Потрошитель - Брижит Обер

— Мария Бранколони — голова макаронная! — умиленно пролепетал Марсель. — Выходит, ты вышла за какого-то господина Перена, так, что ли?

— Да. За невропатолога. Вот уж четыре года, как умер. Рак мозга.

— О, прости.

— Ничего, последние восемь лет мы в разводе были. Своим кораблем я привыкла править сама. Видишь, какой кабинет отгрохала! Дела идут! Хочешь эспрессо?

— Так ведь ты говорила…

— Забудь! У меня ямайский. Пальчики оближешь! Рассказывай новости.

Марсель было засомневался, точно ли о кофе она говорит, но согласно кивнул. Мария, малышка Мария с ужасными, вечно трясущимися косичками и кроличьими зубами. Похоже, она их выправила.

Тут же, откуда ни возьмись, возникли две чашки из китайского фарфора.

— Присаживайся. Ну, говори! — распорядилась она, указав на одно из кресел. — Как тебя в полицию-то занесло? Ты ж, кажется, в журналисты собирался!

— Ну, всякое бывает. Жизнь…

Марсель сделал глоток кофе. Жизнь! За душой — ни шиша, пьяница отец да мученье вместо ученья…

— Ты-то как? Довольна?

— Да так… Испугалась вот, когда тебя увидела. Подумала — насчет кабинета.

Он вопросительно поднял глаза.

— У меня были проблемы с полицией нравов из-за софрологического массажа.

Марсель даже не поинтересовался, что это такое. Не иначе как релаксация полная. Если чего нужно — сама попросит.

— Такие тупые! — продолжила она. — А самого чокнутого осла Руди звать… дальше не помню… Не твой друг, случайно?

Он покачал головой. С Ослом Руди дружит Козел Жанно — славная парочка.

— Уладилось? — вежливо спросил он.

Хороший кофе — крепкий, густой, как он любит.

— Уладилось.

«Значит, Осла Руди уже отрелаксировали», — понял Марсель. От всех этих метаморфоз — Мари Перен в Марию Бранколони, Марии Бранколони — в хард-массажистку и обратно — чувствовалось легкое головокружение.

— Мелани — дочь Перена? — спросил он.

— Более-менее.

— Ну…

Она с отсутствующим видом уставилась в чашку кофе.

— Как-то раз, вечером, мне сделалось очень тошно, я нарвалась на приключение с одним типом — и на тебе… Кто отец — так и не пойму: глаза одного, а нос — другого… Поди тут разберись! — подытожила она, взяв еще одну сигарету.

Она засыпала его вопросами об убийстве Аллауи, и Марсель вкратце изложил дело. Мария всегда была очень сообразительной.

— Странно, опять «Меч-рыба», — заметила она, когда Марсель закончил. — Знаешь, свое помрачение ночное я ведь там встретила. И поверь — помрачение дьявольское. Как я могла?! Крыша, должно быть, совсем съехала.

— Музыкант какой-нибудь? — спросил Марсель, почему-то ревнуя.

— Нет. Клиент один постоянный. Морда ангельская, а сам — такой извращенец! В дурном сне не привидится. — Она выдержала паузу и театрально воскликнула: — У него английские булавки на тестикулах были!

— Что? — взвизгнул Марсель, упершись в колени.

— Да-да, пионер пирсинга… А так — ни в жизнь не подумаешь… На вид — такая чистюля, такой тихоня… И само собой — преждевременная эякуляция. Мы устроились в машине на заднем сиденье. Ужас. Рада была дома оказаться. А через полтора месяца — хоп: беременна! Пока ее носила, только и делала, что молилась — хоть бы не от него.

На какое-то мгновение Марсель задумался о чувстве, с каким вынашивают ребенка от человека, к которому чувствуют омерзение.

Дверь распахнулась, и в кабинет, размахивая рюкзаком, влетела раскрасневшаяся Мелани. Она была действительно сама прелесть — с изящным прямым носиком, карими глазами и длинными светлыми волосами. На ней было хлопчатобумажное платье, теннисные туфли, джинсовая куртка и золотой крестик.

При виде сидящего в салоне Марселя она чуть попятилась.

— Ну и откуда ты? — сердито спросила Мари Перен.

— Откуда-откуда! Из лицея. Откуда ж еще?

— Не знаю. Может, от Камеля Аллауи, — предположила мать.

Девушка побледнела:

— Как…

Она повернулась к Марселю:

— Почему…

— Когда вы видели Аллауи в последний раз, мадемуазель? — поднявшись, спросил он.

— Что? Да я…

— Он мертв, его убили, — тихо проговорил полицейский.

— Камеля?! Не может быть… мы же завтра встречаемся…

— Его тело обнаружили в понедельник утром.

— Я видела его в субботу в «Меч-рыбе». Мы слушали джаз в стиле сальсы. Он довез меня до дому к двум, он… мы… нет, невозможно! — повторила она, мотая головой.

— Как давно вы знакомы?

— Два… три месяца, — выложила Мелани, опасливо взглянув на мать. — Но виделись мы не часто.

