Тяжкие преступления - Лоуренс Гоуф

Они спустились в подвал.

— Здесь не курят, мальчик, — сказал Деннис, — ты же знаешь.

Билли бросил сигарету на бетонный пол и раздавил ее каблуком.

— Пять приемников «Блаупункт», пара магнитофонов «Альпина» и проигрыватель для лазерных дисков этой же фирмы, плюс САС-дека с парой колонок фирмы «Пионер». А еще отличный усилитель фирмы «Сони».

— САС? — Деннис пробежал пальцами по своему лысому черепу, как будто проверял, на месте ли мозги. — Никогда не слышал.

— Съемная аудиосистема. Дека, которая вынимается. Хорошая вещь. Можно продать за пять-шесть сотен.

— Никогда не слышал.

Он подошел к книжной полке, просмотрел каталог, покачал головой.

Билли вынул приемники и разложил их на стойке. Съемная дека была сделана так, что хозяин мог вытащить ее за секунду и взять с собой или запереть в багажнике… Никаких проводков перерезать не надо, просто нажимаешь кнопочку и готово. Мечта для ленивых воров.

Деннис вернулся к стойке, листая каталоги аппаратуры фирм «Блаупункт» и «Альпина». Он проверял цены.

Билли сунул в рот сигарету, но, вспомнив о запрете, положил зажигалку обратно в карман.

— Ты все так же работаешь со своим рыжим приятелем? Кажется, его зовут Гарри?

— Гаррет.

— Неважно, — пожав плечами, сказал Деннис, облизал палец и перевернул страницу.

Билли постоянно придирается к своему приятелю, унижает его, считает тупицей, однако Гаррет устроил так, что именно Билли рискует, занимаясь продажей краденого. А Гаррет потом звонит Деннису и проверяет, сколько тот заплатил… Ведет учет, а Билли и невдомек. У Гаррета мозги на месте, а вот у Билли интеллект на уровне травы.

Тем временем Билли, прислонившись бедром, обтянутым голубыми джинсами, к стойке у двери, от нечего делать посматривал вокруг. Деннис в основном промышлял скупкой и продажей краденого, но приторговывал и пивом, и более крепкими напитками, беря в ночное время вдвое против обычной цены. Не так уж много, наценка как в ресторанах. Деннис предпочитал получать с покупателей наличными, но не гнушался и бартером. Поэтому один из углов подвала напоминал магазин верхней одежды — там стояли деревянные кронштейны с множеством рубах, пиджаков, курток. Билли попытался представить себе, как можно настолько хотеть выпить, чтобы отдать последнюю рубаху, если не хватает на бутылку, но так и не смог.

— По сорок долларов за магнитофоны «Альпина», — сказал Деннис. — Кроме вот этого. За этот я дам пятьдесят. За приемники «Блаупункт» — по шестьдесят. И двадцать за съемный магнитофон. Не нравятся мне эти кнопки. Стукнешь по ним чем-нибудь, они и повываливаются все. И что я тогда с ним буду делать?

— Ни фига, — ответил Билли.

— Посчитай, сколько это будет вместе, мальчик. Шестьсот пятьдесят долларов. Неплохая плата за то, что ты гуляешь и бьешь стекла в машинах. Ты, может быть, иногда этим и просто так занимаешься? За бесплатно, а?

— Я никогда ничего не делаю просто так, — сказал Билли.

Деннис ухмыльнулся и стал складывать аппаратуру обратно в коробку.

— Я сам, — сказал Билли. — Ты еще уронишь какой-нибудь приемник, что я буду тогда с ним делать?

Деннис почесал подбородок. Он был небрит, и в тишине подвала Билли отчетливо услышал сухой шорох щетины.

— Ну ладно, пусть будет семьсот, — сказал Деннис.

— Восемьсот, — возразил Билли.

Деннис порылся в заднем кармане штанов и вытащил пачку пятидесятидолларовых купюр. Отсчитав четырнадцать бумажек, он положил деньги на стойку.

— Семьсот. Бери или не бери — твое дело.

Билли подхватил съемный магнитофон, сунул его под куртку и положил деньги в карман джинсов.

Деннис с секунду смотрел на него пристально, потом кивнул и сказал:

— А ты стойкий парнишка. Мне такие нравятся. Далеко пойдешь, если тебя не сцапают.

— Кто же меня поймает, — расхохотался Билли, — если я сам себя догнать не могу?

Но когда он ехал домой в своем замызганном «пинто», с испорченным обогревателем, всю дорогу счищая наледь с лобового стекла, Билли терзала такая злоба, что ему хотелось что-нибудь расколотить вдребезги или разрыдаться.

