Пятница, тринадцатое - Марина Серова

Но многие названия по-прежнему продолжали звучать, как магические заклинания: «Крестный отец», «Последнее танго в Париже», «Механический апельсин».

И задумчивый Аль Пачино в роли Майкла Корлеоне воспринимался на экране видеомагнитофона как старый добрый знакомый — еще с детских лет. Ведь это его фотографию я видела в таком-то номере «Искусства кино» за такой-то год, листая свежий номер журнала!

Зажав под мышкой кипу изданий, я стала быстро подниматься по лестнице, обогнав Сему и Милену, возвращавшихся с прогулки.

Заскочив в номер, я захлопнула дверь и бухнулась на кровать, предвкушая несколько ностальгических часов в компании старых журналов.

Не тут-то было!

Только я оперла голову о локоть, подложив подушку за спину, как вдруг…

Милена кричала так, что тряслись стекла даже на моем этаже. Я всерьез испугалась, что балконная дверь не выдержит — ее стекло вошло в резонанс с высокой нотой, взятой госпожой Волковой, и несколько раз содрогнулось, отвечая на ее вопли.

Она продолжала кричать, пока я выходила из номера, держала столь же высокий тон, пока я сбегала по лестнице, и не унялась до тех пор, пока я не вломилась к ней в номер, обуреваемая дурными предчувствиями. Что и говорить, легкие у Милены работали прекрасно.

Рванув на себя незапертую дверь номера, я вбежала, и моим глазам открылась такая картина: Сема тупо чесал затылок, сидя в кресле, а Милена стояла посреди комнаты, закрыв лицо ладонями, и продолжала истошно вопить, делая краткие передышки для того, чтобы набрать в легкие побольше воздуха и исторгнуть новый крик.

Завидев меня, она чуть сбавила громкость и периодичность своих возгласов, но по-прежнему не могла произнести ни слова, лишь потыкала рукой в направлении спальни и на всякий случай отбежала подальше.

Я зашла внутрь и увидела на кровати среди сбитых простыней нечто серое в пятнах, свернутое в плотные кольца. Подойдя поближе, я поняла, что это — гадюка средних размеров. Еще два шага по направлению к гадине уверили меня в том, что она — дохлая.

Вернувшись к Волковым, я подошла к Милене и положила ей руку на плечо.

Всхлипывая и надрывно сморкаясь, госпожа Волкова спросила:

— Вы видели?

— Видела! — торжественно заявила я. — Она дохлая. Абсолютно никакой опасности.

— А вдруг она оживет?

— Это невозможно, — заверила я ее. — Даже и не мечтайте.

— Во бардак, а? — подал голос Сема, все это время задумчиво сидевший в кресле. — Ну дает администрация! Змеюки по номерам ползают!

А к номеру Волковых уже стекался народ. В дверь заходить боялись и толпились снаружи, одна лишь Оленька решилась просунуть голову.

— Идите-ка сюда, гражданочка, — поманил ее пальцем Сема. — Не бойтесь, заходите смелей! Вот так. Дверку за собой закройте.

Оленька послушно выполнила его просьбу и остановилась посреди комнаты, сложив руки на животе и ожидая, что скажет ей клиент.

— Змея! — патетически провозгласил Семен. — Дохлая змея в моем номере!

— Да что вы? — неуверенно проговорила Оленька. — Такого быть не может.

— В спальне на кровати, — печально вздохнул Сема. — Посреди супружеского ложа. Зайдите и убедитесь сами, а потом мы побеседуем.

Оленька проскользнула в спальню, сдавленно ахнула и вернулась назад.

— Да-а, — протянула она, — вот как бывает! А знаете, ведь у нас тут много змей водится. Это значит — места хорошие, чистые. В смысле экологии. Но в номера они ни разу не заползали. Впрочем, был тут один случай в шестьдесят — дай бог памяти — пятом году…

Лучше бы она этого не говорила. Лучше бы она упала на колени и взмолилась о пощаде. Тирада насчет экологии и воспоминания о давних временах доконали Сему. Теперь он начал орать во всю мощь:

— Что это за дом отдыха, мать вашу, если у вас в номерах гадюки дохнут?!

— Мы разберемся…

— А вдруг бы она была живая? — не унимался Семен. — Откуда она здесь взялась, в конце-то концов? Я вас спрашиваю!

— Ну… заползла, наверное, — беспомощно произнесла Оленька, оглядывая номер. — Вон у вас щели какие в плинтусах.

— У нас? — аж подскочил на месте Сема. — Это у вас щели в плинтусах! Да и ночью что-то за стеной шуршит. Что там может быть за обоями? Тоже небось гадюки? Может, здесь их целый выводок?!

