Потрошитель - Брижит Обер

— Холодно? — спросил он у Надьи.

— Немножко, — ответила она, закутываясь в одеяло с изображением лошадей в прерии — свое недавнее приобретение. Одеяла, которые покупала Мадлен, — с громадными розовыми цветами и Большим Кисом, гнавшимся за Тити, — он выкинул.

Как все-таки быстро ему удалось привыкнуть к Надье, удивлялся он, поглаживая ее обнаженное плечо. К женщине совершенно новой в его жизни. Еще год назад они даже не были знакомы, а теперь вот вместе ходят за покупками в «Каррефур», совместно обдумывают, как обставить квартиру, как провести отпуск; ей известно, что у него геморрой, а он знает, что у нее отрыжка от лука.

А Мадлен гниет в земле. Гниет из-за какого-то су масшедшего вроде этого убийцы, который режет людей и вынимает их внутренности. Конечно, проводить расследование такого плана куда интереснее, чем лепить штрафы за пользование скутером, но и куда более тошнотворно. Тут словно бы нагноившейся раны касаешься. Да, именно так: при мысли об убийцах невольно думаешь о зловонных гнойниках, раздувшихся под здоровой розовой кожей.

— Ты спишь? — сонно спросила Надья. В шесть ей вставать.

— Да, — ответил Марсель, выдохнув дым. Он все еще потягивал тлеющий окурок.

Где-то мяукнула кошка. Сытый, покойный звук.

На двери «Дивана» красовалась табличка «Мест нет». Был в разгаре конгресс по парапсихологии последователей Лакана[22]. Участники конгресса пожелали развеяться и оккупировали этот небольшой бар, где, налегая на шампанское, им покорно внимали местные девицы и ласково переливались блюзовые аккорды.

Сейчас для человека с сияющими глазами никого не существовало, и его пальцы уверенно бегали по клавиатуре. Он проходил сквозь мелодические линии, как пловец, прошивающий бирюзовые воды лагуны. Где-то там — далеко-далеко. Он играл любимую музыку Папы-Вскрой-Консервы, знойную музыку юга, пронзи тельную музыку страдания.

5

Комиссар Мартини щелкнул длинными волосатыми пальцами, потер печаткой о черный шелковый галстук, снял колпачок с изящной перьевой ручки и вывел прописными буквами на девственной странице новенькой школьной тетради: ПО СКЛОНУ УЛИЦЫ ПОКАТИЛАСЬ ОТРУБЛЕННАЯ ГОЛОВА. Ну хорошо, а что дальше? Конкурс детективных рассказов, организованный одним крупным издательством, заканчивается через две недели, а у него только эта несчастная фраза. В дверь постучали. Он проворно захлопнул тетрадь, прорычав: «Войдите!»

Жанно. В белой футболке и в столь облегающих джинсах «Левис», что казалось, у него стоит. Комиссар потупил глаза: ну конечно, на этом невероятном типе, его подчиненном, были дорогущие кроссовки в полоску с прозрачными подошвами. Мартини пошевелил сухощавыми пальцами в своих поношенных сандалиях. При виде Жанно он всегда чувствовал себя стариком, хотя разделяли их какие-то десять лет.

— Слушаю вас, — подчеркнуто холодно произнес он, поглаживая перламутровые запонки.

«Запонки! — думал Жан-Жан. — Белая рубашка, черный галстук — вылитый гробовщик! Да и волос поубавилось! On the rock[23], как говорится. В общем, отставка на носу, друг Мартини, — так что катать тебе свои шары в другом месте!»

— Похоже, нам не избежать очередного serial killer, патрон, — уведомил он, покачиваясь на каучуковых подошвах.

— Чего вам не избежать — так это очередного повышения, дорогой Жанно! Так что там у вас стряслось? Только без лапши — у меня от нее аллергия.

«Тоже мне, остряк нашелся. Старый пентюх!»

— Нам удалось установить связь между двумя первыми жертвами, шеф. Шукрун с Аллауи посещали одно ночное заведение — «Меч-рыбу».

— Бар с потаскухами?

— Бар с джазом — цветочек, возросший на местной почве.

— По информации отдела нравов, клиенты «Меч-рыбы» скорее чисты.

Мартини вздохнул: а как бы упростило задачу простое сведение счетов!

— В субботу, двадцать пятого, ровно в четыре утра, Аллауи взял машину у сына владельца бара. С тех пор его больше не видели.

— Он один уехал?

— У него были виды на какую-то девицу. Имя и место жительства пока неизвестны. Возможно, все прояснится в субботу, если она из постоянных клиентов.

— Что с машиной?

— Вот тут — подвижка! — оживился Жан-Жан. — Костелло только что сообщил, что ее нашли на стоянке «Палм-Бич». Это старое запущенное казино. Автостоянка выходит на море.

— Была ли в салоне кровь?

