Газета День Литературы # 87 (2004 11) - Газета День Литературы

ват, что люди разоча-

рованы давно,

что вершит читатель суд:

были неплохи-

ми, а нынче стали муд-

реными стихи.

Не вини меня в грехе,

помни наперед:

все стихи такие — ге-

ний лишь создает!

Возможно, кто-то еще помнит асеевскую оценку творчества В.Сосноры, когда тот только начинал. Его стихи на мотивы "Слова о полку Игореве", древнерусских летописей и сказаний, несли молодую энергетику, впечатляли. А нынче что? Талантливый поэт возомнил себя гением. Осмеять норов Сосноры, неумеренную амбициозность других поэтов, оставляющую разрушительные последствия для русского стиха,— в этом, несомненно, состоит благородная миссия пародиста.

Вот, к примеру, еще пара экзерсисов с похлопыванием классика по плечу. У В.Сосноры:

Я вас любил. Любовь еще — быть может.

Но ей не быть.

И у И.Бродского:

Я вас любил. Любовь еще (возможно,

что просто боль) сверлит мои мозги.

Кто кого перещеголял, решать читателю. Стремление возвысить себя посредством унижения классиков и эпатирования публики — какая-то неизлечимая болезнь современной поэзии.

Менее известные и более зажатые авторы, как правило, тщатся во всеуслышание заявить о своей правопреемственности, худо-бедно продолжая традиции классиков. Вот вам В.Рогачёв:

Во мне, в раздумии застольном,

Вопрос о Пушкине возник:

Раз у него потомков столько,

То может, я — один из них?

А вот как Е.Нефёдов, удовлетворяя ленивую пытливость поэта, домысливает его стихи:

Мой дядя с батей — Рогачёвы,

Что есть удача из удач:

Ведь если вникнуть в это слово,

Фамильный корень мой — рогач.

Но рогачу всегда подружка —

Рогатка; а она, друзья,

Стреляет так же, как и пушка.

Выходит — тоже Пушкин я!

Эх, был бы жив сегодня классик —

Меня б он обнял, а засим

Сказал в застолье: — Ай да Вася!

Добавя: — Ай да сукин сын!

А вот Е.Евтушенко — поэт маститый. И свое родство с классиками доказывать не собирается — цену себе знает: "Поэт в России — больше, чем поэт". Под эту строчку в своё время (помнится мне, в начале 70-х годов только что отошедшего века) была подведена мощная литературно-рекламная раскрутка, о которой иным величайшим классикам при жизни и мечтаться не могло. Признанный жокей эстрадно-советско-американской поэзии (поначалу — антиамериканской) дал фору всем классикам, оставив их далеко позади по количеству выпущенных книг, живя и здравствуя поныне — преимущественно в Нью-Йорке. А в России он, похоже, "заплутал в трех сосняках". Лихая рифма "кедрача—Ильича" не менее лихо была изменена в поздней редакции на банальное "сосняков—стариков". И пародисту оставалось только развести руками, добавив:

Заплутал я, похоже, в кедрачах-сосняках...

Я любил — но кого же в этих пылких стихах?

И я думаю снова, ужасаясь подчас:

Ильича — так какого? Их же двое у нас!

А любил я все годы, то борясь, то скорбя,

Ни того, ни другого — а р

одного себя!

В своем "лице лица" этот выдающийся хамелеон российской словесности явил яркий пример того, как можно девальвировать Слово, занимая модные гражданские позиции, и получать за это "золотые" дивиденды.

Этому версификатору крупно повезло. А тысячам других, мечтающих о подобной — пусть сиюминутной, но звонко-монетной — славе, не везет никак. Как сетует, к примеру, Ю.Влодов, и воспроизводит автор-пародист:

Кропаю ерунду,

Не знаю, кто читает...

Хватает на еду,

На славу — не хватает.

