Гончая свора - Иван Граборов

     И знаю загодя: Пришедшие посланье взять, быстрее ветра, искусственно что завывает в комнате моей, умчаться прочь. Уйдут.

     Наедине с собой оставшись, вступаю в воды тёплые шипучего подземного залива, от стен по стокам, в каменном сеченье, сходящих к углубленью в центре помещенья. Покой неторопливости спокойного движенья...

     Опущенные веки разлепляют как и прежде: гудение, скорейшее и к низу уходящее журчание, прозренье. И смерть внутри меня стихает. С трудом встаю, отягощаясь соком от прилива жизни, снимаю занавесь и, вопреки запретам, пропитанным корыстью, смотрю, очей не прикрывая, на пустыню.

     Пылает колыбель отважных. Она наполнена свечением песчинок мелких, что дюны да барханы долгие в морской бериллий обращает проказница-луна.

     Сей мир страдает. И, как и миру этому, теперь прожить дано на день от срока мне, что был просрочен ещё не скоро, но уже давно. А много ль проку? К чему теперь узоров клиссовых веретено? Что я могу сплести, чтоб изменить в том судном дне? Что мне самой для этого дано? Прискорбна правда - ничто. Способна просмотреть я песнь не раз, но память тут же ускользает. Проказа из проказ! А Жар иной - ему под силу сердца из стали расковать, под силу шёпоту узоров внять, пусть отстранённо. Он может всех живых заставить понимать, спасти, предупредить, узоры клиссовых витков переменить.

     Ведь правда может?

     Глаза смыкая, я, как и всегда после спасенья вод, невольно, через дрём, оказываюсь там. Чего хочу я? Ветер шепчет: Искупления. Последний совершить поход и, за своё решенье, грядущее решенье, достойную оплату получить. И чувство это снова: тревожность. Не я одна готова, во имя цели и надежды, для Жара - дара, прощенья дара попросить. Не для себя.

     Отыскиваю нить... Ниц ниспадает пелена из дивных отражений, подобная параду тысячи фельветовых затмений.

     Сквозь стужу хлада возникает первый из троих ужаснейших убийц. Мираж расплывчатый: вот камень и стекло и стол и тёплый свет, нельзя который погасить. Он тоже сквозь огонь готов пройти, дабы забыть. Его боязнь смерти тает. Себя не может он простить и жаждет, жаждет сам себе сильней судьбы удары наносить.

     По-своему и он пылает...

     ***

     Очнулся Флойд от приложенного к носу раствора гидроксида аммония. Как и бензин, столь резкий запах здорово его отрезвил, выдернув из забытья.

     - Знаешь, я тоже, как и ты, не то чтобы уважал какие-либо правила, но у меня есть одно собственное. - донесся голос из-за яркой лампы. - Правило десяти минут. - певучий и будто совсем каплю сдавленный с годами, он запросто мог принадлежать тенору большой оперы, не пытайся говоривший, в процессе что-то жуя, нагнать суровости. - Если в течении этого времени я не узнаю того, что мне нужно, то кривая твоей жизни резко изменит курс своего движения к отрицательному значению. Надеюсь ты хорошо всё расслышал, ведь вторых десяти минут у тебя нет.

     Звон металла о металл усилил височную боль. На столе перед Флойдом возникли наручные часы на тянущемся манжете из чёрной огнестойкой резины. Электронный таймер с красной подсветкой начал обратный отсчёт.

     - Итак... - громко зашелестели страницы разворачиваемой папки. Лэрд жевал булку с маком. - Флойд Беннет. 2026 года рождения. - отвратительный тенор говорящего усиливал не менее отвратительную мигрень допрашиваемого. Мак усиливал аллергическую реакцию: шея потела, чесались пальцы и чуть ниже затылка, глаза слезились. - Усыновлён Джонатаном Беннетом, уроженцем США, штат Коннектикут, и Кайлин Тапперт, уроженкой Англии из графства Дарем с немецкими корнями. Исходная государственность усыновлённого не устанавливалась. Гражданин Англии с 2028 года. В Англии проживал в Билт-Уэлсе. В возрасте восемнадцати лет окончил среднюю школу Билт-Уэлс, далее университет Бристоля. Научный факультет. Направление - экспериментальная психология. Есть некоторые способности к глубокому анализу... Не то, не то, не то... А, вот. Призван на военную службу в 2045 году. Помимо прочих заслуг перед Объединением, участвовал в коалиционной операции 'Вой мертвецов' с первой волны призыва в марте 2046-го. Да, громкая была кампания против экспансии азиатской части восточных на Филиппины. Ну надо же. - Лэрд смерил его взглядом. Флойд отвернулся. - Отмечен рядом престижных наград. Ого, даже хотели дать крупные офицерские звёзды, - читающий доклад язвительно изменил интонацию на фальшиво-одобрительную. - но как-то не сложилось. Психическое освидетельствование показало, что Флойд Беннет был не очень-то удачен в делах личного характера. Продолжительный конфликт с приёмными родителями накануне отъезда, а после и острое чувство вины, возникшее в виду их преждевременной кончины. Далее отсутствие психологической привязки и влечения к какому-либо лицу, внутренняя опустошённость, частые депрессии. Герой войны скатился до воровства и работы на мусорщиков, побирающихся у богатеев с украденного хлама, представляешь? Прочие данные и примечания отсутствуют, словно бы последние пять лет канули в пустоту. Всё правильно, Флойд Беннет?

