Оззи. Автобиография без цензуры - Оззи Осборн

Ба-ба-а-а-а-а-ах!

Я смотрел с открытым ртом, как Тони расслабил кулак, вытер кровь с лица и спокойно продолжил собирать оборудование. Никто не сказал ни слова.

Потом, когда мы ехали в фургоне на следующий концерт в Уоркингтон, я поблагодарил Тони за то, что он спас наши задницы. Он только отмахнулся и велел больше об этом не говорить.

А Билл еще неделю со мной не разговаривал. Я его не виню.

Когда мы вернулись в Астон, Тони сказал, что недоволен Аланом и Джимми. Джимми слишком халтурил на репетициях. Да и нет никакого смысла держать саксофониста, если нет полноценного набора духовых. Но нам не нужна была куча духовых инструментов – тогда понадобился бы двухэтажный автобус. А если мы будем делить выручку на полдюжины тромбонистов и трубачей, то нам не хватит денег. Поэтому мы решили так: Алан и Джимми уйдут, и в Polka Tulk Blues Band останется четверо. Но Тони всё равно был недоволен.

– Дело в названии, – сказал он во время перерыва на репетиции. – Оно отстойное.

– Что не так? – возразил я.

– Каждый раз, когда я его слышу, то вижу перед собой картину, как ты сидишь в спущенных штанах и срешь.

– Ну и придумай тогда сам, – обиделся я.

– Вообще-то, – объявил Билл, – я немного подумал, и у меня возникла идея.

– Продолжай, – сказал Тони.

– Нужно представить, что оно написано на большом плакате. На билборде, или типа того.

– Представляю, – сказал Тони.

Билл сделал глубокий вдох. А потом сказал: «Earth».

Тони и Гизер переглянулись и пожали плечами. Я не обратил на них внимания и притворился, что волнуюсь.

– Ты в порядке, Билл? – сказал я, прищурившись.

– В порядке. Что ты имеешь в виду?

– Ты уверен?

– Конечно, черт возьми, я уверен.

– Просто… Мне показалось, тебя только что вырвало.

– Чего?

– БУ-Э-Э-Э-Э-Э-Э-Э-Э-Э-Э-Э-Э!

– Пошел ты, Оззи.

– БУ-Э-Э-Э-Э-Э-Э-Э-Э-Э-Э-Э-Э!

– Просто подумайте об этом, ладно? Оно простое, сильное, без всякой херни, всего пять букв: E-A-R-T-H.

– Билл, честно, приятель, думаю, тебе стоит сходить к врачу. Похоже, тебя снова вырвало. БУ-У-У…

– Оззи, прекрати, – оборвал Тони. – Оно хотя бы лучше, чем гребаный Polka Tulk.

– Согласен, – сказал Гизер. Решено.

Официально в группе не было лидера. Неофициально мы все знали, что это Тони. Он был старше всех, выше всех, лучше всех дрался, был красивее, опытней и, что очевидно, талантливей. Однажды он купил себе черную замшевую ковбойскую куртку с бахромой на рукавах – девчонки такие просто обожали – и стал похож на настоящего рокера. Мы все знали, что Тони из того же теста, что Клэптон и Хендрикс. Фут за футом, он поднимется на их уровень. Он был нашим билетом в светлое будущее.

При Тони я всегда как-то робел, даже когда мы подружились. Он очень закрытый и сдержанный человек. Никогда не знаешь, что в голове у Тони Айомми. Другими словами, он полная противоположность мне: никто никогда не сомневается, что происходит в куче желе внутри моего толстого черепа.

Гизер меня не смущал никогда, несмотря на то, что учился музыке и знал свое дело. Что до Билла, то он был козлом отпущения. Мы всё время над ним подшучивали. Например, он напивался и отключался, а мы оставляли его где-нибудь в парке на скамейке, накрывали газетой, и считали, что это самая смешная шутка в мире. Он был такой добряк, что, казалось, сам напрашивался.

А я? Я по-прежнему был клоуном. Сумасшедшим. Болтуном, который что угодно сделает на слабо`. Другие всегда заставляли меня делать то, что не хотели делать сами – например, спрашивать дорогу у прохожих, когда мы куда-нибудь ехали, или искать новую площадку. Как-то раз в Борнмуте по дороге шел парень со свернутым ковром под мышкой. Все парни закричали: «Давай, Оззи, спроси его, спроси его». Я опустил стекло и сказал: «Эй! Мистер! Не подскажете нам, как проехать на М1?» А он оборачивается и говорит: «Нет. Отвали, урод». В другой раз в Лондоне я кричу парню: «Извини, вождь, не знаешь, как добраться до «Marquee»?» – а он говорит: «Вождь? Вождь? Я что, похож на гребаного индейца?»

Забавно, черт побери, приятель. Мы так смеялись. То, что у нас всегда было чувство юмора – очень важно. Вот почему мы так хорошо ладили – по крайней мере, поначалу. Если у музыкантов нет чувства юмора, то вы кончите так же, как чертовы Эмерсон, Лейк и Палмер, – будете записывать альбомы на восьми дисках, чтобы каждый успел сыграть свое гребаное трехчасовое соло.

