот из горла.

Услышали! Тихие голоса — далеко, наверно, у самой двери.

— Госпожа проснулась! ~ Только много не говорите, господа! Ей нельзя!

Открыла глаза — и ничего не увидела. Темно — собственных пальцев не разглядишь. Протянула руку — пусто. Значит, не почудилось — расклепали клетку. Да где же она?

Девушка попыталась привстать.

Привстала.

Рука коснулась чего-то мягкого, плотного.

Полог? Точно, полог! Выходит, она на кровати, да не простой — под пологом. Таких даже не видала, только слыхивала.

— Госпожа! Как вы себя чувствуете, госпожа? Ага, кажется, пан лекарь!

— Н-ничего… Только… Только сил нет совсем.

Руки скользнули по телу. Рубаха! Ткань тонкая, словно паутинка. Ого! И к какому такому пану она попала, ежели первую встречную так привечают? То есть не первую встречную…

— Госпожа пока не должна вставать! Госпоже следует соблюдать покой… недвижность.

Упала на подушки Ярина, закрыла глаза. Чего могла она ждать, после того как прошла кровавым шляхом от подземелья до кнежьей горницы? Ясно чего! Потому и клетка не удивила. Не поразило даже, что за Шакала этого клятого приняли.

А здесь что? Полог, покрывало мягкое, лаванды запах. И где это — здесь?

— Пан лекарь! Панове! — заспешила она. — Объясните, где я? Молчат, шушукаются. Снова молчат.

— Госпожа сейчас в Замке Медного Венца. Госпожа — гостья господина районного наместника… сотника.

Последнее слово невидимый толмач произнес с явным сомнением. Но Ярина даже не удивилась. У них дома — сотня, здесь — район, не в том сила.

— Как… Как я сюда попала? Снова шушукаются. Долго.

— Госпоже не стоит пока об этом думать. Госпоже следует отдыхать… набираться сил. Скоро госпожа сможет поговорить с господином наместником Медного Венца.

Ага! С тем, кто супостатов со звонницы спускает!

— Господин наместник сейчас в городе… в населенном пункте. Там важное мероприятие… дело. Господин наместник руководит экзекуцией… наказанием Глиняного Шакала.

От удивления Ярина вновь привстала. Или толмач совсем службу забыл? Или ей уже чудиться начало?

— Это который… в клетке железной? — жалобно спросила она.

— В клетке он, поганый! Как есть в клетке! — радостно подтвердил другой голос, не иначе — маршалка. — Вопит, да на три голоса, жуть одна! Ох, вопит, госпожа! Один голос ругается, другой — плачет, а третий кричит, что он — герой! Знаем мы этих героев, знаем!..

— Господин управляющий! Госпоже сейчас не нужны эти подробности… детали.

Ярина не спорила. Вновь уронила голову на подушки и глаза закрыла. Не понять! Если тех Шакалов с колокольни скидывают, так отчего в клетке не она? Или то все почудилось: и вежливый пан герой, и прутья стальные, И молоко от коровы черной?

Шепот затих, скрипнула дверь. Ярина улыбнулась, глубоко вздохнула.