Ковчег - Андрей Ливадный

О том, как опасно дергать рычаги, он знал, но все же в душе шевельнулась крамольная мысль: «А вдруг?!»

Вдруг этот рычаг открывает какую-то неприметную, спрятанную под наслоениями слизи дверь?

Руки чесались, но рассудок еще пока сдерживал порыв. Поэтому Рогман не стал ничего трогать, а обернулся к заросшему грязью окну. Хищный туман поднялся еще выше и уже укутал средний пролет лестницы, опасно приблизившись к верхней площадке, от которой его теперь отделяло всего каких-то десять-пятнадцать метров. Очевидно, блайтер своим вторжением потревожил колонию каплеобразных частичек, и теперь та ползла на несвойственную ей высоту. Огромный слизняк, что, изгибаясь, улепетывал по вертикальной стене, был тому прямым подтверждением.

Рогман нахмурился.

Пытаться прорваться сквозь алчные, голодные капельки росянки нечего и думать. Безрассудство еще худшее, чем дерганье рычагов. Верный, но очень болезненный способ самоубийства…

Его взгляд обежал клубящуюся мглу и вернулся к прозрачному кожуху, прикрывавшему сдвоенную рукоять. Туман, похоже, не собирался упускать добычу. Медленно, но верно клубящаяся пелена поднималась все выше и выше, не оставляя никакой надежды на спасение. Слизняк на стене вдруг задергался, словно к нему приложились раскаленным прутом, и тонко запищал…

Похоже, что выбора просто не было. Что до рассудка, то в такой ситуации, когда вдоль позвоночника начинает блуждать неприятный холодок, тот имел хорошее свойство замолкать.

Приподнять кожух не удалось, и Рогман разбил его ударом локтя. Убрав острые зазубренные осколки, он ухватился за рычаг и что есть силы потянул его вниз.

Некоторое время его усилия оставались тщетны, только багровело лицо да вздувались жилы на руках… потом рычаг вдруг поддался, с резким, зубовным скрежетом. Снаружи что-то загрохотало, какой-то предмет с глухим плеском обрушился в туман, и вдруг до слуха донесся отчетливый звук низвергающейся вниз воды.

Рогман будто ошпаренный выскочил на площадку, но лишь затем, чтобы оправдались самые худшие его опасения: из нескольких отверстий, расположенных под сводами зала, мощными струями хлестала вода.

Положение складывалось хуже некуда. Теперь путь вниз отрезан окончательно: прямо на глазах оторопевшего от неожиданности блайтера беснующийся поток воды рушился вниз, поднимая уровень той жидкости, из которой образовался живой туман.

Задрав голову, он посмотрел на решетчатые балки, которые исчезали во мгле, плавными дугами подпирая своды зала. До ближайшей из них оставалось метра два пустоты, в том случае, если встать на самый край площадки и прыгать по диагонали…

Ничего другого не оставалось. Перебравшись через низкие металлические перила, Рогман снял с пояса смотанный в бухту кусок веревки. На одном ее конце имелась петля, в которую он просунул свое запястье, а на другом крепился короткий отрезок металлического прута. Он взял его в руки и осторожно провернул узкий ободок с мелкой насечкой, расположенный у основания тонкого цилиндра. Из прорезей по бокам стержня со щелчком выскочили два лезвия, застыв под углом в сорок пять градусов. Рогман не знал, что за сила живет внутри тонкого цилиндра, он довольствовался тем, что научился правильно пользоваться этой чудной штукой. В его памяти еще оставались свежи воспоминания о том, как, подобрав среди хлама в одной из подземных комнат этот предмет, он едва не поплатился пальцами, догадавшись повернуть рифленый ободок…

Вода продолжала низвергаться из открывшихся отверстий, наполняя зал гулом и рокотом. Раздумывать было некогда. Рогман раскрутил складной крюк и точным, выверенным броском послал его к ближайшей балке.

Веревка мягко коснулась препятствия, он дернул, и оба лезвия ухватили переплет балок, звонко клацнув металлом об металл.

Прежде чем прыгать, он задержался, мельком взглянув на оккупировавший лестницу туман. Тот приостановил продвижение, клубясь у противоположной стены, где тонко пищал издыхающий слизняк. В душе вдруг стало неуютно и пусто. Не хотелось думать о том, что сейчас переживает глупое животное.

«Вот ведь дрянь…» – неприязненно подумал блайтер. Хотя в чем он мог обвинить облако эфемерных частичек? Оно хотело есть и не больше того…

С такой мыслью Рогман оттолкнулся от края площадки и шагнул в пустоту.

