Хищник - Макс Мах

«Юрьев? Логично», — она, впрочем, ожидала другого, но про Авалон теперь никто не говорил.

— Отчего бы и не слетать! — пожала плечами Дарья. Простота, с которой она принимала нынче повороты судьбы, удивляла безмерно. Но и то сказать — удивление это носило скорее декларативный характер, чем эмоциональный. Знать что-то, и прочувствовать свое знание — суть разные вещи. И Дарья это хорошо понимала, но чувства, словно бы, притупились, ослабли, выцвели, зато невероятно ясной стала голова. Думалось легко и быстро, как когда-то давно, в юности, еще до того, как в ее жизнь вошел Марк.

— Ты умная, — Марк сидел в продавленном кресле, свежий, элегантный, полный удивительной энергии. Сидел, заложив ногу на ногу, курил папиросу.

— Не сейчас, — слова давались с трудом, мышцы, сведенные судорогой, горели огнем. Изматывающая боль, и с каждым приступом все сильнее.

— Уже нет…

— Ну, значит, прежде ты была редким гением, — улыбнулся Марк. — А сейчас ты гений обыденный. Я бы сказал, заурядный. Но учти, Дари, я таких скромных гениев, как ты, пожалуй, трех-четырех за всю жизнь и встретил.

— Ты молодой, — возразила Дарья.

— На мой счет многие заблуждаются.

— Сколько тебе лет? — в его словах было что-то, что заставило ее спросить.

— Семьдесят три.

— Разыгрываешь?

— Открываю тайну.

— Зачем? — ей стало вдруг страшно. Их разговор напомнил старый сон. Она стоит у двери и боится ее открыть. Не знает, что там, но знает, что открыв дверь, не сможет ее уже закрыть…

— Затем, что хочу тебе кое-что предложить.

Открыв дверь, ее уже не закроешь…

— Что?

— Родиться заново, — оказалось, Марк уже не сидит, вальяжно развалившись в старом обтертом кресле. Стоит перед ней, смотрит в глаза.

— Родиться?

— Знаешь, от чего дети родятся?

Странный вопрос.

— Мне подруги рассказывали.

— Это они тебе о том, как это выглядит на бытовом уровне, рассказывали, — Марк не шутил, взгляд его был тверд, как никогда. — О биологическом механизме знаешь?

— Читала кое-что…

— Чурилова? Конверса?

— Да, — подтвердила Дарья. Она чувствовала, разговор затеян неспроста, но все еще не могла ухватить его суть. Его скрытый смысл.

— Хорошо. А про генетику знаешь? Понимаешь, о чем речь?

— Это Мендель, кажется…

— Да, но не так примитивно… — поморщился Марк. — Как же тебе объяснить? Впрочем, изволь! Представь себе, что мать и отец — это две толстые книги, исписанные с первой строчки до последней математическими формулами. Одна книга описывает женщину, которой принадлежит яйцеклетка, другая мужчину, оплодотворившего эту яйцеклетку своим сперматозоидом. Я ясно излагаю?

— Вполне! — Дарье не нравилась эта тема, и причин тому было множество. Но главная состояла в том, что все это было не про нее.

— Плод получает часть текстов обеих книг, так возникает его собственная особая книга, в которой формулы описывают то, каким ему предстоит родиться. Каким он станет, когда обретет плоть.

— Моя запись…

— Твоя запись была повреждена, Дари. Ошибки в формулах. Ты меня понимаешь?

— Что это меняет?

— Многое, но только для одного человека на всем земном шаре. Для тебя.

— Как?

Марк не ответил. Отошел к окну, посмотрел сквозь стекло в ночь.

— Ты ведь уже поняла, что я чужой? — спросил, не оборачиваясь.

— Чужой? — переспросила Дарья.

— А как скажешь по-другому?

— Ну…

— Поняла, — он обернулся и снова смотрел ей в глаза. — Только не придумала пока, откуда бы мне вдруг взяться.

— Откуда? — спросила Дарья, чувствуя, что все-таки открыла свою заветную дверь.

— Не скажу, — усмехнулся в ответ Марк. — До времени сохраню свою тайну. Но обещаю, ты попадешь на мой «остров Авалон». Сейчас же поговорим о другом. Там у нас есть всякие вещи, Дари… Разные… Такие, что и не сразу придумаешь. В общем, я могу сделать так, что ты родишься заново.

— Как это?

