Рубеж - Андрей Валентинов

Вновь перекрестился пан Логин, нахмурился. Ой, не зря снилось! Словно бы урок ему дали. Там, во сне, жизнь потерял, чтобы хлопцев на смерть верную не посылать. Перед самим ампиратором желтоглазым труса не спраздновал!

А здесь?

Куда хлопцев завел? И за ради чего? Ведь сам завел, сам позвал, и нечего на Юдку-нехристя кивать! Правда, не сто тысяч, и даже не сотню, так не в числе сила!

А может, бред это все? Просто седло жесткое попалось?

Юдка Душегубец

Ко всему привыкаешь. Даже к такому. Едешь себе и едешь, и вроде как не замечаешь…

…И отвечал Саул: Самуила выведи мне. И увидела женщина Самуила и громко вскрикнула. Какой он видом? — спросил у нее Саул. Она сказала: выходит из земли муж престарелый, одетый в длинную одежду. Тогда узнал Саул, что это Самуил, и пал лицом на землю и поклонился. И сказал Самуил Саулу: для чего ты тревожишь меня, чтобы я вышел?..

Вэй, слышал я, как спорили однажды мудрецы в лембергской синагоге, как эти слова понимать. Спорили, кричали, а после бороды друг у друга драть начали. Да так, что седые клочья — снегом! Ведь не велит великая книга Талмуд в призраков верить! Не велит! Но написано же — не сотрешь. Как же понимать? Не иначе, обманула проклятая колдунья царя Саула!

Я и сам не верил, тем более уже успел в «Зогар» заглянуть. Какие призраки, если Душа одна, лишь на миллионы частей поделена!

— Тебе никуда не деться, Иегуда бен-Иосиф! У меня времени много! Кто это говорит? Тот, чья лапа четырехпалая на моем плече угнездилась? Или я сам?

…И ведь видел я уже такую руку! Видел!

— Ты сделаешь, что я велю. Иначе тебе не будет покоя! Зря это он! Пугали уже. Всю жизнь, почитай, пугали. Вон, пан сотник валковский тоже пытался!

Да и когда в моей жизни покой был?

— Как только откроется нужное Окно, я дам тебе знать. И ты выведешь их с Околицы. Выведешь, куда я скажу!

…Голос — морозом по коже. В иное время да в месте ином — испугаться можно. До смерти! Да только не здесь!

— Ты их выведешь, Иегуда бен-Иосиф! Ты слышишь?

Слышу, слышу! И вижу. Лапа четырехпалая, а если повернуться…

Ошиблись мудрецы! Зря бородами трясли!

…Темный, длинный, на плоской личине — черные губы. И глазищи — узкие, нездешним огнем горят.

— Ты не боишься смерти. Заклятый, знаю! Но я сделаю хуже: выверну твою душу — и покажу тебе. Твою настоящую душу, мальчишка из Умани, воззвавший к Неведомому в страшный час! Твои мечты, твои надежды — все то, что не случилось и не случится никогда. И твой род, твою кровь, твоих неродившихся детей, не открывших глаз внуков! Хочешь, покажу?

С этими ли словами Противоречащий к Иову Многострадальному подступал? Впрочем, Иову на его гноище легче было.

Он — не Заклятый. Он не знал, что такое, когда вместо души — гроб с прахом!

— Итак, мы договорились, бен-Иосиф?

Тяжело падали страшные слова, и тяжела была его невесомая длань.

Тяжела!

Но я молчал.

— Ты напрасно не отвечаешь, Иегуда. Я не уйду, не исчезну! Не исчезнет. Я уже вспомнил все Имена, какие знал. Вспомнил, прочитал. Тщетно! Но ведь и он не заставил меня говорить! Так что мы на равных.

— Подумай! В последний раз. Я скоро вернусь. Миг — и сгинула четырехпалая клешня. Недалеко, конечно. Здесь он, рядом. Но все-таки легче стало. Надолго ли?

Над головой — серое марево, слева и справа — склоны вверх ползут.

Стучат по камням копыта.

Едем!