Металл конструкции оказался менее прочным, чем он рассчитывал. Железо и тут одряхлело от времени. Пролетая по короткой дуге над клубами жадной росянки, он с холодком в груди услышал треск и почувствовал, как что-то подалось вверху, давая слабину веревке, но испугаться по-настоящему не успел – ноги уже влетели в переплет несущих ферм, колени машинально согнулись, крепко обняв новую опору, и он повис головой вниз, заметив в тусклом свете фосфоресцирующих комков слизи, как сверху отделилось что-то темное и полетело в близкую свинцово-черную поверхность прибывающей воды…

В следующий момент ему едва не вырвало из плеча руку – веревка на мгновенье натянулась, но удерживаемый ею обломок каким-то образом выскользнул из зацепления с крюком и продолжил падение.

Внизу раздался громкий всплеск, туман запоздало взвихрился, но добыча уже утонула. Рогман, подтягиваясь на дрожащих от напряжения руках, ощутил мягкий толчок, который отозвался в стенах и потолке. Посмотрев назад, он обнаружил, что в конструкции опоры отсутствует кусок длиной около двух метров.

Немного отдышавшись, он вскарабкался наверх и пополз вдоль решетчатой фермы, выбирая наиболее толстые из составляющих ее балок. Близкий потолок действовал угнетающе, нависая прямо над головой темной, угрюмой плоскостью. По его площади тут и там светились пятна различных лишайников, так что мрак не казался таким уж плотным, – если постараться, то можно разглядеть любую деталь в радиусе двух-трех метров. Рогмана это устраивало. Тратить время на сбор комочков фосфоресцирующей слизи, чтобы сделать очередной светильник, казалось ему сейчас непозволительной задержкой. Фонарь, который едва светил, он приберег на крайний случай.

Двигаться под потолком по осклизлой конструкции из трухлявого, больного железа приходилось крайне осторожно. Глядя на растущий уровень воды, он и рад был поспешить, да не мог. Улетевший вниз сегмент древней решетчатой опоры ясно дал понять, какова ее сегодняшняя прочность.

Внизу продолжала плескать низвергающаяся в резервуар вода, но ее поток заметно уменьшился. Изредка в черноте, которую оккупировал живой туман, раздавались протяжные сипящие вздохи. Все эти звуки наводили на мысль, что там присутствует какая-то жизнь, разбуженная внезапным водопадом. Что это могло быть за животное, Рогман не представлял – ему нечасто приходилось встречаться с таким понятием, как «водоем».

Путешествие под потолком заняло изрядный отрезок времени. Рогман уже порядком устал, ощущая, как неотвратимо приближается та черта, за которой он потеряет контроль над собственным телом. Срок всегда приходил по-разному, но симптомы его приближения он чувствовал загодя, вот как сейчас, например… В других обстоятельствах это означало, что нужно все бросить и возвращаться, удовольствовавшись найденным.

Сегодня возвращаться было некуда…

Вода, изливавшаяся из отверстий, постепенно иссякла, растревоженный ее потоками туман немного осел, уже не обращая особого внимания на вскарабкавшегося под потолок блайтера, – то ли росянка насытилась слизняком, то ли просто перестала чувствовать чужое присутствие, но так или иначе – в стремительном развитии роковых событий возникла передышка.

Чувствуя растущую дурноту, он остановился, сел на развилку балок, привалившись спиной к наклонному брусу, и прикрыл глаза, стараясь унять бешеное сердцебиение и прогнать радужные пятна, которые плавали перед плотно смеженными веками.

Его мгновенно окружила тишина… Слабые звуки роились в ней, словно смазанное, нечеткое отражение реальности. Тишина и мрак. Вот все, что сопровождало блайтера на протяжении многих лет его жизни.

«Поганые Боги, зачем вы создали такой Мир?.. – с тоской подумал он. – Зачем вокруг эти залы, полные трухи прошлого? Какой в этом смысл?..»

В глубине души зрело предубеждение, скапливаясь там вереницей незначительных на первый взгляд фактов. Например, этот стержень с выкидными лезвиями. Почему он так удобно ложится в ладонь? Если весь Мир создан ради слизняков, живого тумана, шерстобрюхов и иной тоннельной живности, то зачем тогда раскиданы вокруг немые свидетельства прошлого, которыми могло воспользоваться только подобное Рогману существо?!

Боги, если и слышали его мысленный вопрос, то молчали. Он попытался их представить, но не смог. В мыслях роился какой-то смутный, бесформенный образ, такой же непонятный, как сам Мир.

«Ну зачем было тянуть бесконечные тоннели, наполнять их ржавыми скобами, больным железом, к чему эта вода, что монотонно плещется внизу?» – опять подумал он, впитывая всем телом зябкое, мертвенное прикосновение окружающей его реальности…