Журнал «Вокруг Света» №12 за 1980 год - Вокруг Света

Торговые ряды на улицах Старого города кажутся бесконечными: в лавках нижних этажей, где на коврах и белых простынях ожидают покупателей купцы, идет бойкая торговля, а наверху и за домами — мастерские портных, гончаров, ювелиров. С рассвета до темноты звякают молоточки о крошечные наковальни, тихо жужжат гончарные круги, стрекочут машинки, стучат ткацкие станки. Длинен и труден рабочий день ремесленника. Зато на прилавках можно найти все: от восточных, с загнутыми носками, туфель и огромного раскрашенного сундука до свадебного наряда...

В витрине матово отсвечивает храм, идеально выточенный до самой незаметной скульптурки на гопураме, до последнего завитка на колонне. А за ним, в глубине комнаты, согнулись перед крошечными верстачками молчаливые люди: режут кость десятками резцов, ножей, пилочек, шлифуют и полируют узоры всевозможными способами.

Рядом в лавке грудами лежат браслеты, в которых дробятся лучи солнца. Здесь могут изготовить любой браслет: худые руки мастера мнут глину над раскаленными угольями и ловко лепят глиняные полоски к стеклянным ободкам; затем их украшают бусинками разных цветов, выводя на глине затейливые узоры.

Хотя и знамениты ажурные изделия из бело-молочного хайдарабадского серебра, из которого здесь же, на глазах, могут сделать оправу для жемчужины любой формы и цвета, но привлекают взгляд в торговых рядах своей пестротой прежде всего ткани. У торговца, важно сидящего на подушках под раскрашенным изображением богини Лакшми, приносящей удачу, можно купить любую ткань: от муслина и ярчайшего бархата до бенаресской шелковой парчи, переливающейся серебром и золотом, и тончайшей кашмирской шали, которую невозмутимый приказчик пропускает с ловкостью фокусника через кольца

Многие изделия индийских ремесленников — подлинные произведения искусства. В самом богатом магазине, где некоторые вещи не имеют цены — просто не продаются, я видел на стене небольшой ковер ручной работы. Рисунок на ковре — типичный растительный орнамент, а в центре — большая ваза с огромным букетом. Узкогорлая ваза с цветами парит в воздухе, хочется сказать, будто живая. Словно ее только что вставили в ковер. Вытканная выпукло, она смотрится объемно, и каждый цветок — астры, ционы, хризантемы — сияет крупными драгоценными камнями: дымчатыми топазами, сиреневыми аметистами, зелеными изумрудами, бордовыми гранатами, россыпью разноцветных агатов, а в центре букета — солнечный топаз, светящийся необычно глубоким светом...

Пока мы идем к реке Муси, делящей Хайдарабад на Старый и Новый город, Аудеш Гур рассказывает, как приучают к нелегкому труду, разбивая художественный вкус, способности мальчиков в школах художественных ремесел.

— Государство обеспечивает учащихся стипендией, предоставляет все необходимые материалы для ремесла. Дольше всего в школах обучаются ювелиры, поменьше — резчики по дереву. Школа не только дает навыки той или иной профессии, но и имеет свой магазин, где торгует поделками учеников. Многие ребята хотят попасть в школу. Да вы можете сами на них посмотреть в мастерской «Мумтаз Бидри», куда мы направляемся...

В канцелярии мастерской знакомимся с инженером Сайедом Джалилем, который отводит меня в закопченную сараюшку, где начинается рождение известных по всему свету изделий бидри, чье название, вероятно, пошло от города Бидара — родины этого промысла.

В крошечной литейной рабочий подкладывает угли в небольшой очажок, где в углублении стоит тигель с плавящимся металлом. Посреди комнатушки худой парнишка, ученик, готовит две половинки формы из красной глины, посыпая их белым порошком изнутри. От порошка иссиня-черные волосы парнишки кажутся припудренными. Он насыпает в формы землю, трамбует ее босыми ногами и складывает половинки. Мастер подхватывает с углей тигель и льет тонкой струйкой красный металл в щель между формами. Пока отливка стынет, я расспрашиваю мастера.

— Как давно в Индии существует этот промысел?

— О! Несколько веков уже. Когда-то его завезли к нам странники из Аравии. Но у них узор высекался на меди или стали. В Бидаре тоже свои особенности изготовления бидри.

— А вы что за металл заливаете в форму?

— Обычно сплав цинка с медью...

По одному ему ведомым признакам парнишка видит, когда остывает отливка. Он отрывает половинку формы и вытряхивает заготовку на землю.