— Сейчас машину как раз тщательно исследуют. Но с первого взгляда там вроде ничего нет.

— Что с юным Диазом? — спросил Мартини, стиснув ручку «Монблан».

— Пока что связать с остальными его не удается. Родные утверждают, что он только Эн-тэ-эм[24] слушал.

— Вы бы по поводу гибели молодых не очень-то ерничали. Сегодня встречаются подростки с глазами Химены, влюбленной в Сида[25], даже когда они плюют вам в лицо. К тому же не забывайте об Элен Морелли, у нее трое сыновей в возрасте от двенадцати до восемнадцати.

— Усек, шеф.

Элен Морелли была следователем и работала над этим делом вместе с ними: дама с габаритами слонихи — больше центнера весом при росте метр шестьдесят — и проворством лисицы.

— Мы собираемся пошустрить в «Меч-рыбе» и еще раз проработать марафонцев, — добавил Жан-Жан, уставившись на кургузые серые носки начальника.

На голых лодыжках кудрявились седые волоски.

— Что они собой представляли?

— Аллауи из мусульман, но религиозным его не назовешь: бегал за девками и пил спиртное. Шукрун был вегетарианцем, занимался тай-цзы, а в синагогу ни ногой. Да и Диаз, думаю, не был мальчиком из церковного хора. Даже в прошлой жизни.

— Значит, вы считаете, что религиозный след нас никуда не приведет?

«Как же — в тупик», — подумал Жан-Жан, промычав:

— М-м… Как и гомосексуальный. Тут что-то другое, но мы пока не можем понять что.

— Что ж, советую вам поднажать, дорогой Жанно. Кстати, у вас тут двое стажеров — так пользуйтесь ими.

— Они только стажеры.

— Отзывы о Мерье просто восторженные, а достоинства Тинарелли вы, кажется, и сами успели разгля деть.

Пустив эту парфянскую стрелу, комиссар развернул «Канар аншене»[26] и углубился в чтение, позабыв о своем подчиненном.

Марсель устроился за белым пластмассовым столиком, положил фуражку перед собой и в ожидании заказанного люля-кебаба потягивал лимонад. Сегодня во время перерыва он решил подкрепиться в «Шаверме». За стойкой ворчал и тяжело отдувался хозяин: казалось, он перегружен работой, хотя Марсель был единственным его клиентом, если не считать какого-то типа в очках «Seen»[27] с толстыми стеклами.

Лет сорока, среднего роста, худощавый, с курчавой бородкой… этакий скромный старый холостяк из тех, что семенят по жизни как мышки, изредка попискивая от злости, подумал Марсель, отметив про себя его темно-русые волосы, причесанные и зализанные как у школьников пятидесятых; отутюженные бежевые шорты, сандалии священника и рубашку с длинными рукавами — и застегнутыми манжетами! Все это время тип сосредоточенно поглощал табуле[28].

Это был тип, которому никогда в жизни не заполучить такую женщину, как Надья или Мадлен, — да что там, ему и бисквит на десерт не светит, — существо, чьи серые будни скрашивают только теленовости да вылазки за продуктами.

Вдруг забитое существо подняло карие глаза, расплывшиеся за толстыми стеклами, и встретилось взглядом с серыми глазами Марселя. Тот наклонился к принесенному сэндвичу.

— Спасибо, — сказал он хозяину заведения. — Как я погляжу, с работой не очень перенапрягаетесь.

— И не говорите! — изрыгнул тот, грустно дрогнув тройным подбородком. — Без Камеля знаете, какой кавардак! И никого взамен! Повсюду одни бездельники!

— Бедняга… не повезло парню, — вздохнул Марсель.

— Аи, не могу больше про это слышать.

— Он ни с кем не ругался?

— Ругался! Знаете, каким добряком был! Сколько раз ему говорил: с твоей доверчивостью тебя любой облапошит. И что? Покойник! Вот жизнь, а! Чего только не выкинет! Вы-то никого не знаете, чтоб здесь поработать?

— Поспрашиваю, — ответил Марсель, откусывая сэндвич. — А как насчет девушек? Ревнивцев… или чего такого не видели?

— Да что вы! Чтобы Камель на чужое рот разевал! Они сами на него, как пираньи, кидались.

— Постоянная подружка была?

— Ходила тут одна. Несколько раз его дожидалась — блондинка, Мелани зовут. Сущий ангел.

— Где-то рядом работает?

— Ну да! Вообще не работает. В лицее учится. Маленькая еще.

Марсель вздохнул. В их городе не меньше четырехсот лицеисток. Интересно, сколько среди них Мелани?

— Возраст можете назвать?

— Да как сказать… Лет шестнадцать-семнадцать… Но — все на месте. Как вспомню! Вай-вай-вай!

Застыдившись вырвавшегося откровения, он мельком взглянул на клиента в шортах. Но тот спокойно жевал, уткнувшись в тарелку, — кажется, ничего не слышал.