— А Шарль, — бросила Мари Перен, — Шарль в курсе?

— Нет. Шарль — это Шарль, а Камель — это Камель, — парировала дочь. Уму непостижимо… это правда?

— Увы, да.

Она разрыдалась. Мать тягостно вздохнула. Марсель что-то пробормотал в утешение.

— А я-то, я! Все воскресенье с Шарлем и его дружками резвилась! С малолетками этими, — рыдала она. — Мы тут повздорили немного. Он обижался, что я его с родителями не знакомлю…

— А почему, кстати, ты мне его не представила?! — надменно вопросила Мари.

— Хорошо бы ты его встретила! С твоими-то амбициями зажравшейся буржуйки! Да ты мне была готова «резинки» покупать, лишь бы к рукам прибрать Шарля с его шишами.

— Мелани! Как ты смеешь!

— Пошла ты! Я тебя ненавижу, я вас всех ненавижу!

Марсель взглянул на свои ботинки, затем — на часы. Ну что, кажется, девчонка уже пришла в себя.

— Мне нужно задать вам несколько вопросов, — произнес он железным голосом, — прямо сейчас.

Полчаса спустя он с легким головокружением входил в полицейское управление. В его активе были показания Мелани, дополнительный эспрессо и номер мобильника Мари Перен на случай срочной необходимости в восстановлении энергетического баланса.

Если уж черпать энергию — так лучше от нее, чем от массажиста из каратистского клуба — старого, из резанного шрамами борца, мявшего своих клиентов с проворством прачки, выжимающей белье.

6

Значит, мамаша подружки одной из жертв — школьная знакомая Блана? — переспросил Мерье.

— Ну и что? — ответил Жан-Жан. Он только что вспомнил, что не заполнил лотерейный билет.

— И Блан же обнаружил тела Шукруна и Диаза, — продолжал Мерье, постукивая пальцами по крышке ноутбука.

— Послушай, малыш, если бы он их убил, я бы только порадовался — все было бы куда проще, — но, к сожалению, сие маловероятно.

Вместо даты рождения близняшек — которая не принесла ему ничего — он решил поставить дату рождения Зидана.

— Да нет, вы меня не так поняли, — возразил Лоран с мимолетной гримасой: мол, глупости вам другие наговорят, так что сидите и слушайте меня. — Здесь может быть инсценировка случайностей, все подстроено.

— Подстроено? — повторил Жан-Жан, развернувшись к Лоле, которая перечитывала рапорт Марселя. — Кстати, дата вашего рождения, Тинарелли?

— Двадцать восемь — двенадцать — шестьдесят восемь, — машинально ответила та. — Зачем вам?

— Да так… билетик заполнить… Что вы там говорили, Лоран?

— Что кроме Марселя Блана мать Мелани мог знать также убийца и что свои жертвы он, быть может, выбирал не случайно.

Лола, насупившись, подняла голову.

— Значит, этот чудак убил Камеля, поскольку тот гулял с дочкой Мари Перен, а двух других, поскольку их нашел Блан?

— А почему нет? Может, убийца — это очередной друг детства, еще один выпускник их школы, «Фермаж»…

— «Фераж», — поправил Жан-Жан, — в сотне мет ровотсюда, близ скоростной автомагистрали. Я там тоже учился. Вы меня случайно не подозреваете?

Не школа, а инкубатор какой-то!

— Вы одноклассник Блана? — спросила Лола.

— На три года младше, — бросил Жан-Жан, — мы не были знакомы. Ладно, а кроме этого?

— Кроме чего? — удивился Лоран.

— Кроме ваших бредней! Куда, собственно, вы движетесь — вперед или назад?

— Мы топчемся! — почему-то ухмыльнулась Лола.

— И если я не ошибаюсь, знаменитый Кутюрье Смерти также был дружен с Бланом? — продолжил Мерье с настырностью карманника, нацелившегося на сумку попавшей в поле его зрения бабульки.

Жан-Жан смешался. Что верно, то верно. Подобно громоотводу, Блан действительно притягивал к себе всех чокнутых. Может быть, его куда-нибудь севернее отослать, поближе к криминогенному Лиону?

— Кутюрье Смерти ни с кем не дружил! — проскрежетала Лола не своим голосом.

Все с удивлением воззрились на нее.

— Как, кстати, ваш нос, малышка? — спросил Жан-Жан.

Да уж получше, чем яйца твои висячие.

— Хорошо, спасибо. А почему, собственно, Блан не может быть замешан во всех этих преступле ниях?

— Ну как сказать… Тут ведь… гм… ну вы ж его знаете — Блана-то… Это ж вам не каннибал какой озверевший, а?

— Тэд Банди тоже не был похож на убийцу. И тем не менее он преспокойно зубами вырывал соски у своих жертв, насилуя их лаковым баллончиком.

Жан-Жан нахмурил свои патрицианские брови:

— Так-то оно так, но… чтобы Марсель уподобился Банди! Что-то не верится. Потом, не забывайте, что психа Кутюрье остановил именно он. Лола! Вы что, с ума сошли? Чай же прольете!