Пассажир из Франкфурта - Агата Кристи

— Синьора Гаспаро, граф Рейтнер, мистер и миссис Арбетнот.

Всего на обеде присутствовало человек двадцать шесть.

За столом место Стэффорда Ная оказалось между унылой миссис Стэггенхем и синьорой Гаспаро. Рената Зерковски сидела прямо напротив.

Обед в посольстве. Один из многих обедов, на которых ему часто приходится бывать, и круг приглашенных практически тот же: члены дипломатического корпуса, помощники министров, парочка промышленников, какой-нибудь общественный деятель. Это интересные собеседники, нормальные, приятные люди, хотя, подумал Стэффорд Най, среди них есть и одно-два исключения. Даже во время разговора с очаровательной синьорой Гаспаро, болтушкой, немного кокеткой, его мысли блуждали, так же как и взгляд, правда, последнее было не очень заметно. Видя, как он оглядывает присутствующих, никто не сказал бы, что ум его занят составлением умозаключений. Его сюда пригласили. Почему?

По какой-то определенной причине или без всяких причин? Потому, что его имя автоматически попало в список, который перед каждым приемом составляют секретари, проверяя, чья теперь очередь быть приглашенным? А может быть, его позвали просто для комплекта? Его всегда приглашали в таких случаях.

«О да, — обычно говорил организатор дипломатического обеда, — Стэффорд Най прекрасно подойдет. Посадите его рядом с мадам такой-то или леди такой-то».

Возможно, его пригласили, чтобы заполнить одно пустующее место, ни для чего больше. И все же он не был в этом уверен, зная по опыту, что бывают и другие причины. Поэтому его взгляд, исполненный светской любезности, непринужденно скользил по лицам присутствующих.

Возможно, среди гостей есть какая-то важная персона — ее не просто пригласили заполнить вакантное место, она сама диктует, чье присутствие ей желательно.

Какая-то важная персона. Интересно, думал он, кто бы это мог быть?

Кортман конечно же это знал, возможно, знала и Милли. Некоторые из жен послов оказываются дипломатами получше своих мужей, чему способствуют их личное обаяние, легкость в общении, готовность оказать ту или иную услугу и отсутствие любопытства.

Другие же, подумал он с сожалением, сущее несчастье для своих мужей. Возможно, женитьба на девушке из богатой и знатной семьи способствовала успеху дипломатической карьеры мужа, но, будучи женой посла, такая дама совершенно непредсказуема, она способна сказать или сделать что-то совершенно неуместное и пагубное для мужа. Чтобы этого не произошло, приходилось приглашать одного-двух, а то и трех гостей, которые умели, так сказать, профессионально сглаживать ситуацию.

Интересно, сегодняшний обед — просто светская вечеринка или нечто более серьезное? Быстрый и все подмечающий взгляд сэра Стэффорда выхватил из сидящих за столом людей одного или двоих, на которых он прежде не обратил внимания. Американский бизнесмен: приятный человек, в обществе не блистает. Профессор одного из университетов на Среднем Западе. Супружеская пара: муж — немец, жена — явная, почти агрессивная американка и очень красивая. Сексуально весьма привлекательна, подумал сэр Стэффорд. Может быть, важная персона — кто-то из них? В памяти всплыли буквы: ФБР, ЦРУ. Этот бизнесмен может быть из ЦРУ и присутствует здесь неспроста. Теперь это стало обычным делом, не то что раньше. Как это там — «старший брат следит за тобой»? Ну что ж, теперь дело зашло еще дальше. Трансатлантический кузен следит за тобой. Финансовый совет Европы следит за тобой. Дипломатического баламута позвали сюда, чтобы ты за ним следил. О да, за очевидным теперь кроется многое. Но просто ли это другая формула, другая мода? Может ли это означать нечто большее, действительно важное и реальное?

Как теперь говорят о событиях в Европе? Общий рынок.

Что ж, задумано неплохо, это связано с торговлей, экономикой, взаимоотношениями между странами.

«Так, но это — сцена, на которой происходит действие. А что за кулисами? Кто-то ждет нужной реплики и в случае чего готов подсказать? Что происходит на мировой арене и за ее пределами?» — думал он.

Что-то он знал, о чем-то догадывался, а что-то оставалось для него совершенной тайной, и никто не хотел, чтобы он что-нибудь об этом узнал.

Его взгляд на мгновение задержался на женщине визави: голова ее была высоко поднята, на губах — едва уловимая вежливая улыбка. Взгляды их встретились, но ее глаза и улыбка ничего ему не сказали. Что она здесь делает? Она в своей стихии, это ее мир. Да, она здесь у себя дома. Он подумал, что можно было бы без особого труда выяснить, какую роль она играет в дипломатическом мире, но узнает ли он при этом, где ее настоящее место?

