Пассажир из Франкфурта - Агата Кристи

— Ради бога, почему вы так решили?

— Знаешь, жизнь при всей своей сложности не так уж непредсказуема. Существует набор признаков, по которым можно определить состояние души человека в тот или иной момент. Это как книга по вязанию: в ней примерно шестьдесят пять различных узоров. И все кажутся сложными. Но стоит повнимательнее присмотреться к любому из них, и тебе все станет ясно. Твой сегодняшний узор, я бы сказала, — это романтическое приключение. — Она вздохнула. — Боюсь, однако, что ты ничего мне об этом не расскажешь.

— Мне нечего рассказывать, возразил сэр Стэффорд.

— Ты всегда был отъявленным лжецом. Ну что ж, не беда. Привези ее ко мне как-нибудь. Это единственное, чего я хочу, прежде чем врачам удастся меня уморить очередным антибиотиком, который они только что изобрели. Ты не поверишь, сколько разноцветных пилюль я теперь глотаю!

— Я не понимаю, почему вы говорите «она» и «ее».

— Разве? Я узнаю ее с первого взгляда. В твоей жизни есть какая-то женщина. Чего я не могу понять — так это где ты ее нашел. В Малайзии, за столом заседаний?

Дочка посла или министра? Хорошенькая секретарша из посольства? Нет, это все не подходит. На пароходе по дороге домой? Нет, пароходы нынче не в чести. Наверное, в самолете.

— Так уже горячее, — не удержался сэр Стэффорд Най.

— Ага! Стюардесса?

Он покачал головой.

— Ну ладно, храни свою тайну. Но имей в виду, я все выясню. Когда дело касается тебя, я всегда все чувствую.

У меня вообще нюх на такие вещи. Конечно, я теперь отошла от жизни, но время от времени встречаюсь со старыми друзьями, и, ты знаешь, от них легко получить намек-другой. Люди обеспокоены, причем повсюду.

— Вы имеете в виду обычное недовольство?

— Нет, вовсе нет. Я имею в виду беспокойство высокопоставленных лиц, беспокойство нашего ужасного правительства, беспокойство старого, милого, сонного министерства иностранных дел. Происходит что-то такое, чего не должно быть. Тревога и напряженность.

— Студенческие волнения?

— Нет, студенческие волнения — дело обычное, думаю, они происходят во всех странах. Некая славная девушка приходит по утрам читать мне газеты. Мне сейчас это трудно, а у нее очень приятный голос. Она читает вслух письма, разные газетные заметки, и вообще она молодец: читает то, что я хочу знать, а не то, что, по ее мнению, мне нужно знать. Да, насколько я понимаю, все обеспокоены, и об этом, имей в виду, мне сказал мой довольно давний знакомый.

— Кто-то из старых военных?

— Он генерал-майор, уже порядочно лет в отставке, но по-прежнему в курсе всех дел. Молодежь всегда в авангарде всех событий, но этот факт сам по себе не вызывает беспокойства. Они — кем бы они ни были — используют молодежь. Во всех странах без исключения.

Они ее подстрекают. Молодежь скандирует лозунги, которые звучат доходчиво, хотя сами молодые люди не всегда понимают их смысл. Революцию устроить очень легко: для молодежи это естественное дело, она всегда бунтует. Она бунтует, разрушает и хочет, чтобы мир стал другим, но в то же время она слепа. На глазах у молодежи повязка, они не видят, куда идут, не понимают, что должно произойти, что перед ними и кто у них за спиной подталкивает их вперед. Вот что меня пугает.

Знаешь, словно кто-то манит ослика морковкой, а кто-то другой при этом подгоняет его сзади палкой.

— У вас какие-то странные фантазии.

— Милый мой мальчик, это не просто фантазии. Так говорили про Гитлера и гитлерюгенд. На самом деле там велась долгая, тщательная подготовка, все действия были просчитаны до мельчайших деталей: во всех странах были созданы пятые колонны, которые должны были подготовить и обеспечить встречу суперменов немецкой нации. Об этом мечтали и в это горячо верили.

Возможно, кто-то и сейчас верит во что-то подобное: в какую-нибудь доктрину, которую с радостью примут, если она будет преподнесена достаточно умело.

— О ком вы говорите? Вы имеете в виду китайцев или русских? Кого именно?

— Я не знаю. Не имею ни малейшего представления.

Но что-то где-то происходит, и именно таким образом.

Опять шаблон, понимаешь? Модель! Русские? Они увязли в коммунизме. Думаю, их идеи устарели. Китайцы?

Мне кажется, они сбились с пути: может быть, переборщили с председателем Мао. Я не знаю, кто за всем этим стоит. Как я уже говорила, есть только вопросы — почему, где, когда и кто.

— Очень интересно.