Семьсот баксов за неделю ползанья по проулкам, автостоянкам и чужим гаражам. И половину он должен отдать Гаррету. Значит, остается всего триста пятьдесят. Паршивые триста пятьдесят долларов! Билли умножил это на четыре недели. Тысяча четыреста. А еще на двенадцать… Цифры путались в голове. Трудно думать, считать и вести машину… Что-то около шестнадцати или семнадцати кусков в год. Мелочь.

Он выбросил окурок в окно, зажег новую сигарету. Шестнадцать кусков в год! Это только на сигареты! А его уже дважды брали, Деннис об этом не знает. И отвозили в центр временного заключения в Уиллингдоне. Через два месяца ему стукнет восемнадцать. И тогда подростковая халява закончится. Деннис подбросил ему пишу для размышлений. Вдруг его возьмут и засунут на пару лет в этот хлев, в тюрьму? И наступят для него трудные времена.

И за что? Ради чего? Триста пятьдесят долларов в неделю! Едва хватает, чтобы сводить концы с концами. Не может же он всю жизнь жить со своей чертовой мамашей!

Билли уже давно подумывал, что ему пора сменить занятие. На что-нибудь более рискованное, но лучше оплачиваемое. Банки рэкетировать не стоит. Он слышал, что в среднем с банка берут по куску и семьдесят процентов отстегивают полиции, чтоб не трогали. Никакой выгоды. Надо найти способ заработать массу денег, особо не рискуя своей задницей.

На какую удачу надеется Деннис, если он в собственном деле ни черта не смыслит? Придурок, мать его. Билли опустил окно и вышвырнул съемный магнитофон на дорогу. Он прокатился несколько метров по асфальту, ударился об угол дома и разлетелся на куски. Пользы он не принес. Но Билли надо было показать Деннису, как обстоят дела. А может быть, себе?

Глава 9

Дом миссис Ли находился в районе Оукридж в двух кварталах от детской больницы. Здесь жили солидные представители среднего класса, их просторные дома содержались в идеальном порядке, а большие сады вокруг них были ухожены.

Паркер к югу от Оук-стрит у Тридцать третьей улицы повернула направо.

— Какой дом? Я забыла номер.

— Восемнадцать — двадцать семь.

Длинный особняк Ли, обшитый темным мореным деревом, стоял на северной стороне улицы почти в конце квартала. К дому вела розовая бетонная дорожка, снег с которой был заботливо счищен.

Паркер выключила двигатель.

— Как себя будем вести?

— Думаю, — ответил Уиллоус, — главное, не довести ее до инфаркта.

— Хорошая мысль, Джек.

— Я задам ей несколько вопросов. Посмотрим на реакцию, если получится не очень хорошо, я уйду в тень и вступишь ты.

— Понятно, а еще не воровать столовое серебро, да?

— И не хватать сразу все печенье с блюда. И не хлебать, когда пьешь чай.

Уиллоус нажал кнопку, в доме зазвенели колокольчики, и дверь тут же распахнулась, как будто эта девочка ждала их прихода.

Уиллоус и Паркер представились.

— Заходите, пожалуйста. — Девочка протянула руку для странно официального приветствия. — Я — Мелинда Ли.

Ей было тринадцать. Стройная хрупкая фигурка балерины гармонировала с маленьким личиком и огромными карими глазами. Она носила короткую стрижку, и казалось, черные волосы делают ее белую блузку еще белее. Ее ладонь была холодной и влажной. Мелинда Ли повернулась к Паркер, кивнув ей, и сказала:

— Моя мать ожидает вас в гостиной. Следуйте за мной, пожалуйста. — Она неуверенно улыбнулась. — Она не очень хорошо говорит по-английски, я могу остаться и переводить, если хотите.

— Да, пожалуйста, — ответила Паркер.

Гостиная размещалась справа от холла. Миссис Ли сидела перед камином в сделанном под старину дубовом кресле-качалке. На ней был толстый черный свитер, а ноги окутывала черная ажурная шаль. На каминной полке стояла фотография Кенни Ли. Все в доме казалось новым: ковры, мебель, даже краска на стенах была совсем свежей. Миссис Ли сидела с закрытыми глазами. Дочь что-то тихо сказала ей, она подняла голову и слегка поклонилась полицейским.

— Присаживайтесь, пожалуйста.

Паркер выбрала резной деревянный стул рядом с письменным столом у окна. Уиллоус сел в высокое кресло у камина напротив вдовы Ли. Он вынул блокнот.

— Простите, что вынуждены беспокоить в такие трудные для вас дни, миссис Ли. Надеюсь, это не займет много времени.

— Главное, чтобы убийца был найден. — Голос Мелинды — почти шепот — был как у провинциальной актрисы, произносящей трагическую реплику из плохого спектакля. Паркер пристально посмотрела на нее, и девочка залилась краской.

— Основная трудность заключается в том, — продолжал Уиллоус, не давая себя перебить, — что у нас нет мотива преступления. Были… У вашего мужа были крупные суммы в банке?