У той незнакомки в брюках, которая неожиданно обратилась к нему во Франкфурте, было живое, умное лицо. Которая же из них настоящая: та, во Франкфурте, или же сегодняшняя случайная знакомая? Возможно, один из двух ее образов — роль, которую она вынуждена играть. Тогда который из двух образов — истинный? Может, она способна предстать и в других ипостасях? Очень интересно. Впрочем, их сегодняшняя встреча может оказаться чистейшей случайностью.

Милли-Джин встала из-за стола, и вслед за нею стали подниматься другие дамы. И вдруг с улицы донесся шум: крики, вопли, звон разбитого стекла, снова крики, какие-то щелчки, похожие на выстрелы. Синьора Гаспаро схватила Стэффорда Ная за руку.

— Опять! — взволнованно воскликнула она. — Опять эти ужасные студенты! И у нас в стране творится то же самое! Почему они нападают на посольства? Творят бесчинства, оказывают сопротивление полиции, маршируют по улицам, выкрикивают всякие глупости, ложатся на мостовые. Они есть у нас — в Риме, в Милане. Они, как паразиты, распространились по всей Европе. Почему эти юнцы всегда недовольны? Чего они хотят?

Потягивая бренди, Стэффорд Най слушал речь мистера Чарльза Стэггенхема, который важно вещал, в манере епископа и весьма пространно. Шум на улице стих: похоже, полиция увела нескольких отъявленных буянов. Когда-то такие происшествия считались чрезвычайными и даже вызывали у властей тревогу, но теперь стали вполне обыденными.

— Усилить полицию, вот что нам нужно. Усилить полицию. Иначе с этим нельзя справиться. Говорят, везде творится то же самое. Я на днях беседовал с герром Лурвицем. У них точно такие же проблемы, и у французов тоже. В скандинавских странах немного поспокойнее. Чего они все добиваются, просто хулиганят? Говорю вам, если бы сделали, как предлагаю я…

Стэффорд Най думал о другом, делая при этом вид, что внимательно слушает Чарльза Стэггенхема, объяснявшего, что, по его мнению, нужно предпринять.

— Они кричат про Вьетнам и все такое. Что они могут знать о Вьетнаме! Ведь никто из них там никогда не бывал, не так ли?

— Скорее всего, именно так, — подтвердил сэр Стэффорд Най.

— Мне сегодня сказали, что большие беспорядки имели место в университетах в Калифорнии. Если бы у нас была разумная политика…

Мужчины устремились в гостиную, к дамам. Стэффорд Най с присущей ему ленивой грацией и непринужденностью как бы невзначай оказался рядом с рыжей болтушкой, с которой был довольно хорошо знаком. Он не сомневался, что не услышит от нее ничего умного и тем более остроумного, но она обладала чрезвычайно широкими сведениями о людях своего круга и, естественно, обо всех присутствующих. Стэффорд Най не задавал ей прямых вопросов, но так повел разговор, что дама как бы по собственной инициативе сама кое-что рассказала ему о графине Ренате Зерковски.

— Она все еще очень хороша, правда? Теперь она не так уж часто здесь бывает, все больше в Нью-Йорке или на том чудном острове, вы знаете, о чем я… это не Менорка, нет, какой-то другой остров в Средиземном море. Ее сестра вышла за того знаменитого мыльного короля, во всяком случае, я думаю, что он мыльный король… нет, не грек, по-моему, он швед. Она просто купается в деньгах. И конечно же много времени проводит в замке где-то в Доломитах или рядом с Мюнхеном. Она очень музыкальна, всегда была такой. Она говорила, что вы с ней встречались однажды, не так ли?

— Да, кажется, год или два назад.

— О да, по-видимому, тогда, когда она в прошлый раз приезжала в Англию. Говорят, она была замешана в чехословацких событиях. Или, может быть, в польских?

О боже, это так сложно, не правда ли? Я хочу сказать, все эти названия. Сплошные «ч» и «к». Очень странно звучат и очень сложно пишутся. Ее считают литературно одаренной. Знаете, она составляет разные петиции, чтобы потом собирать под ними подписи, — например, о предоставлении писателям политического убежища в нашей стране. Но вряд ли кто обращает на это внимание. Сейчас все озабочены прежде всего тем, чтобы как-то ухитриться заплатить собственные налоги. Конечно, дорожные чеки немного упрощают дело, но тоже не очень-то: ведь прежде чем вывезти деньги за границу, их нужно сначала где-то достать. Не знаю, как в наши дни людям удается добывать деньги, но их повсюду полно. О да, их повсюду полно. — Она многозначительно взглянула на свою левую руку, на которой красовались два кольца с крупными камнями — бриллиантом и изумрудом — убедительное свидетельство того, что по крайней мере на эту даму были потрачены значительные суммы.