— История повторяется, и на свет божий извлекается все та же самая идея: молодой герой, золотой сверхчеловек, за которым все должны идти. — Помолчав, она добавила:

— Понимаешь, идея все та же.

Юный Зигфрид.

Глава 7

Совет тетушки Матильды

Тетушка Матильда посмотрела на внучатого племянника. Стэффорду Наю был знаком этот ее взгляд, острый и проницательный. Но сегодня он показался ему еще более острым и проницательным, чем обычно.

— Значит, ты уже слышал эти слова, — сказала она. — Понятно.

— И что они означают?

— А ты не знаешь? — Она удивленно подняла брови.

— Ей-богу, чтоб я сгорел, — ответил сэр Стэффорд, как, бывало, в детстве.

— Да, мы всегда так говорили, — заметила леди Матильда. — Так ты и впрямь ничего не знаешь?

— Ничегошеньки.

— Но слова эти ты уже слышал?

— Да, мне их сказал один человек.

— Важная персона?

— Возможно. Наверное, да. Что вы подразумеваете под «важной персоной»?

— Ну, ты ведь в последнее время участвовал в разных правительственных миссиях? Ты представлял эту бедную, несчастную страну так хорошо, как только мог, но я не удивлюсь, если у тебя это получилось не намного лучше, чем это могли бы сделать другие, просто сидя за круглым столом и болтая языком. Вряд ли из этого что-нибудь вышло бы.

— Возможно, вы правы, — ответил Стэффорд Най. — В таких делах особого оптимизма не испытываешь.

— Но делаешь все, что только можешь, — подхватила леди Матильда.

— Весьма христианский принцип. В наше время если делаешь все из рук вон плохо, то со стороны кажется, что добиваешься больших успехов. Что это все значит, тетушка Матильда?

— Я-то, к сожалению, не знаю, — ответила та.

— Но вы же всегда в курсе всех событий!

— Это не совсем так. Просто мне часто рассказывают разные новости.

— Как это?

— Видишь ли, у меня еще сохранилось несколько старых друзей. Друзей, которые в курсе многих дел.

Конечно, по большей части они либо совершенно глухие, либо полуслепые, либо немного не в себе, либо едва ходят. Но кое-что у них еще работает, вот здесь. — Она постучала себя по аккуратно причесанной седой голове. — Вокруг сейчас царят тревога и отчаяние, больше, чем когда-либо. Вот тебе один из фактов, которые я узнала.

— Но ведь так было всегда.

— Да, да, конечно, но сейчас все немного хуже. Теперь эта ситуация — как бы мне поточнее выразиться — осложняется, становится более напряженной. Я уже давно замечаю со стороны, а ты, несомненно, чувствуешь это изнутри, что вокруг непорядок, и довольно серьезный непорядок. Но теперь возникло ощущение, что этот непорядок, возможно, как-то организован, он таит в себе опасность. Что-то происходит, что-то назревает, причем не только в одной стране, а во многих странах.

Они окружили себя своими людьми, и опасность такого положения вещей состоит в том, что это молодые люди, которые поедут куда угодно, будут делать что угодно и, к сожалению, поверят во что угодно, а коль скоро они получат право ломать и крушить что попало, им будет казаться, что цель действительно благая и мир изменится к лучшему. Они ничего не созидают, вот в чем беда, они только разрушают. Творческая молодежь пишет стихи, романы, сочиняет музыку и рисует картины точно так же, как и во все времена, с ней все в порядке. Но как только у человека появляется вкус к разрушению во имя самого разрушения, вступает в действие черная сила.

— Когда вы говорите «они», кого вы имеете в виду?

— Если бы я знала! Да, хотелось бы мне это знать.

Если я раскопаю что-нибудь полезное, непременно тебе сообщу. Тогда ты сможешь принять меры.

— К сожалению, мне-то некому сообщить об этом.

— Да, ты уж не рассказывай об этом кому попало, людям нынче доверять нельзя. И не говори об этом ни с кем из этих идиотов в правительстве или с теми, кто так или иначе связан с правительством или надеется туда попасть после того, как нынешние уйдут. Политикам недостает времени взглянуть на окружающий мир.

Они воспринимают страну, в которой живут, исключительно как широкую избирательную платформу, этого им вполне достаточно для того, чтобы какое-то время спокойно жить. Они делают то, что, по их искреннему убеждению, улучшит положение, и очень удивляются, когда этого не происходит; а все дело в том, что людям нужно совсем не это. И невольно приходишь к выводу, что политикам кажется, будто у них есть некое Богом данное позволение лгать в борьбе за правое дело. Не так уж много времени прошло с тех пор, как мистер Болдуин произнес свою знаменитую фразу: «Если бы я говорил правду, я бы проиграл выборы». Премьер-министры до сих пор так считают. Слава богу, бывает, что нами руководят и великие люди, но это большая редкость.