Сталь и Змея (=Конан-Варвар) - Лайон де Камп

Конан повесил меч за спину, используя для этого пояс, снятый с мертвого воина, и закрепил веревкой из волчьих сухожилий. Вооруженный, с запасом провизии, он спустился с холма и, взглянув на бледное солнце, направился на юг.

Через три дня тундра отступила перед мягко очерченными холмами, покрытыми густым лесом. Земля под ногами Конана стала мягкой от таяния снега. Чистая вода ручейками бежала по прогалинам, а вдалеке ленивый столб дыма поднимался навстречу облакам.

Конан направился туда и добрался до чистенького каменного домика, крытого дерном, который примостился на склоне холма. Вокруг дома под всевозможными углами торчали покрытые странной резьбой шесты, словно шаткий частокол. Несколько грубо обработанных камней у дома по форме напоминали человеческие головы, которые гримасничали или кричали что-то беззаботному ветру. Инстинкт варвара безошибочно подсказывал Конану, что он опять столкнулся с чем-то сверхъестественным. Он чувствовал, что от этих загадочных кольев и камней исходит злая сила.

Дверь дома была слегка приоткрыта. Конан приблизился к ней, двигаясь с осторожностью леопарда, подкрадывающегося к своей добыче. Внезапно он в изумлении остановился. Его внимание привлекла прикованная цепью к тяжелому камню скрюченная, в изодранных мехах фигура — полуголый человек, приземистый, кривоногий, смотрел на незнакомца страдающими глазами раненого животного. Беззвучно и неподвижно, словно камень, к которому он был прикован, маленький человечек впился узкими черными глазами в молодого киммерийца.

Неожиданно чистый, как колокольчик, голос прервал бесстрастное созерцание Конана.

— Огонь разгорелся жарко, — голос был мягкий и приглашающий.

Киммериец поднял глаза и увидел на фоне очага силуэт женщины. Ее соблазнительное тело таило одновременно зловещую и зовущую силу, а томные улыбающиеся глаза, скользнувшие по мощной фигуре киммерийца, излучали нежность и желание.

— Не хочешь ли погреться у меня?

Ее обрамленное длинными черными волосами лицо уже покинуло первое цветение молодости, но в нем была неотразимая, неподвластная времени красота.

Конан, инстинктивно чувствовавший присутствие зла, помедлил мгновение, пока женщина, таинственно улыбаясь, не вошла в дом, чтобы подбросить в огонь тамарисковых щепок. Но приветливый голос и сияние лица женщины при свете огня заставили Конана нагнуться у низкой притолоки и последовать за ней.

Огонь разгорелся, в его красном свете Конан изучал комнату. Каменные стены и пол были покрыты необыкновенно мягкими шкурами неизвестных киммерийцу животных. На двух столбах, которые поддерживали дерновую крышу, были укреплены странные черепа: медведя с огромными клыками, саблезубой кошки и однорогого животного невероятных размеров.

Женщина поставила к огню низкий столик, на котором лежали буханка ячменного хлеба, головка овечьего сыра, а также горшочек сушеных фруктов и кувшин свежего молока. Затем она кивнула Конану. Он благодарно принял ее приглашение. Подняв глаза, Конан увидел, что женщина изучает его, прислонившись к ближайшему от него столбу. Ее полные губы округлились от удивления.

— Ты пришел с севера, — сказала она грудным голосом.

Конан ощутил неловкость и опустил глаза. Его рука потянулась к мечу, лежавшему подле него.

— Я киммериец, — ответил он.

Женщина, заметив робкий взгляд юноши, его смущение, резко засмеялась:

— Ты раб! Думаешь, я не могу определить раба по его глазам? Раб-варвар!

Наступила неловкая тишина. Затем свободным волнообразным движением женщина отбросила назад свои длинные волосы и с чувственной грацией прошла по комнате. Что-то было не то с ее тенью, то есть она лежала не совсем там, где должна бы, и это обеспокоило молодого варвара.

— Куда ты направляешься, киммериец? — спросила она.

Конан пожал плечами:

— На юг.

— Почему? — настаивала она, улыбаясь, но в ее лице проскользнуло что-то жестокое.

Конан быстро взглянул на нее:

— Говорят, что там тепло и что там не задают вопросов чужакам. Кроме того, там есть золото, которое может добыть мужчина, умеющий владеть мечом.

Женщина наклонилась к огню и бросила порошок на горячие угли. Неожиданно языки пламени взмыли вверх и снова упали. Она, приоткрыв рот, какое-то время смотрела на вздымавшееся пламя и потом сказала:

— Золото, женщины, воровство — это цивилизация! Что такой дикарь, как ты, знает о цивилизации? Но это не важно. Вскоре твоя спина будет прибита гвоздями к дереву.

Женщина протянула Конану кубок вина. Чувственность сквозила в ее взгляде, пышная грудь вздымалась и опускалась под мягкими одеждами в такт учащенному дыханию. Странный огонь загорелся в глубине ее черных глаз. Она со все возрастающим волнением гладила свои бедра, а на ее крепких блестящих руках играли отблески пламени очага.

Остро ощущая желание женщины, Конан заглянул в свой кубок. Поверхность жидкости сверкала, словно начищенное серебро. Он сделал большой глоток темного вина и почувствовал, как страсть овладевает им. Но он не доверял женщине и не мог объяснить этого чувства. Было нечто странное в ней и в доме, в котором она жила. Он заметил, что ее улыбка, лишенная внутреннего тепла, застыла холодной маской, а глаза на какое-то мгновение потеряли все человеческое.

— Я знала, что ты придешь… — Она говорила свистящим шепотом, и ее сверкающие в свете огня глаза были прикованы к нему. — С севера, говорили они… человек огромной силы. Завоеватель, покоритель королей, который однажды добудет себе трон и сможет удержать его, когда придут кровавые тени войны и предательства. Тот, кто раздавит змей земли своими сандалиями…

— Змей… Ты сказала змей? — Голос Конана был резок, а глаза были прикованы к ее лицу.

Она выдержала его взгляд.

— Что ты ищешь на юге, варвар? Говори правду.

— Знамя… на щите, может быть, или на знамени. Там были две змеи, лицом к лицу; но они тем не менее одно целое, их хвосты соединены, — Конан, вспоминая, сжал кулаки.

— Держащие черное солнце с эбеновыми лучами, — добавила женщина, кивая.

— Ты знаешь, о чем я говорю?

Конан вскочил и схватил ее за руку. Она выскользнула, но ее тень не сразу последовала за ней.

— Я знаю. Но это чего-то стоит, варвар.

— Назови цену! — прорычал киммериец.

Улыбка заиграла на ее полных губах, руки широко раскрылись, и она пошла к нему. Кровь закипела у Конана, когда он заключил ее в свои объятия и почувствовал, как ее грудь и бедра прижимаются к нему. В волнении женщина неловко срывала свои и его одежды. Все мысли Конана о сопротивлении улетучились, он полностью отдался экстазу страсти.