По всей видимости, комплекс неполноценности так измучил большинство наших поэтов, что не знаешь, кому из них отдать предпочтение. Тем ли, в ком еще остались какие-то амбиции,— или тем, кто "не гений, не талант, а черт-те что такое", как в пародии "Ни то ни сё"

Смех рассеивает страх, но он же его и насылает на всех, кто заслуживает осмеяния. А если автору не страшно за судьбу своих творений, то он частенько теряет "нюх", то бишь чувство художественной меры. Уж на что безмерна русская душа, но вставлять ее в каждую строчку, как делает В.Коростелева,— чересчур. По зову души противится этому и пародист:

Как задушевно и красиво

Вложил нам в души некий муж

Души прекрасные порывы,

Другой — портреты мертвых душ!

Я не возьму греха на душу —

И заявлю, хоть задуши:

Как много, душенька Валюша,

В твоей поэзии — души!

Стихи

, написанные на полном серьезе, пародист легко переводит в то измерение, где властвует смеховая стихия, стихия осмеяния — и поделом.

Вдруг чувство вечное взыграло!

Но в это время, как назло,

Моя любимая — стирала,

Как написал еще Светлов...

Это — у О.Мостецкого, которому ничего не стоит строки Е.Винокурова приписать М.Светлову, не имея достойных своих. Впрочем, смеха они достойны. Бдительность пародиста быстро всё ставит на свои места:

Мы все учились, но хреново,

Как говорил еще Гомер...

Мы Винокурова в Светлова

Перекрестили, например.

Нам дядю самых честных правил

Представил Лермонтов давно,

А Пушкин к этому добавил

Про дядю из "Бородино"...

Кого средь белого листа

Еще припомню для примера,

Чтобы вложить в его уста:

"Послушай, ври — да знай же меру!.."

Поэтическая вольность ныне расцвела таким махровым цветом, что Александру Сергеевичу в свое время и не снилось. Коробит облегченная ироничность энтэвэшно-итогошного "правдоруба" И.Иртеньева, "посочувствовавшего" политикам: "Я пью за вас, политики родные,/ Поскольку кто-то ж должен пить за вас". Или вот еще: "А то, что вам не повезло с народом,/ Так мы другой подыщем вам народ..." Пародия Е.Нефёдова, по принципу "обратки", глубже и умнее, она дописывает то, до чего "правдорубу", благополучно подвизающемуся на телевидении, просто не додуматься, потому что не дочувствоваться:

Врубил любой телеканал России —

А там живет совсем другой народ...

На радио, в газетах и в искусстве,

Хохмя, тусуясь, набивая рот,

Красивой жизни обучает русских,

Ни дать ни взять — совсем другой народ.

И всюду — от банкиров с их размахом

До тех, кто для продажи землю ждёт,

От "новых русских" и до "русских мафий",

Куда ни глянь — совсем другой народ.

Короче, мы им дали, что просили,

Хотя на кой? Уже который год

Не где-то, а в самих верхах России

В кого ни ткни — совсем другой народ...

А не другой — почти не виден ныне:

То ль он, чудак, зарплату ждет у касс,

То ль где-нибудь в окопах он погряз,

То ль в шахту лезет под смертельный газ...

Но не люблю я грусти и унынья:

Я пью за вас, политики родные,—

Ведь нету русских, чтобы пить за вас.

А.Тимофеевскому везде чуется "загадочный душок": "Славянский дух загадочный.../ Да что тут долго думать —/ Россия — домик карточный,/ Осталось только дунуть". Это уже прочитывается как прямой призыв к недругам России. Русская ширь, наши просторы просто не дают покоя провокатору-поэту: "Как будто бы, взглянувши на себя,/ Россия в зеркале не уместила рожу". Интересно, спародировал бы подобные стихи покойный А.Иванов? По всей видимости, вряд ли. Зато у Е.Нефёдова здесь даже вопросов не возникает:

Пишу, не шибко думая,

Пускай Россия ахнет.