В другой длинной комнате мастер у станка берет грубую заготовку и, выбирая лежащие у ног напильники, скребки, рашпили, начинает ее чистить и полировать. Литейщик опытен, заготовка чистая, и труда тут надо немного. Одна за другой отполированные заготовки передаются в угол, где парень в майке раздувает горн у кучи угля. Он берет невзрачные, бесцветные заготовки, нагревает их и мажет какой-то коричневой жидкостью, после чего поверхность металла затуманивается и быстро темнеет.

Теперь за дело берется художник. Тонким стальным шилом он прочерчивает на боках отливки почти невидимый рисунок и вручает ее опытнейшим мастерам.

Наступает важнейший этап, решается судьба изделия: будет ли оно произведением искусства или ремесленнической поделкой.

Мастер тихонько постукивает молоточком по легонькой стамесочке, тонко прорезая рисунок, и загоняет в нанесенные художником линия серебряную проволоку. Она лежит у его ног блестящим клубком, и ученик выпрямляет ее, рубя на куски.

Под драночным потолком комнаты вяло перебирает лопастями вентилятор, не в силах разогнать духоту полудня. Полураздетые парни показывают красные от бетеля зубы, выводя заунывный мотив.

Лишь мастер, отрешенный от окружающей суеты, твердо прижимает металл к колену, точно нанося крошечные бороздки: сотни похожих черточек, одну за другой, на одинаковом расстоянии. Только бы не дрогнула рука, не изменило бы чувство рисунка.

Удар следует за ударом, тысячи ударов, и в прорезях остается серебряный след проволоки, обозначая рисунок.

Только сейчас я различаю в заготовках части изделия: изогнутые носик и ручка, сам длинношеий сосуд. На станке все эти детали подгоняются друг к другу, припаиваются. Изделие прогревается целиком, чтобы серебряная проволока стала с ним единым целым. Мастер бережно проводит по нему тряпкой, смоченной той же бурой жидкостью, и перед глазами, будто птица феникс, возникает тонкогорлый кувшин с носиком-клювом и ручкой-хвостом. Нежные серебряные цветы распустились по вороненым бокам сосуда.

Определения состава жидкости, заставляющей темнеть металл, я нигде не нашел. Называют ее «особым химическим раствором», «смесью селитры и земли», причем земля вроде бы добывается в бидарском форту.

Инженер Сайед Джалиль сжалился и сказал, что чернят металл сульфатом аммония, но тоже не совсем внятно говорил о какой-то смеси. Словом, секрет. Так, может быть, лучше, если эта тайна и не будет здесь раскрыта. Пусть она накладывает отпечаток загадочности на изделия бидри...

Вторая дверь из мастерской выводила прямо на высокий берег Муси. Под сверкающим солнцем женщины в ярких сари расстилали вымытые белые простыни на горячих камнях. Муси струилась безобидным ручейком в зеленых берегах, словно и не несется она бешеным потоком в период муссонов, затопляя на пути тысячи домов и унося с собой многие человеческие жизни. Об этом хранит память лишь самый древний мост через Муси — Пурана пул (Старый мост), ведущий уже вот три с лишним века к Голконде. Слышит он все три века, как раздается легкий звонкий стук молоточков мастеров над рекой. Доносятся они до обветшавшей хавели низама Кингкотхи — Дворца короля, что напротив мастерских, на другом берегу Муси. Только низам не слышит этого веселого перестука — его уже нет, а наследники все прячут жалкие остатки награбленного, лишенные новыми законами всех привилегий и сокровищ.

В одном из парков Индии я увидел большую купу деревьев, раскинувшуюся посреди поляны высоким шатром. «Это называется «Palm House», — объяснили мне. У подножия пальм — вечных кормилиц индийского народа — буйно рос тропический кустарник, сквозь шипы тянулись яркие цветы, а по стволам питонами ползли толстые лианы, словно стараясь пригнуть их к земле. Но наперекор всему сильные стройные пальмы ракетами рвались в голубую безоблачную высь, словно символ стремления Индия к новой жизни. Когда меня расспрашивают о многообразных явлениях этой удивительной страны, я вспоминаю прекрасный зеленый шатер — «Пальмовый дом».

В. Лебедев, наш спец. корр.

Тайга не космос

Известие на Байконур пришло в пять часов вечера. В информации поисковой группы сообщалось: «Корабль обнаружен по радиосигналам в северовосточном направлении, в 180 километрах от Перми. Эвакуация пока невозможна. Принимаем меры». Из другого источника Сергей Павлович Королев узнал, что космонавтов будто бы уже и видели, и руки им жали...