— Тело, — каждая его клетка, — Марк изобразил руками нечто, что должно было, по-видимому, иллюстрировать его слова, но, на самом деле, испугало Дарью еще больше. — Твое тело, Дари, претерпит что-то наподобие трансформации. Ошибки будут вычеркнуты из формул, и ты возникнешь как бы заново, но уже по исходной записи. Не знаю, какой ты станешь, красивой или нет, но ты будешь такой, какой должна была стать, если бы в исходный код не вкрались ошибки. Во всяком случае, будешь здоровой. Это я тебе обещаю.

— А душа? — как ни странно, она ему поверила. Сразу и безоглядно.

— Душа, твой мозг… Эта магия, Дари, изменить их не сможет. Только тело. Только оболочку.

— И тогда ты возьмешь меня с собой? — спросила она.

— Ну, не оставлять же тебя гнить в этом болоте? — улыбнулся он в ответ. Так и решилась ее судьба.

6. Дарья Телегина

Как-то на досуге — а досуги, что бы ни думали о ней на Старой Верфи и в Арсенале, у Дарьи все-таки случались, — прочла она от нечего делать книжку про ниппонских синоби. Обученных, будто бы, тайному искусству убийц, позволявшему скрытно проникать даже в наиболее защищенные здания и помещения, убивая при этом врагов многими, иногда чрезвычайно вычурными способами. Поручик Голицын, правда, отчасти подтвердил существование сих ниппонских ассасинов, обладающих, едва ли не мифической смертоносностью. Однако, между делом заметил, что бивали тартарские пластуны и тех, и других. В смысле, и ассасинов арабийских, и синоби этих узкоглазых. Тем не менее, все, прочитанное тогда, так и осталось в памяти Дарьи скорее литературным образом, тяготеющим к сказке или мифу, чем документальным описанием реальных многоопытных бойцов.

Вспомнила она об этом, когда в уже сгустившихся сумерках увидела условный сигнал фонарем, поданный Карлом, и, выйдя из-под сени деревьев — лес близко подходил к людским строением, — пришла, наконец, в старинный каменный дом, напоминающий своей архитектурой германские замки позапрошлого века. Но это был, разумеется, не замок, а старинная ингерманландская мыза. Впрочем, увиденное в доме разом выбило из головы Дарьи всю эту архитектурно-историческую дурь.

Судя по всему, Карл пришел незамеченным, хотя, как это возможно, так и осталось для Дарьи тайной. Однако же пришел, проник в дом и убил всех, кто в нем находился. Дарья увидела семь или восемь трупов, пока шла через комнаты к задним дверям. Ей просто в голову не пришло начать их считать. Так что, возможно, трупов было даже девять, и еще неизвестное число мертвых тел, наверняка, находилось на втором этаже. Во всяком случае, кровь на лестнице, ведущей туда, не оставляла в этом сомнений.

«Один против дюжины… И не одной раны?!» — на мгновение Дарья забыла, что и сама намедни справилась с тремя супостатами. Однако, в любом случае, три не двенадцать. Дюжина — это уже нечто такое, что даже представить себе «в здравом уме и твердой памяти» крайне сложно.

«Да, Карл, признаю, вы круче тартарских пластунов!»

— Кстати! — остановил ее Карл на полпути. — Вы, кажется, спрашивали о номадах? Вот полюбуйтесь! — и он указал на два основательно растерзанных трупа.

Что он с ними делал и зачем, оставалось только гадать. Скорее всего, допрашивал, хотя, черт его знает! Может быть, просто убить таких, как эти, ему показалось мало? В любом случае, эти двое прожили достаточно долго, чтобы вполне испытать силу его чувств. Однако Дарья не была уверена, есть ли у Карла чувства вообще. Мысль эта пришла к ней вдруг, пока стояла и рассматривала мертвые тела, и бессмысленной не показалась. На отсутствие души указывало множество признаков, просто Дарье было недосуг об этом поразмышлять.

— Запомните! — предложил Карл. — Пригодится.

«Возможно…»

Впрочем, номады ничем, кажется, от прочих людей не отличались. Люди как люди. Обычные, одним словом, и вовсе не примечательные. Вот разве что лица у них при жизни — да и после смерти, если честно — были такие, словно кипятком ошпарены.

— Полагаете, еще встретимся? — спросила, чтобы не молчать.

— Все может случиться, — равнодушно пожал плечами Карл. — Но, если приведется, мой вам совет — не мешкайте. Или бегите от них, да побыстрее, или валите нахрен без всякой пощады. Причем сразу и без предупреждения! Впрочем, идемте! Вы ведь хотели полетать на виверне, не так ли? А она у них, как раз тут — на заднем дворе. В каретном сарае стоит!