Как я теперь живу - Мег Розофф

Мама, наверно, волнуется — в голосе такая безнадега. И замолкает. Я сажусь к ней на кровать, глажу по голове, а где тетя Пенн, жива ли она, стараюсь не думать. Но Пайпер, увы, совершенно права, если б я была их матерью, война там или не война, вся бы извелась, не зная, где мои дети, живы ли они вообще.

Постепенно Пайпер успокаивается и засыпает, тогда я возвращаюсь в свою кровать и предаюсь раздумьям о своем.

Теперь, вдали от Эдмунда, я могу без свидетелей поразмышлять об офигительной куче перемен в моей жизни. Как это — любить кого-то без памяти, так что в разгар войны, когда легко можно погибнуть, волноваться только о нем?

Я люблю Пайпер и забочусь о ней, но Эдмунда я люблю, мягко говоря, слегка по-другому. Это сбивает с толку. Опыта у меня с мальчиками и сексом ровно столько же, сколько с братьями и сестрами. Очень странно, когда на тебя обрушивается внимание самого большого в мире дурдома с самыми расчудесными пациентами.

Окончательно запутываюсь, кажется, я отвечаю за их безопасность и благополучие. Меня бросает в дрожь от одной мысли, что внешний мир ворвется в их жизнь и ее разрушит. Что-то определенно сдвинулось, раньше они заботились обо мне, приносили чай, держали за руку. Не могу сказать, когда все поменялось.

Голова идет кругом, ничего не понятно, а спросить не у кого, никогда ни о чем подобном не читала, даже в журналах, которые мы с Лией покупали. Получается, что или я окончательно сошла с ума, или у всего остального человечества крыша поехала.

Но моя жизнь раз и навсегда сплелась с жизнью Эдмунда и Пайпер, и даже с жизнью Айзека и Осберта, так уж случилось, и теперь совершенно ясно — я должна идти, куда ведет меня судьба.

Эта мысль подбадривает. Если лежать очень тихо, я услышу Эдмунда, где бы он ни был. Он думает обо мне, а я о нем, вот так и наладится связь.

В этом-то и разница между мною и Джин. Если Джин запереть в сарае, она считает, что Эдмунд ее разлюбил, а я всегда ощущаю его любовь, он где-то там и меня по-прежнему любит, вот мне и не надо выть всю ночь. Узкая кровать вдруг кажется мне слишком большой, я заползаю под бок к Пайпер, не потревожив ее. Она ко мне привыкла. Пайпер спит, Джет тихонько сопит под кроватью.

Ну что, все мысли расставила по порядку? Теперь можно поспать.

17

Мы живем у Макавоев. Мы живем чужой жизнью.

Как члены семьи военного, мы начинаем лучше понимать, что же происходит в Англии, хотя основное и так понятно — ничего веселенького ожидать не приходится.

Мы потратили пару дней, добывая информацию у Джейн Макавой, она любит поболтать, а сейчас ей особенно одиноко после отъезда старшего сына в школу где-то на севере. О нем ничего не слышно с тех пор, как взорвались первые бомбы, и она ужасно волнуется. Как я ее понимаю!

Как-то вечером иду я налить себе воды и слышу ее разговор с майором Маком. Он уверяет, что мальчик в безопасности, мы скоро увидимся, дай только справиться с этой проклятой неразберихой. Он говорит удивительно спокойно, но я слышу всхлипы и хрипы, словно какой-то зверь задыхается в петле. Заглядываю в дверь — миссис М. вся трясется, он ее обнимает и приговаривает, ну, ну, милая. А у самого лицо такое измученное. Решаю обойтись без воды.

Утром она выглядит как обычно, только глаза красные. Чтобы поддержать беседу, рассказывает, как гордится мужем — он организует полевой госпиталь для местного гражданского населения, потому что все настоящие больницы реквизированы для раненых и отравившихся газом и еще чем-то там лондонцев. Их отправляют сюда, потому что в Лондоне больницы переполнены.

Люди в деревне, как и раньше умирающие всего лишь от аппендицита, родов и других Обычных Довоенных Болезней, теперь смогут лечиться в полевом госпитале, а куда более впечатляющие жертвы войны получат больницы с настоящими стенами и кроватями.

Сначала она ходила в госпиталь каждый день, читала пациентам, играла с бедными ранеными детишками, в общем, помогала как могла. А теперь из соображений безопасности пускают только Личный Состав. Она возмущается, неужели я причиню вред раненым. Мы с Пайпер переглядываемся. Думаем об одном и том же — только если сумасшествие заразно.

Потом майор М. объясняет нам, как страдают гражданские на войне. У ребенка может случиться приступ аппендицита, или он сломает ногу, а телефон не работает, и никому не сообщишь, что бедренная кость торчит наружу. И бензина нет, до госпиталя не доедешь, да еще знать надо, где он, этот полевой госпиталь, а антибиотиков не хватает, даже если вы чудом доставили ребенка к хирургу, как знать, не умрет ли малыш на следующей неделе от инфекции.

Майор говорит о раковых больных, им нужны дорогостоящие лекарства, а еще есть беременные с отрицательным резусом, их дети в любом случае часто не выживают, а старики — многие раньше или позже умрут от удара, от сердечного приступа, от недостатка лекарств, а некоторые уже умерли.

В другой раз майор Макавой рассказывает, что старается не забывать и о проблемах местных фермеров. Электрические доильные аппараты не работают, потому что аварийные генераторы выходят из строя, приходится доить вручную, иначе у коровы будет мастит, и она погибнет. Вот побочный эффект войны, боюсь, вы об этом и не подозревали.

Начинаешь думать обо всем, что работает на электричестве, этому же конца нет. Инкубаторы для цыплят, не говоря уж об инкубаторах для младенцев, ограды под током, больничные мониторы и такие штуки, чтобы запустить сердце и вернуть человека к жизни, компьютеры, поезда, самолеты. Даже подача газа для отопления и готовки регулируется электричеством, а как, вы думаете, работает насос, качающий воду из колодца?

Я уже готова писать школьный доклад по физике на тему Электричество — Наш Полезный Друг.

А как закопать в землю всех этих дохлых коров, цыплят, людей и прочую мертвечину? А если их не закопать, они начнут гнить и так отвратительно вонять, что мало не покажется. Сразу у всех начнутся проблемы со здоровьем. Все, мне хватит. Больше мне не вынести. Не думаю, что когда-нибудь смогу снова съесть гамбургер или курицу.

Кроме того, наш славный майор занимается распределением молока, яиц и