Окна на нашем странном пути встречались часто. Какие — огромные, словно полтавский майдан, какие — с узкую калитку. Значит, не ошибся я, глупый жид! Идет дорога, что над Бездной Левиафановой простерлась, вокруг Мира, вокруг великого Древа Сфирот, мимо всех Сосудов. Идет, и даже название имеет.

Околица!

И не первые мы здесь. Уже дважды кострища встречались. Возле одного — скляницы пустые, у другого — кости обглоданные.

И ведь чьи кости! Вэй, был бы гоем — точно крест бы сотворил. Видать, совсем кого-то голод одолел!

И тот, четырехпалый, эти места знает. И ведь что интересно? Запугал он меня, бедного жида, до гусиной кожи, а зачем? Стоило ему на крестец иного коня пересесть — хоть к сотнику Логину, хоть к есаулу Шмалько…

Я-то ему зачем? И еще. Хорошо он слова плести умеет. Убедительно. Только сильный пугать не станет. Сильный — убьет. Или простит. А пугать!.. Значит?

— Эй, Юдка, сучий ты сын! Стой! Стой, кому говорят!

Ах, да! Замечтался!

Замечтался и чуть вперед не уехал, к самой передовой заставе. Неглуп пан Логин, неглуп! Мало что тихо, опаску всегда иметь надо. Значит, стоим. Ждем.

— Что-то долго не едут!

— Так там же Свербигуз, панове! Небось опять девку увидел. Без всего Грохнуло, покатилось — и замерло. Нет в Бездне эха! Ага, вот и застава! Что-то прытко скачут!

— Пане сотнику! Пане сотнику! Там! Там впереди!..

Так-так, все трое: Свербигуз-змееборец, Нечитайло и этот, уж не упомню как кличут…

— С полсотни их. Или больше даже! С пиками!

— С пиками, говоришь? А нумо, хлопцы, заряжай! А ты, Юдка, давай-ка ко мне!

Да, неглуп он, сотник валковский! Ни на шаг не отпускает. И верно делает!

— Ну-ка, говори, жиду, кого это ты сюда покликал?

Я даже восхитился. Вэй, за кого же он меня держит? За Самаэля Малаха? Или я Рубежам сторож?

— Не иначе, заблукал кто. Вроде нас.

Сказал — и плечами пожал. Отвернулся даже, будто и неинтересно мне. А ведь интересно! То ли заблукали, то ли… То ли дорогу знают!

…Его смех только я услыхал. Громкий, торжествующий. Весело стало четырехпалому! Только рано ему смеяться. Мало ли откуда гости едут?

— Готово, пан сотник!

— Добре, Ондрию! Тока без меня не палить! Скажу — тогда уж… Прочь Тени!

Над черной Бездной — белая паутинка дороги. Вот мы — кучка тараканов, вот я… А вот и они!

Я открыл глаза. Нет, пока не видать! Зато слыхать!

— Ну, хлопцы, товарищи войсковые, встречайте!

… Из-за каменистого уступа — сразу четверо. Комодные, в темной броне. За ними — еще, еще…

Ого! Да тут не полсотни! Тут вся сотня будет!

— Спокойно, Панове, спокойно! Эй, Гром! Бонба гранатная готова?

— И фитиль горит, пане сотник!

Стук копыт все ближе, уже и коней разглядеть можно. Добрые кони, кровные!

— Видал таких, Юдка?

Я всмотрелся. Вэй, интересно!

— Не видал, пан сотник! Может, турки?

Но я уже понимал — не турки. Не носят османы такие латы. И шлемы не носят. Не турки, не татары, не москали.

— Пане сотнику, а рушниц-то нема!

— Вижу, Ондрий, вижу! То добре!

Вот уже совсем близко, лица видать — загорелые, белозубые…

— Стой!

Кто крикнул — я вначале и не понял. А что «стой», сообразил сразу. Хоть и не по-русински сказано. И не на идише.

— Копья к бою!

Остановились. Ощетинились. Подняли круглые щиты. А я замер, рот раскрыв да глаза вылупив. Что за притча? Оли говорят — я понимаю. Польский? Нет, не польский…