— Это древоточцы, — уверенно успокоила его Оленька. — Такие ма-аленькие жучки…

— Древоточцы? Я свои деньги плачу не за то, чтобы древоц… древоточцев, — тьфу, язык тут у вас сломаешь, — по ночам слушать и любоваться на мертвых змеюк. Унесите эту тварь и выкиньте к чертовой матери! — яростно завопил Семен. — Постойте, вот еще что! Я подам иск! Да-да, мы скоро встретимся в суде, и я с вас сдеру за моральный ущерб кругленькую сумму.

— Да! — подключилась к нему Милена. — Вы нам заплатите за все!

Оленька унесла гадюку, завернув ее в газету, постояльцы вскоре разошлись по своим номерам, а Волковы продолжали громко возмущаться, обращаясь уже друг к другу. До меня долетали звуки их голосов, и, если не знать ситуации, можно было бы подумать, что они просто ругаются между собой. Но вскоре и эти звуки стихли.

Я мирно листала журналы, гуляла по аллейкам пансионата, изредка кивая постояльцам своего корпуса — мне попались по дороге Капустины, которые неспешно брели в неопределенном направлении, тихо беседуя.

Рассеянно кивнув мне, — я как раз обгоняла Дору с Максимом, — Капустин вернулся к оборванному на полуфразе разговору:

— …я начинаю уставать.

— Ничего, мы скоро утешимся, — отвечала ему Дора. — И ты знаешь как.

— Снова за старое? — усмехнулся Максим. — Ай-яй-яй, как нехорошо!

— Вот как? А разве ты против? — так же задорно ответила ему Дора.

— Конечно, я — за, — проговорил Капустин. — Все остается по-прежнему…

— Несмотря ни на что…

Кроме этих фраз, я ничего не слышала, да и не пыталась услышать. Меня гораздо больше интересовала программа кабельного телевидения на эту неделю, и я шла на почту, чтобы купить ее.

Наверное, так повлияли старые журналы — я снова начала испытывать киноголод…

Но аудиоэффекты этого дня с криками Милены отнюдь не прекратились. Более того…

То, что произошло после обеда, заставило меня всерьез насторожиться и начать присматриваться к окружающему с большей долей внимательности и серьезности.

Приблизительно в четыре часа дня на втором этаже раздался выстрел. Вслед за тем послышался какой-то шум и быстрый топот ног.

Я мигом вскочила с кровати, как будто меня подбросило вверх пружиной. Выскочила в коридор. Опрометью бросилась к лестнице. Уже собралась сбежать вниз, как вдруг меня окликнул побледневший майор Голубец, выглядывавший из-за своей двери.

— Что это было? — спросил он, едва шевеля посиневшими губами.

— А вы как думаете? — бросила я на ходу. — Выстрел, само собой.

— А может быть, это хлопнула входная дверь? — с надеждой прокричал мне сверху Голубец, осторожно глядя в лестничный пролет.

Вниз, однако, он не стал спускаться, ожидая моего возвращения.

Долго ждать ему не пришлось. Я прошла по коридору второго этажа, убедилась, что никаких трупов в холле не валяется, и уже стала склоняться к мысли, что это действительно был хлопок входной двери.

Да, но в таком случае кто-то должен был войти. А я слышала только глухую возню на этаже, а вовсе не топот каблуков по лестнице.

Тогда, может быть, кто-то вышел? Я спустилась вниз и посмотрела сквозь стекло на улицу. Пространство перед корпусом было абсолютно пустынным.

Я решила проделать эксперимент. Подойдя к двери, я распахнула ее настежь, а потом отпустила пружину. Да, что и говорить, хлопает здорово…

Но все же это был совсем другой звук. Выстрел — он и в Африке выстрел…

Я снова поднялась к себе. Голубец между тем за время моего отсутствия постучал в дверь к Погодиным и спросил, слышали ли они этот звук.

— Ну дверь хлопнула, — ответил сумрачный Артем, — ну слышали. И что дальше?

— Да нет, ничего, просто я хотел убедиться, — пробормотал Голубец.

— Убедились? — спросил Артем и, не дожидаясь ответа, захлопнул дверь.

Пока она оставалась открытой, я вполне явственно слышала доносящиеся из глубины номера женские рыдания — Вера плакала навзрыд, по-бабьи.

— Так это был не выстрел? — осведомился майор. — Просто кто-то пришел, да?

Но я не стала ему отвечать — общаться с Голубцом как-то не хотелось.

В номере я снова постаралась вздремнуть, но ничего не вышло.

Даю голову на отсечение — в коридоре второго этажа стреляли!

Уж этот-то звук знаком мне как никакой другой: в спецподразделении «Сигма», куда нас посылали на практику каждое лето во время обучения в разведшколе, стрельбы проходили чуть ли не каждый день, и еще пару лет назад я могла по звуку определить марку оружия.