Цой: черный квадрат - Долгов Александр

Девушка идет по улице, затем сворачивает, направляется в сторону длинной очереди из подростков, стоящей возле дверей, над которыми – вывеска, написанная латинскими буквами: «Kotobuki». Это музыкальный клуб.

Билетная касса закрыта. Там висит объявление, уже на японском: «В 10 часов вечера будет продаваться дополнительный комплект билетов по новой цене». Но девушке для входа не нужен билет – ей всегда рады в клубе. Ведь она – Акико Ватанабэ, ведущая музыкальной телепрограммы «Как дела?».

Акико с интересом изучает афиши клуба. На одной фотография – четверка мрачных молодых японцев с взлохмаченными волосами и крупные иероглифы: «завтра – рок-группа ОГНЕННЫЕ ДРАКОНЫ». На другой – фотография Виктора Цоя, и под ней надпись: «Сегодня – Виктор Цой, из России с любовью».

Акико разглядывает восточные черты лица Цоя и удивленно восклицает:

– Как, он русский!?

Цой уже давно в клубе, в артистической комнате. Он сидит за столиком перед зеркалом и составляет сет-лист – список песен, которые исполнит вечером на концерте, – не обращая внимания на работающий телевизор. На листе бумаги помимо списка песен – рисунок, сделанный Цоем несколько минут назад: ветвистое дерево без листьев.

В зеркале помимо Виктора отражается обстановка комнаты: стол, заставленный напитками и закуской, черный кофр с акустической гитарой, работающий телевизор. На его экране продолжается новостная программа о визите Горбачева. Горбачев выступает в Токийском пресс-клубе.

– Мы выразили свое стремление к заключению мирного договора с Японией путем решения вопроса о принадлежности островов Кунашир и Хабамаи, – говорит президент, – как это будет? Давайте не будем гадать, давайте будем работать!

Голос японского комментатора резюмирует:

– Впрочем, трехдневный визит Горбачева в Японию закончился ничем – принятое японо-советское заявление по его итогам так и не сняло проблему северных территорий.

Передача завершается кадрами взлета самолета компании «Аэрофлот» с четой Горбачевых на борту из аэропорта Нагасаки.

В этот момент раздается стук в дверь. В артистическую входит Кикудзи. В руках у него рация. Он явно в хорошем настроении:

– Поздравляю, Виктор, с первым аншлаговым концертом в Японии. Все билеты проданы. Думаю, это только начало. Потом будут стадионы…

Виктор в ответ неопределенно улыбается. Сколько раз он уже это слышал!?

Акико достает пропуск из сумки и показывает охране. Этого можно и не делать. Охранники улыбаются, пропуская девушку в фойе:

– Как дела, Акико?

– Лучше всех!

Акико подходит к прилавку, где продается всякая музыкальная всячина – виниловые пластинки, компакт-диски, видеокассеты и прочее. Она покупает самопальную видеокассету КИНО и компакт-диск «Группа крови» – японское издание, выпущен «Amuse Corporation» в начале 1990 года. Затем Акико идет в зал.

После исполнения песен из сета Виктор с улыбкой произносит на английском языке:

– Спасибо, большое спасибо!

Акико фотографирует Цоя. Публика устраивает пятиминутную овацию. Девчонки визжат. Акико восхищенно смотрит на Виктора, она не кричит, только как завороженная повторяет:

– Боже мой, какой он высокий…

Виктор поет еще одну песню. Это «Дерево». Позади Цоя на экране проецируется текст песни на японском. У Акико на глаза наворачиваются слезы.

После концерта Виктор раздает автографы. Акико протягивает ему вкладыш из компакт-диска, но в ответ получает листок с названиями песен и рисунком дерева. На листке надпись по-русски: «Удачи! В. Цой»

На следующее утро в пункте фотоуслуг «Кодак» Акико просит приемщицу заказов напечатать все фотографии с концерта, включая брак. По одной фотографии на каждый кадр.

Затем, уже в редакции телепрограммы «Как дела?», раскладывает их на рабочем столе, рядом с фотоаппаратом, компакт-диском «Группа крови», видеокассетой, на коробке которой по-русски написано КИНО, и листом бумаги с рисунком Виктора и списком песен.

