Система Кудрина. История ключевого экономиста путинской России - Евгения Письменная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вести с рынков приходили безрадостные. В некоторые дни нефть подползала к 10 долларам за баррель. Валовый внутренний продукт страны продолжал падать, в бюджете не было денег.
Хотя многие члены команды нового премьера придерживались левых взглядов, Примаков утвердил у Ельцина продажу 5 % акций «Газпрома» из государственного пакета в 40 %. Приватизация — почти преступление для левака. Но тогда всем казалось, что выбора не было: вырученные средства должны были пойти на расходы федерального бюджета и уменьшение его дефицита. Чтобы избежать суверенного дефолта, правительству срочно надо было найти около 2,5 млрд долларов.
На самом деле «Газпром» уже готовил продажу части государственного пакета, но в эти планы вмешался кризис. Еще летом 1998 года Рем Вяхирев предлагал продать пакет иностранным партнерам «Газпрома» — гигантам Shell и ENI. Первый указ о продаже пятипроцентного пакета «Газпрома» был подписан перед самым кризисом — 10 августа.
Однако продажу государственного пакета должен был одобрить совет директоров, в котором состоял и Кудрин. Хотя он был сторонником правых взглядов и приватизацию поддерживал всегда, предстоящая сделка ему не нравилась.
Государству рано терять контроль над «Газпромом», считал Кудрин, газовую отрасль еще не научились как следует регулировать. «Это не приватизация, а попытка подчинить монополию частному интересу», — думал он. Кудрин видел, как бурно сопротивляется «Газпром», когда его принуждают к прозрачности. Как только государство предпринимало попытку взять под контроль расходы «Газпрома» или повлиять на его инвестиционную программу, он, словно большой скользкий тюлень, отплывал в сторону.
Заседание совета директоров назначалось в спешке. Членам совета сообщили только одно: будет утверждаться продажа госпакета.
Документы заранее не представили, ознакомиться с ними можно было только на месте, во время совета.
Кудрин забеспокоился, попросил о встрече с Примаковым. Премьер, как истинный дипломат, Кудрина выслушал:
— Хорошо, Алексей, спасибо. Я принял к сведению твою позицию.
Но позиция Кудрина уже мало кого интересовала. Указ президента был подписан, документы о продаже — готовы.
Кудрин не мог не приехать на заседание совета директоров. В тот ноябрьский день в стеклянной башне «Газпрома» на улице Наметкина царила суета, мимо зала заседаний бегали клерки и секретари с кипами бумаг.
Перед самым началом заседания каждому члену совета директоров на стол положили документы. Три толстых тома. Глава компании Вяхирев был лаконичен:
— Это соглашения о продаже. Их надо подписать.
— Я не могу подписать, не прочитав, — Кудрина возмутила эта ситуация. Было понятно, что прочесть во время совета представленные документы невозможно, что от них нужны только формальные подписи.
— Ну и читай, — Вяхирев поднял брови и улыбнулся. Он даже не рассердился на Кудрина. Газовый король понимал, что Кудрин — не препятствие, он будет делать то, что ему скажет начальство.
Совет директоров длился минут 20. Все остальные члены совета директоров без особых раздумий подмахнули свои экземпляры и ушли. Не хватало только одной подписи — Кудрина.
Выносить документы из офиса «Газпрома» Кудрину запретили. «Хочешь читать — читай здесь», — коротко бросил Вяхирев, выходя из зала заседаний.
Заместителя министра любезно проводили в отдельную комнату. Кудрин углубился в чтение. Через три часа он понял, что его подозрения оправдались — интерес нынешнего менеджмента компании был очевиден.
Из документов следовало, что продажа пакета пройдет на аукционе. В аукционе будет участвовать давний партнер «Газпрома», крупнейшая немецкая компания Ruhrgas AG и никому не известная компания Interoil Finance. Стало ясно, что победителем окажется Ruhrgas AG, который связан с «Газпромом» крепкими узами, в том числе долгосрочными контрактами — более чем на 20 лет вперед.
Была в документах и еще одна любопытная деталь: нынешний покупатель госпакета — временная фигура, он берет на себя обязательства продать этот пакет другой компании. Но не сразу, а через пять лет. Не было никаких сомнений, что конечным покупателем станет структура, аффилированная с менеджментом «Газпрома».
Кудрин закрыл последнюю папку. Он сидел в полной тишине. Ему было понятно: сделка была несправедливой, хотя и законной. Он вышел из комнаты. В зале заседаний его ждали два молодых паренька, вздохнувших с явным облегчением. Им давно хотелось уйти домой, а приходилось торчать в офисе, пока этот строптивый заместитель министра не насладится чтением.