     Рядом с дверью виднелся электронный замок, открывавший путь в коридор, однако человек в чёрном разгрузочном жилете не имел при себе карты доступа, которой их заперли в этой тесной комнатушке. В теории, был шанс захватить его в заложники, но грудная клетка даже час спустя после удара испускала по всему телу нервные импульсы от которых сводило мышцы. Кисти рук так же некстати затекли от тугого пластикового браслета.

     - Так, а это что... - он пригляделся. - Аллергия на мак?

     Лэрд, будто шекспировский Гамлет, вытянул перед собой булочку и внимательно рассмотрел. Затем рассмотрел Флойда, которому стало откровенно никак, и, скрипя глубоко спрятанным сердцем, отложил початок в выдвижной ящик стола.

     - Биография настолько же типична, насколько и загадочна. В ней словно бы ничего особенного и нет, но читая её ощущаешь какую-то недосказанность. - закрывшаяся папка хлопнула краями, а затем пристроилась на столу перед присевшим дознавателем. - Занятный факт, не находишь?

     - Нахожу, что в детстве кое-кого недолюбили. Но прости, экспериментальная психология предполагает контакт с более интересными случаями чем твой, а проводить бесплатную консультацию именно сейчас - неслыханное барство.

     Удар ребром ладони и синеющая полоса расползается по щеке допрашиваемого, словно то растягивается напитавшийся добычей питон.

     - Зачем ты сюда полез, Флойд?

     - Газон вам решил подстричь. Неровные участки это мерзкие вражеские поползновения против нашего трижды славного Альбиона. И мы должны ответить. Враг должен отплатить десятью своими газонами за каждый неопрятный наш. - спародировал он речь Уильяма Тарстона, председателя военного кабинета Объединения.

     Удар. Разбитые губы исторгли сдавленный стон.

     - Политический юмор вреден для твоего здоровья. Восемь с половиной минут, остряк.

     - Фабрика... - прохрипел допрашиваемый.

     - Что за фабрика? - наклонился ближе Лэрд, надеясь наконец услышать что-нибудь интересное.

     - Кондитерская. - Флойд, накрепко привязанный к стулу, разразился беззвучным смехом. - Так мне знакомый сказал. Дай думаю кариес наем, а то сладостей не видел с тридцатых. - Лэрд внутренне побагровел, но виду не подал. - Ой, извини, и тут политика. Ну кто бы подумал?

     Удар. Этот отозвался в ключице.

     - Пустая болтовня никогда не производит должного эффекта и не произведёт, чтобы ни случилось. А вот больно будет. - спокойствию допрашивающего не было предела. Он стоял пред ним словно застывший истукан с острова Пасхи. Даже выражение лица походило на одного из них. - Будет очень больно, Флойд. Во имя твоего же блага, назови имя своего 'знакомого'.

     - Ммм... - красные ручейки заблестели на шее Флойда, сползая ниже. - Интересное предложение, вот только ничего не выйдет. - выпалил он, немного согнувшись в сторону саднивших рёбер. - Меня убьют, если скажу.

     - В ином случае это сделаю я. К слову, уже через семь минут. - Лэрд играючи покачал в воздухе револьвером, украшенным гравировкой вдоль ствола, так, чтобы Флойд мог всё видеть.

     Старший сержант уже десять минут с упоением разглядывал его оружие, делая при этом такой вид, словно искусная рукоятка из потемневшего кедра и хромированный ствол пятьдесят пятого калибра были единственным, что в данный момент заслуживает внимания. Старичок-Рюгер образца 1875 года, переделанный под заказчика, и вправду радовал глаз, намётанный на такие вещи. Целик подсвечивался зелёным светом, но во всём остальном не было и малой доли модерна. Барабан украшали завитки надписей, по одной на паз патрона, сделанные на шести различных языках: латыни, немецком, норвежском, шведском, исландском и датском. Слова, насколько он мог судить, дублировались с языка на язык: 'Кланяйтесь Хозяйке'. Причина именно такой языковой выборки заинтересовала Лэрда, но от работы он решил не отвлекаться.