В комнате стоят компьютеры, мониторы, сканеры, принтеры и другая оргтехника. Вместе с Акико здесь еще несколько человек. В основном молодые парни – операторы и редакторы программы. Они с интересом слушают Акико. Она говорит:

– Вам вчера вместо того, чтобы снимать Оззи Осборна в «Будокане», надо было снимать в клубе «Котобуки»…

– Кто там играл?

– Один парень по фамилии Цой.

– Кореец?

– Да нет, русский. Точнее сказать, русский корейского происхождения. Лидер группы КИНО. Он один играл акустику… Вот, кстати, можете посмотреть. – Она протягивает одному из операторов видеокассету.

Он вставляет кассету в видеомагнитофон, на экране появляется картинка с кадрами из клипа «Видели ночь». Один из редакторов говорит со знанием дела:

– Неплохо, похоже на ранних THE CURE.

– Точно, – подтверждает Акико.

– Сделаешь о них сюжет?

– Конечно… Но у нас нет своего видеоматериала…

– Твоих фотографий, – он кивает в сторону стола, – и твоего комментария будет вполне достаточно для трехминутного сюжета…

Вечером, когда все уходят, Акико продолжает сидеть за компьютером. Набирая текст на клавиатуре, она бормочет:

– Я вижу будущее японского рока, и это будущее зовется Цой… Нет, это бред какой-то…

Она стирает фразу и некоторое время сидит неподвижно. В этот момент на экране ее монитора включается заставка с отсканированным рисунком Цоя – ветвистое дерево без листьев…

– Нет, это не бред, это правда, – говорит Акико сама себе и снова набирает старый текст.

Москва. 17 июля 1991 года

На XVII московском международном кинофестивале – премьера фильма Рашида Нугманова «Дикий Восток». Одна из афиш, сообщающих о премьере, висит у входа в киноконцертный зал «Россия».

В фойе «России» столпотворение. Подавляющее большинство публики – фанаты КИНО: подростки, одетые в черное, многие с круглыми значками с портретом Цоя. В VIP-зоне – весь московский бомонд, множество знакомых по таблоидам лиц. Виктор Цой и Рашид Нугманов скромно стоят у стенки и курят. Внешне они выглядят спокойными, но это только внешне. На самом деле не волноваться невозможно.

Откуда-то из гущи толпы к Цою выруливает неприятной наружности человек с двухдневной щетиной. К его несвежей рубахе приколот бейдж: «Ответственный за пожарную безопасность Сидоров».

– Слышь, ты, здесь курить не положено! – заявляет он Цою.

– Приятель, это Виктор Цой, – вполне миролюбиво говорит ему Нугманов.

– Да мне насрать, пусть хоть сам папа римский!

Цой продолжает невозмутимо курить, а Рашид молниеносно бьет хама по морде. Пожарный летит кувырком, вскакивает и начинает свистеть в свисток. Со всех сторон бегут милиционеры…

Всех троих отводят в милицейский пикет «России». Арестованные Нугманов и Цой сидят за решеткой, прикованные наручниками, слегка помятые, с выбившимися из брюк рубахами, у Нугманова надорван лацкан смокинга, у Виктора на щеке кровавая ссадина. Напротив, по другую сторону решетки сидит пожарный Сидоров с подбитым глазом, победоносно посматривающий в их сторону. Немолодой лейтенант милиции монотонно читает протокол:

– «…на замечания ответственного пожарного Сидорова И. И. прекратить курить в фойе Государственного киноконцертного зала «Россия» реагировали неправильно, при этом оскорбили физически его личность…»

– Уважаемый, – спокойно говорит Нугманов милиционеру, – у нас через пять минут премьера фильма. Нас зрители ждут.

– Твоя премьера будет на скамье подсудимых, – зло бурчит пожарный, держа под глазом мокрый компресс.

– Потерпевший, помолчите, – устало говорит лейтенант и вдруг вскакивает со стула. В пикет врывается полковник милиции в фуражке, в очках с дымчатыми стеклами и почему-то в черных кожаных перчатках. С ним один из фестивальных организаторов, который, увидев за решеткой Цоя и Нугманова, испуганно начинает причитать: