Похищение Данаи - Андрей Гуляшки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не знаю. Я не видел ни синьорины, ни твоего племянничка. Ровно в час ночи я заглянул в коридор, и скамейка была пуста. А дверь закрыта.
— Ничего не понимаю! — вздохнул Монтано. Он расстегнул верхнюю пуговицу форменного мундира и вздохнул всей грудью.
Пока сторож препирался с Лоренцо, Чигола рассматривал его, как гриф рассматривает падаль, и его правая бровь дважды дёрнулась.
— Ничего, Монтано, не переживай! — сказал Чигола. — Все выяснится, все встанет на своё место! Когда ты впустил племянника? В котором часу?
— В одиннадцать, господин полковник! Как раз перед этим я завёл будильник…
— Как звать твоего племянника?
— Его звать Марио Чиветта, господин полковник.
— Год рождения, адрес, место работы?
— Марио 23 года, нигде не работает, месяц назад жил на виа Амалия, 53. Он чуть не каждый месяц меняет квартиры, господин полковник, потому я и говорю “жил”. Одному богу известно, там ли он ещё… Мой племянник — пропащий человек, господин полковник.
Монтано повесил голову. Его пышные седые усы уныло обвисли, как у монгольского хана.
— Ну, не падай духом! — сказал Чигола. — Ты ведь солдат!
— Кроме него, у меня нет других близких! — вздохнул Монтано, не отрывая глаз от ковра. — Все мои родные умерли.
— Все мы умрём, — заметил Чигола. — Где работает Марио Чиветта? Я тебя спросил, Монтано, но ты как будто забыл ответить…
— Что вам ответить, господин полковник, когда Марио нигде не работает… Шляется с компанией мерзавцев, курит марихуану, попрошайничает у туристов, пьянствует… Два раза его арестовывали за мелкие кражи…. С плохими людьми он свёл дружбу, господин полковник! С пропащими людьми!
— Зачем он приходил вчера? Что тебе сказал? Просил денег?
— Он всегда просит денег. Он за этим и ходит ко мне. А вчера — нет! Клянусь, святая Анна мне свидетельница — вчера он в первый раз ничего не просил! Только сказал, что плохо себя чувствует и если можно, полежит в коридоре на скамейке. Ну, я и говорю — приляг. Не мог же я ему отказать!
— Конечно! А потом? — спросил Чигола.
— В двенадцать часов моё дежурство кончилось, я подошёл к нему. Смотрю — он спит. Я же вам сказал, господин полковник, мне стало жалко его будить. Я отдал ключ Лоренцо и говорю: когда племянник проснётся — выпусти!
— Никакого Марио я не видел! — нахмурился Лоренцо.
— Ну-ка, Монтано, вспомни хорошенько! — попросил Чигола. — Может быть, ты на какое-то время оставил ключ в замке?
— Как можно, господин полковник! — Монтано возмутился, лицо его побагровело. — Я скорее собственную голову забуду, чем ключ! Я двадцать лет служу в Боргезе! Пусть господин директор Тоцци скажет, если я когда-нибудь расстался с ключом!
Все повернулись к окну.
— Это исключено! — заявил Роберто Тоцци и откашлялся, чтобы скрыть волнение. — Исключено! — повторил он. — Марко Монтано не способен на это!
— В таком случае, — подытожил Чигола, — остаётся только одна возможность: у Марио Чиветты был свой ключ!
— Откуда, господин полковник? Кто ему изготовит дубликат? Замок на этой двери с секретом, чтобы сделать дубликат, слесарь должен обязательно иметь модель. Откуда он её возьмёт!
— Но пока это единственная возможность! — мрачно повторил Чигола.
Помолчав, он распорядился ввести Луизу Ченчи.
Когда Луиза вошла в кабинет, Роберто Тоцци встал и предложил ей своё кресло. Изумлённый её красотой адъютант разинул рот и забыл закрыть дверь, а Чигола, который хотел напомнить директору, что сейчас здесь распоряжается он, главный инспектор полиции, промолчал. Он рассматривал девушку взглядом знатока. Она понравилась ему, но он тут же вспомнил, что это — племянница Чезаре Савели, человека с тёмным прошлым и сомнительными связями в настоящем. Одно слово этого типа — и его прилизанный подручный непременно всадит пулю ему в затылок. Чигола машинально потрогал темя и ощутил горький привкус во рту.
— Луиза Ченчи, — начал Чигола, — нам нужно, чтобы вы ответили на два вопроса. Во-первых, в котором часу вы вчера ушли из музея. И во-вторых, кто отпер вам дверь, сторож Федериго или привратник Лоренцо.
— Я вышла из музея после полуночи, около четверти первого. Мне никто не открывал, потому что служебный вход был отперт.
Чиголе показалось, что в его ушах торжественно гремят колокола. Он победоносно оглядел присутствующих и потёр руки. “Ага! Я же сказал, что племянничек старика Монтано имел ключ! Взял картину, которую его соучастник заранее вынул из рамы, отпер служебный вход — и поминай, как звали!”
Чигола чувствовал, что все нити преступления в его руках, он ликовал в душе и с трудом удержался, чтобы не хлопнуть себя ладонью по лбу. Конечно же, Марио! И его шайка! Это их рук дело!
— Расскажите подробнее, как вы покинули музей! — предложил Чигола свидетельнице. Он хотел продлить удовольствие. — Не заметили ли вы чего-нибудь необычного, где в это время был сторож Федериго, не видели ли вы привратника Лоренцо.
Разве мог Чигола предполагать, что в следующую минуту великолепное здание его гипотезы рассыплется в пыль?
— Нет, я не видела ни Федериго, ни Лоренцо, — сказала девушка. — А что касается необычного… на скамейке, что стоит против служебного входа, спал племянник Монтано, Марио, — она с сочувствием посмотрела на старика. — Он лежал на спине, открыв рот, и так ужасно храпел, что я испугалась и быстро пробежала мимо него к двери. Она была чуть приоткрыта; незадолго до этого кто-то вышел из музея и не закрыл её. Ключа в замке не было. Я тоже вышла, но хорошо захлопнула дверь за собой.
В кабинете наступило тягостное молчание. По стёклам тихо и уныло стучали капли дождя, который пошёл сильнее.
Кто выскользнул из музея незадолго до Луизы? Почему дверь была приоткрыта? Какую роль сыграл здесь Марио и в самом ли деле он спал или притворялся, для чего “ужасно храпел”? И через какое время после Луизы ушёл и он, ушёл незаметно, пользуясь тем, что дверь была отперта?
Чигола внезапно оживился.
— Луиза Ченчи, — обратился он к девушке, — почему вы, покинув кабинет своего дяди, направились прямо к служебному входу, а не обратились к привратнику Лоренцо? Ведь вам известно, что ключ от двери всегда находится у дежурного привратника?
Луиза Ченчи задумалась, потом пожала плечами:
— Не знаю, — смущённо протянула она. — Просто не могу себе объяснить…
— Ничего, — отозвался Чигола, — у вас будет время подумать, порыться в своих впечатлениях. Я — человек терпеливый. — Он помолчал, закурил, выпустил несколько колец дыма и внезапно, будто бросаясь на жертву, спросил. — Кто-нибудь посетил вас в музее? Вы с кем-нибудь разговаривали? Кому-нибудь открывали?
Луиза молчала. Может быть, вопросы Чиголы казались ей обидными и она не хотела отвечать? Чигола покачал головой.
— Ответите завтра, — решил он. — Сегодня вы явно не в настроении для беседы. Ну что же, господин профессор, — с великодушной улыбкой обратился инспектор к Роберто Тоцци, — пожалуй, на сегодня хватит?
И поскольку Роберто Тоцци нерешительно кивнул, добавил:
— Завтра продолжим!
Когда Луиза ушла и на улице резко хлопнула дверца полицейского “джипа”, Аввакум набил трубку, разжёг её и по привычке прошёлся несколько раз по комнате. Внезапно в его душе всплыло какое-то особое чувство, нечто вроде догадки; испуганный своим открытием, он схватил пальто и бросился на улицу, будто спасаясь от погони.
В ближайшем газетном киоске он купил чрезвычайные выпуски центральных газет. Все они на первой странице огромными буквами сообщали о краже в Боргезе. Но если близкие к правительству газеты деликатно умалчивали о партийной принадлежности Ливио Перетти, то рупор правых экстремистов всеми силами её подчёркивал; мало того, он предсказывал, что следствие неминуемо закончится “неприятными сюрпризами для красных” и что его нити “могут обвиться вокруг некой весьма крупной фигуры красной элиты”.
Пора было обедать, но Аввакуму и в голову не пришло отправиться на пьяцца Навона, где находился ресторан “Лавароне”. Он выпил большую чашку кофе в первой попавшейся кондитерской и тут же вернулся домой. Затем встал под душ, как делал каждый раз, приступая к решению трудной задачи, и несколько раз поочерёдно менял нестерпимо горячую и ледяную воду. Облачившись в халат (после трубки это была вторая вещь, с которой он не расставался), Аввакум подсел к столу и на полях газеты “Иль секоло д’Италия”, рупора крайне правых, набросал логическое уравнение, которое, по его мнению, отражало видимые и невидимые невооружённому глазу стороны кражи в Боргезе:
Итальянское “социальное движение” — Боргезе — “Даная” (Ливио Перетти / Луиза Ченчи) — X — выборы — ИКП.
Аввакум исходил из предпосылки, что кража в Боргезе — политическое преступление, организованное правыми экстремистами и (вероятно) совершенное коммунистом Ливио Перетти по указке провокаторов. Далее. Считать, что экстремисты организовали эту скандальную кражу затем, чтобы дискредитировать партию в канун выборов — неверно. Не такие они простаки, чтобы надеяться очернить в глазах народа многомиллионные массы ИКП преступлением некоего молодого человека Ливио Перетти. Народ по опыту знает, что паршивая овца найдётся в рядах любой партии и любого движения, даже самого чистого.