Сережа. Рождение воина - Павел Николаевич Чумаков-Гончаренко

– Да, успокойтесь вы, с чего здесь пьянеть! – смеялся Роман, а вместе с ним смеялись, и Сережа с Олей с удовольствием кушая пюре и котлеты, приготовленные заранее у себя дома Михайловной.

Помимо принесенных консервов, каждый из присутствующих принес свою маленькую лепту на новогодний стол: здесь было немного сыра и колбасы, пару каких-то непонятных салатов и традиционные для новогоднего стола еще с советских времен сельдь под шубой и оливье. Оксана тоже достала из пакета, который взяла дома, когда ходила туда с Романом за шампанским консервы, немного сладостей и фруктов. В общем, получился вполне сносный новогодний стол. На стене висели принесенные кем-то настенные часы, по ним то и наблюдали собравшиеся здесь люди приближение нового года.

– Осталось пару минут! – сказала Михайловна, глянув на часы.

– Ой, быстрее, Ром! – встрепенулась Раиса Максимовна.

– Давайте встречать! – воскликнула Оксана.

И Роман кинулся наливать бокалы. Василь тоже наполнил стакан Богданычу, который довольно крякнул, и следом налил и в свою кружку. Потом все, улыбаясь, встали и дружно обратили свои взгляды на часы. Секундная стрелка начала отсчитывать последние секунды до наступления нового года, в полной тишине даже было слышно ее тихий стук. Несколько голосов хором начало повторять вслед за ее ударами:

– Пять, четыре, три, два – с новым годом! Ура! – раздалось несколько голосов, одновременно со стуком кружок и бокалов.

Сережа и Оля, светясь от счастья, еще раз стукнулись своими кружками и вслед за взрослыми выпили по глотку шампанского:

– Кислое! – улыбнулась Оля, опять сморщившись.

– Сухое, оно всегда кисловатое, зато натуральное! – деловито проговорил Сережа.

– А ты откуда знаешь? – всплеснула руками Раиса Максимовна, расслышав, о чем говорят дети.

Услышал это и Роман и, улыбаясь, помахал пальцем сыну:

– А говоришь, еще «не пробовал»!

– Да, это я так, просто в книге прочел, – начал оправдываться мальчик.

– В какой? – спросила Оксана с хитринкой.

– Не помню, – все более стушевываясь, проговорил он.

– А-а! – опять шутливо погрозил сыну Роман. Но потом приобнял и сказал, обращаясь к матери и Оксане: – Ладно, хватит смущать человека! Мало ли что ли в мире книг, где описывается вкус сухого вина?!

Сережа благодарный отцу за заступничество согласно закивал головой. Роман поцеловал сына в щеку. Сереже захотелось обнять его и расцеловать, но он постеснялся посторонних людей, а прежде всего Олю, – вдруг она подумает, что он еще маленький. И Сережа, положив свою руку на ладонь отца, лежащею у него на плече, благодарно и с любовью пожал ее от всего своего сердца.

«Бух», «бух», «бу-ух», – раздалось на улице несколько разрывов. И присутствующие невольно втянули свои головы в шеи. Один Роман даже не повел глазом, он был привычен к этому, а в подвале, он тем более чувствовал, что они находятся все-таки в сравнительной безопасности.

– Вот черти итит твою мать! – выругался Василь. – Небось, Богданыч, твои селяне западенские уже под-нажрались горилки, и давай нас с новым годом поздравлять! Салютуют нам, наверное, о наступление нового года, да?

– Плохие у тебя шуточки Василь, – пробурчал немного пьяным голосом Богданыч. – Я бы этих хлопчиков сам лично положил бы вдоль лавки, да за такие поздравления порол бы пока у них вместо сраки кровавое месиво не осталось! – И он стукнул кулаком по коленке.

– Вот звери! Что творят! Хоть бы праздник дали отметить! – запричитали и закрестились женщины.

– Ничего, это они так балуют, чтобы мы не расслаблялись! Нам здесь бояться нечего, это вроде минометные прилеты… У нас вообще-то перемирие, так что бояться товарищи нечего. – Шутливо сказал Роман, как можно спокойнее, стараясь этим успокоить и окружающих.

– Правда, хоть бы в праздник Бога побоялись! – сказала Михайловна.

– Да, будут тебе они Бога бояться, если у них свой командир – черт с рогами! – сказал, усаживаясь поудобнее Василь.

– Это ты точно, Василь про их командира заметил. Они потому и особо лютуют в праздники, а особенно в церковные, что у них командир рогатый. – Заметила Раиса Максимовна.

– Вроде успокоились? – прислушиваясь, проговорила Михайловна.

– Да, это так, беспокойный огонь и не более того. Наши ребята тоже не дремлют! Так что никого они сюда не пропустят, даже можно не переживать. А с серьезной артиллерии они вряд ли решаться сегодня палить…

– Дай-то Бог! – закрестились женщины, а вслед за ними перекрестился и Богданыч, и даже полуатеист Василь на всякий случай наложил на себя крестное знамение.

– Как же все надоело! – опять проговорила в сердцах Татьяна.

Роман посмотрел на нее и она, почувствовав его взгляд, опустила свои глаза к полу, ей стало неловко перед ним. Раиса Максимовна, в мгновение ока все это приметив и помянув об их с Татьяной давешнем разговоре, пробормотала:

– Ничего, немного им пановать осталось! Да, Ром?

– Надеюсь, – проговорил Роман, но уже как-то не так уверенно.

И Раиса Максимовна это заметила, отчего ее сердце обдало кровью, словно она почувствовала что-то недоброе, какую-то приближающуюся беду.

– Наши ребята настроены решительно, но и вечно же не может продолжаться это противостояние в подвешенном состоянии. Хлопцы, не хуже чем в стихотворении у классика, немного ропщут: "Что ж мы? на зимние квартиры? Не смеют, что ли, командиры чужие изорвать мундиры о русские штыки?" Их частенько приходится командирам успокаивать скрепя своим сердцем. Они-то по нам без конца палят, а нам все больше приходится отмалчиваться, хотя иногда бывает и отмашка и тогда пацаны душу отводят. Я думаю, что России рано или поздно придется или слить нас или вступить в войну, и третьего не дано!

– Да ну, вступить тебе Россия в войну! – пробормотал Василь, как уже давно свершившейся факт. – Ни за что, она на это не пойдет! Слишком велики риски и ее капиталистическая элита ни за что не станет рисковать своим благополучием. А ведь все их активы, как и у наших, на Западе и детвора их там же учится! Так что против своего кармана они не полезут, во вред себе и своему благополучию. Да и Запад санкциями задушит. А россияне, как прижмет, то и о своем величии и благополучии России-матушки позабудут, как уже бывало в двадцатом веке пару раз, сам народ свою страну и похерит, решив, что власть и государство, это совершенно разные вещи.

…

Роман всю эту ночь почти не спал. Он лежал на старой принесенной кем-то в подвал раскладушке недалеко от постели сына и то поглядывал на него, то на мать, то изредка взглядывал в сторону, где спала со своими детьми Оксана. Он думал о том, что хорошо бы было, если бы ему никуда