Сказки о Силе - Карлос Кастанеда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я услышал шум мотора, – сказал он с улыбкой. – И поэтому спрятался за домом, чтобы ты, чего доброго, не испугался, увидев меня на пороге.
Отметив мой мрачный вид и подавленность, дон Хуан сказал, что я напоминаю ему Элихио, который достаточно угрюм, чтобы быть хорошим магом, но слишком угрюм, чтобы стать человеком знания. Он добавил, что единственный способ противостоять разрушительному воздействию мира магов – это смеяться над ним.
Он не ошибся в оценке моего настроения. Я действительно нервничал и чувствовал себя неважно. Мы отправились побродить по пустыне, и мне понадобилось немало времени, чтобы развеяться.
Эта простая прогулка с ним вернула мне душевное равновесие лучше любых разговоров.
Мы гуляли долго и вернулись лишь к вечеру. Я основательно проголодался. После еды мы устроились на веранде. День был ясным и солнечным. Я чувствовал себя обновленным и хотел поговорить.
– Вот уже несколько месяцев я чувствую себя не в своей тарелке, – сказал я. – Я был очень испуган тем, что вы говорили и делали в мой последний приезд.
Дон Хуан ничего не сказал. Он встал и несколько раз прошелся по веранде.
– Мне нужно поговорить с тобой, – сказал я. – Я окончательно зашел в тупик и не могу не думать об этом постоянно.
– Ты боишься? – спросил он.
Я не боялся. Скорее, я был ошеломлен, перегружен тем, что увидел и услышал. Бреши в моем разуме были такими гигантскими, что я должен был или чинить их, или вообще отбросить свой проклятый рассудок. Мои замечания рассмешили его.
– Не выбрасывай пока свой разум, – сказал он. – Еще не время. Хотя это когда-нибудь и произойдет, но я не думаю, что сейчас именно тот случай.
– Нужно ли мне самому пытаться найти объяснение случившемуся?
– Конечно, – сказал он. – Это твой долг – успокоить ум. Воины выигрывают свои битвы не потому, что они бьются головами о стены, а потому, что берут их. Воины прыгают через стены. Они не преуменьшают их.
– Как же мне перепрыгнуть через эту? – спросил я.
– Прежде всего, я думаю, смертельно неправильно для тебя относиться ко всему так серьезно, – сказал он, садясь рядом со мной. – Есть три рода плохих привычек, которыми мы пользуемся вновь и вновь, сталкиваясь с необычайными жизненными ситуациями. Во-первых, мы можем отрицать очевидное и чувствовать себя при этом так, словно ничего не случилось. Это – путь фанатика. Второе – мы можем все принимать за чистую монету, как если бы мы знали, что происходит. Это – путь набожного человека. И третье – мы можем приходить в замешательство в связи с событием, когда мы не можем ни искренне отбросить его, не искренне принять. Это путь дурака. Не твой ли? Есть четвертый, правильный – путь воина. Воин действует так, как если бы никогда ничего не случалось, потому что ни во что не верит. И, однако же, он все принимает за чистую монету. Он принимает не принимая и отбрасывает не отбрасывая. Он никогда не чувствует себя знающим, и в то же время никогда не чувствует себя так, как если бы ничего не случилось. Он действует так, как будто он в полном контроле, даже если у него, может быть, сердце в пятки ушло. Если действуешь таким образом, то замешательство рассеивается.
Мы долгое время молчали. Слова дона Хуана были для меня подобны бальзаму.
– Могу ли я говорить о доне Хенаро и его дубле? – спросил я.
– Это зависит от того, что ты хочешь сказать о нем, – ответил он. – Ты собираешься индульгировать в своем замешательстве?
– Я собираюсь индульгировать в объяснениях, – сказал я. – Я в замешательстве потому, что не осмеливался приехать к тебе, а больше мне не с кем поговорить о своих затруднениях и сомнениях.
– Разве ты не говоришь со своими друзьями?
– Я-то говорю, но чем они могут мне помочь?
– Никогда не думал, что тебе нужна помощь. Ты должен культивировать чувство, что воин ни в чем не нуждается. Помощь в чем? У тебя есть все необходимое для этого экстравагантного путешествия, которым является твоя жизнь. Я пытался научить тебя тому, что реальным опытом должен быть сам человек, и все, что для этого нужно, – быть живым. Жизнь – это маленькая прогулка, которую мы предпринимаем сейчас, жизнь сама по себе достаточна, сама себя объясняет и заполняет.
Понимая это, воин живет соответственно. Поэтому можно смело сказать, что опыт всех опытов – это быть воином.
Он выжидающе посмотрел на меня, но я медлил, тщательно подбирая слова.
– Если воин нуждается в утешении, – продолжал дон Хуан, – он просто выбирает любого человека и рассказывает ему о своих трудностях. В конечном счете воин не ищет ни понимания, ни помощи. Говоря, он просто облегчает свою ношу. Но это при условии, что у воина есть талант к разговору. Если у него нет такого таланта, то он не говорит ни с кем. Но ты живешь не совсем как воин, во всяком случае пока что. И провалы, которые ты встречаешь на своем пути, обязательно должны быть для тебя громадными. Я тебе сочувствую.
Казалось, он говорил серьезно. Судя по выражению участия в его глазах, это был он сам, а не его дубль. Он встал, погладил меня по голове и прошелся взад-вперед по веранде, поглядывая на чапараль вокруг дома. Его движения встревожили меня.
Чтобы расслабиться, я заговорил о своей дилемме. Я чувствовал, что уже абсолютно поздно притворяться простодушным наблюдателем. Под его руководством я научился достигать удивительных состояний, таких, как «остановка внутреннего диалога» и контролирование своих снов. Это были такие вещи, которые нельзя было подстроить или сбросить со счетов. Я следовал его советам, хотя и не всегда буквально, и частично преуспел в разрушении ежедневной рутины и распорядков, принятии ответственности за свои поступки, стирании личной истории. И наконец, я пришел к тому, что еще несколько лет назад приводило меня в ужас. Отныне я мог оставаться в одиночестве без утраты ощущения физического или эмоционального комфорта. Пожалуй, это было моим самым впечатляющим достижением. С точки зрения моего прежнего «я», долго находиться в одиночестве и «не сойти с ума» было немыслимо. Я остро чувствовал изменения, которые происходили в моем образе жизни и мировоззрении. И поэтому я понимал, что моя реакция на откровения дона Хуан и дона Хенаро о дубле была несколько преувеличенной и неадекватной.
– Что со мной не так? – спросил я.
– Ты индульгируешь, – бросил он. – Ты считаешь, что индульгировать в сомнениях и размышлениях – это признак чувствительного человека. Ну так я тебе скажу