Кудрин подписал документы на продажу. По крайней мере, теперь он знал, что именно подписывал.
Аукцион по продаже 2,5 % акций «Газпрома» состоялся в декабре 1998 года. Победителем стала Ruhrgas AG. Председатель правления Ruhrgas Фридрих Шпэт сразу же заявил, что в начале 1999 года его компания планирует докупить на внутреннем рынке еще 1,5 % акций «Газпрома». Но не своими силами, а доверит это совместному предприятию, которое скоро будет учреждено. Называться новая компания будет «Газэкспорт», сообщил Шпэт. Спустя полгода Московская регистрационная палата зарегистрировала «Газэкспорт», а через некоторое время его возглавил сын Вяхирева Юрий.
В 2000-е годы новый менеджмент компании будет с боем возвращать проданные пакеты акций. В 2001 году в отставку уйдет всесильный Вяхирев, а в 2002 году — его сын. Но в день подписания сделки никто еще не мог предположить такого развития событий.
Поздно ночью Кудрин возвращался домой. От усталости он уснул прямо в машине. Дома ждали супруга и только что родившийся сын Артем.
Либеральный бюджетПродажа газпромовского пакета была воспринята как успех. Деньги, полученные от Ruhrgaz, сразу отправили на социальные выплаты и погашение внешней задолженности. В Минфине, однако, понимали, что это лишь временная радость. Бюджет по-прежнему пребывал в кризисе. В четвертом квартале 1998 года дефицит консолидированного бюджета России шел на рекорд: 3,2 % ВВП, тогда как в третьем квартале было 1,85 %.
Инфляция упорно ползла вверх. В декабре цены выросли уже на 18 % по сравнению с декабрем прошлого года, и на то, что они остановятся, уже никто не надеялся. Все понимали, что без печатного станка не выкрутиться. Надо было только принять решение о параметрах денежной эмиссии. И министр Задорнов официально объявил, что эмиссия возможна.
Хотя депутаты Госдумы видели, что проект бюджета, представленный правительством Примакова, — жесткий, они согласились с ним. Настоящий политический парадокс: коммунисты-госплановцы в правительстве представили либеральнейший и жесточайший бюджет в Думу, где тоже верховодили коммунисты. И его утвердили.
Однако и этот чрезвычайный бюджет был сведен с дефицитом в 2,54 %. Предполагалось, что покрываться дефицит будет за счет внешних займов и денег Центрального банка.
Но уже в конце 1998 года правительство начало надеяться на начало долгожданного экономического роста. После девальвации рубля он просто не мог не начаться. Во втором полугодии 1999 года ВВП вырастет на 2 %, прогнозировало в конце 1998 года Минэкономики. Министерство ошиблось: рост начался уже во втором квартале и составил даже не 2 %, а 3 %. Во втором же квартале экономика выросла на 10 %.
«Ты, главное, свою визу ставь»Толстая папка пылилась на столе весь ноябрь. Кудрин прочел документы сразу, но больше открывать их не хотел. Пакет бумаг о поставках продовольствия из США в Россию казался Кудрину кощунственным. Он специально позвонил в Минсельхоз и спросил, как обстоят дела в стране с продуктами. Его заверили, что продовольственного дефицита не предвидится.
Геннадий Кулик — немолодой, но очень энергичный вицепремьер, курировавший агропромышленный комплекс, — был мотором заключения соглашения о гуманитарной помощи с США. Он явно видел в этом свою миссию — спасти страну от голода после кризиса. Кулик торопил всех: надо срочно заключать соглашения! Правда, было в этих соглашениях одно большое «но»: американцы не хотели просто так дарить 1,5 млн тонн зерна. Еще столько же продовольствия надо было у них купить. На закупку 1,6 млн тонн продовольствия США давали кредит в размере 600 млн долларов на двадцать лет под 2 % годовых.
Кудрин понимал, что этот кредит России не нужен. В итоге стране придется заплатить за американское продовольствие 850 млн долларов, а доходы от проданных американских продуктов принесут казне лишь 100 млн, и то если повезет. Кулик убеждал: все деньги, вырученные от продажи американского продовольствия, отправятся в Пенсионный фонд. Аргумент мог показаться убедительным — финансы фонда были в плачевном состоянии, средств не хватало. Однако туда ежемесячно надо было отправлять по 16 млрд рублей, и вырученные от продажи американских продуктов два миллиарда ничего не решали. Зато российские сельхозпроизводители могли сильно пострадать от вброса на рынок большой партии дешевого товара. Очевидно было, что вся эта история невыгодна для России и нерациональна.