И кто только слушает эту чушь?

Если бы не родители Тони, мы вряд ли бы пережили 1968 год, не умерев с голоду. Мы были настолько нищие, что среди ночи воровали сырые овощи с огородов, лишь бы что-нибудь съесть. Как-то раз мы с Биллом нашли десять пенсов и чувствовали себя так, будто выиграли в гребаную лотерею. Мы не могли решить, что на них купить: четыре пакета чипсов или десять сигарет и коробок спичек.

В итоге мы выбрали сигареты.

Мама и папа Тони были нашим единственным спасением. Они давали нам бутерброды из своего магазина, баночки консервированной фасоли, иногда подбрасывали пачку сигарет «Player’s No. 6», даже подсовывали деньги на бензин из кассы. И не потому, что были богаты – у них был всего лишь угловой магазинчик в Астоне, а не какой-нибудь «Хэрродс» в Найтсбридже. Я обожал маму Тони – Сильвию, она была чудесной леди. Старик у Тони тоже был замечательный. Он был одним из тех парней, которые покупают старый драндулет и ковыряются с ним. Вот почему у нас всегда был фургончик для передвижения.

Фургон был нам очень нужен, потому что мы никогда не отказывались от выступлений – ни разу, – даже когда нам платили всего несколько фунтов за двухчасовой концерт, которые еще надо поделить на четверых и учесть расходы. Нам годилось всё, что угодно. Даже Гизер тогда бросил работу. Группа «Earth» была нашим единственным шансом никогда не возвращаться на завод. И нам пришлось очень стараться – у нас просто не было выбора.

Мы были невероятно целеустремленными. Самое безумное, что мы делали, – это идея Тони – узнав, когда в город приедет известная группа, погрузить в фургон всё свое барахло, приехать и ждать у концертной площадки, на тот редкий случай, если артисты не приедут. Вероятность этого была так мала, что даже надеяться не стоило, но мы сочли, что, если это всё же произойдет, то у нас будет шанс выступить перед парой тысяч зрителей… Даже если их это взбесит и они забросают нас бутылками, потому что мы не та группа, на которую они только что слили свою зарплату за два дня.

И знаете что? У нас получилось. Один раз.

Известной группа называлась Jethro Tull. Не помню, где они должны были выступать, – может, в Бирмингеме или городе типа Стаффорда, – но они не явились на концерт. А мы тут как тут, сидим в своем фургоне и готовы выступить.

Тони пошел к директору концертной площадки.

– Группа еще не приехала? – спросил он через десять минут после предполагаемого начала концерта.

– Черт возьми, даже не начинай, сынок, – последовал раздраженный ответ. Вечер у директора явно не задался. – Их здесь нет, и я не знаю, почему. Мы звонили им в отель. Пять раз. Приходите завтра, и мы вернем вам деньги за билет.

– Я пришел не за деньгами, – сказал Тони. – Я просто хотел сообщить, что мы с ребятами из моей группы проезжали мимо – случайно, понимаете? И, если артисты не приехали, то мы могли бы их заменить.

– Заменить?

– Ага.

– Заменить Jethro Tull?

– Ага.

– Как называется твоя группа, сынок?

– Earth.

– Urf?

– Earth.

– Urph?

– Как планета.

– А, ясно. Хм. Думаю, я даже много о вас слышал. Сумасшедший вокалист. Блюзовые каверы. Так?

– Ага. И несколько наших песен.

– А где ваше оборудование?

– В фургоне. На улице.

– Ты бойскаут, что ли?

– А?

– Ты как будто подготовился.

– О, э… ага.

– Тогда ваш выход через пятнадцать минут. Я заплачу вам десять фунтов. И берегитесь бутылок, толпа недовольна.

Как только они договорились, Тони выбежал на улицу, улыбаясь до ушей и показывая нам два больших пальца вверх. «Мы выступаем через пятнадцать минут! – крикнул он. – Пятнадцать минут!»

Невозможно описать, какой мощный заряд адреналина мы тогда получили. Он был настолько сильным, что я почти забыл о своей боязни сцены. А концерт был чертовски хорош. Первые несколько минут толпа ворчала, и мне пришлось увернуться от пары стеклянных бомб, но потом мы привели всех в восторг.

Лучше всего было то, что Иэн Андерсон – вокалист группы Jethro Tull, знаменитый тем, что играет на флейте с выпученными глазами, стоя на одном колене, как придворный шут, – появился примерно на середине нашего выступления. На трассе М6 у них сломался автобус, поэтому они никак не могли связаться с концертной площадкой и предупредить об этом. Думаю, Андерсон приехал автостопом, чтобы извиниться. Стою я на сцене, ору в микрофон, поднимаю взгляд и вижу, что в конце зала стоит Андерсон и кивает головой, как будто ему действительно нравится музыка. Это было чертовски здорово.